Дорога к горным перевалам. Поднявшись на вершину башни, можно наметить будущий путь

…За рюкзаком Васю почти не видно, только ноги внизу бодро «стригут» альпийскую траву. Мой спутник на вид далеко не богатырь, и с ноготок не будет всей его неказистой фигуры. Но ходить в горах умеет – облазил (часто в одиночку, такой характер!) почти весь Кавказский хребет. Одна его экипировка чего стоит! За всю дорогу я так и не смог постигнуть предназначение всех накладных и потайных карманов в жилете, штанах, куртке. На привалах, а часто и во время ходьбы Вася извлекал из них конфеты, сухари, яблоки, консервные банки, нитки, пуговицы, бинты, таблетки, спички, блокноты.

В одном из жилетных карманов у него специальное отделение для портативного магнитофона. Песни Высоцкого для подъема, флейтовые мелодии для спуска. «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее…» – мы ползем по склону вверх к перевалу, и звуки из-под Васиного рюкзака скатываются ко мне целехонькими, ощутимыми по весу. Через них приходится все время перешагивать. Тяжело.- Вася, – не выдерживаю я на одном из привалов, – может, без музыки будем брать Архот?Вася молчит. Потом выключает магнитофон.Ущелье круто уходит вниз, дна его уже не видно. Сквозь туман слева просвечивается снежник. Плотный, покрытый черной рябью снег лежит здесь с прошлого года, наверное, не сойдет уже до зимы. Справа на зеленом склоне, который подпирает гребень, можно разглядеть серые овечьи пуховички. Склон настолько крутой, что, кажется, овцы привязаны к скалам за веревки. Перевал закрыт туманом. А может, он правее? Но там тоже туманная пелена. «Гза Архоти?» «Гза» по-грузински – «дорога». Пастух, которого мы спросили о тропе к Архотскому перевалу, лишь пожал плечами….В восьмидесятых годах прошлого столетия мы с моим другом тбилисцем Васей Приваловым решили пересечь Кавказский хребет над трассой будущей Кавказской перевальной железной дороги. Пути мы не знали, в тех местах бывать не приходилось, поэтому вопрос «Гза Архоти?» звучал довольно часто. Причем задавать его разным людям пришлось не только на подступах к перевалу. Один из участков Транскавкасиони (так назвали эту магистраль) должен был пройти через Архотский двадцатикилометровый тоннель, который пролегал под Архотским перевалом. Мы вышли из Мцхеты (начального пункта дороги) и дня четыре подбирались к перевалу. С погодой нам не повезло. Все время петляли, плутали, упирались в неприступные скальные стены, спускались в мрачные ущелья. И вот, взяв приступом очередной хребет, Вася вдруг, прислонив ладонь козырьком ко лбу, воскликнул: «Башня!» Я ничего не понял, переспросил: «Что башня?» Мой спутник самодовольно усмехнулся: «А то, что это уже Ингушетия. Только там такие башни строят. Думаю, что к вечеру доберемся к южному порталу тоннеля». Через несколько часов мы спустились в долину и действительно оказались в лагере тоннельщиков…Прошло четверть века. Многое случилось за это время. Нет, Кавказский хребет остался на месте. Но он теперь разделял разные страны, которые так и не связала Транскавказская магистраль. Однажды я решил отправиться в те края, горное величие которых навсегда осталось в памяти. Отчетливо помнились и детали тех горных полотен. Конечно, заоблачные пики, сверкающие льды, цветущие альпийские склоны. Но еще и башни. Уникальные архитектурные творения горных народов. «Джип» летел над рекой Армхи. Дорога была сначала прямой, а потом стала набрасывать петли на горные выступы, которые все теснее сжимали речку. Но водитель не сбросил скорость, лишь сбил на затылок зеленую брезентовую шляпу и стал резче выкручивать руль. Водителя звали Гулливер. Роста он был обычного и, наверное, большими скоростями на самых неподходящих для быстрой езды ландшафтах пытался компенсировать несоответствие между именем, которым нарекли его родители, и тем, что вложила в него природа. Впереди справа и слева от реки все чаще стали попадаться башни. Они высились на бурых склонах, и тучки, которые время от времени залетали в ущелье, рассеивались, натыкаясь на острые пирамидки крыш.- Тут дорога простая, – заметил Гулливер. – Ориентируйся по башням, их здесь, как грибов, не собьешься.Древние башни отмечали наш путь по Ингушетии. Сначала вдоль стремительной мутной Армхи, потом через перевал Салги по Таргимской котловине рядом с чистой и прыткой Ассой. Одна башня стояла у самой дороги над рекой. Гулливер затормозил возле нее.- Идемте, глянем на эту «гулливерину».Возле башни в окружении сарайчиков, навесов белел приземистый домик. Рядом в загоне, опоясанном тонкими жердями, толклись овцы.- Али! – крикнул водитель. – Эй, Али!На пороге появилась женщина в небрежно, наспех накрученном на голове платке.- Нет его. В город уехал. Что надо, спросите, я покажу.- Ладно, мы сами.Вход в башню находился в метре над землей. Друг за другом (Гулливер впереди) мы поднялись по трапу. Внутри пол квадратной комнаты был устлан соломой, в углу стояли плотно набитые чем-то мягким, наверное шерстью, мешки, по стенам были развешаны ремни, веревки, корзины, старая одежда. По лестнице через отверстие в потолке мы проникли на второй этаж, потом таким же образом очутились на третьем, на четвертый нас уже не хватило, хотя туда тоже вела лестница. Верхние комнаты пустовали. В них было сухо и прохладно. В узкие окна струился свет – были видны другие башни вверх по ущелью и дальние хребты над ними.- Тут у Али, если прижмет, всегда можно остановиться, – сказал Гулливер. – Имя у него такое – Али, а фамилия Алиев. Отца, значит, звали тоже Али. И дед у него Алиев. Башню эту, как он рассказывал, строил его пра-пра… в общем, Алиев в пятом колене…О горных башенных домах, где всегда радушно встречали путников, тут знали много. И Гулливер, и жена Алиева, и старик-ингуш, которого мы подвезли, рассказывали об этих древних сооружениях со знанием дела, увлекаясь подробностями. Рассказы из их уст звучали так, будто каждый лично был знаком с мастером. Еще в I тысячелетии до нашей эры античные путешественники обратили внимание на башенные жилища различных горных племен. Гекатий Милетский сообщал о кавказском племени моссиников, которые строили деревянные башни («моссины» – по-древнегречески означает «бревенчатые башни»). В долине реки Ассы жили вейнахи – предки чечено-ингушей. В районе Архота через перевалы они общались с грузинскими племенами. Тут, в Таргимской котловине, сходились разные дороги. Кроме остатков средневековых жилых и боевых башен здесь чуть ли не на каждом квадратном метре встречаются склепы, захоронения, культовые сооружения разных времен и народов.Феномен башенной культуры Северного Кавказа, как считают исследователи, ярче всего проявился в горах Ингушетии, получившей наименование «страна башен». Строительство ингушской башни обставлялось торжественно, оно сопровождалось различными ритуалами. Первые ряды камней обагрялись кровью жертвенного животного. В обязанности заказчика входило хорошо кормить мастера, а тот должен был в полной мере показать свои строительные способности. Во время работы каменщики не пользовались наружными строительными лесами, все делалось изнутри со специальных настилов, которые могли упираться в ниши, гнезда для будущих перекрытий и угловые плиты, что ребрами выступают по углам построек. Наиболее тщательно воздвигались боевые башни. Тут, когда дело доходило до создания пирамидальной кровли, мастер работал снаружи, поддерживаемый веревками. Закончив кладку, он требовал «спускную» плату и затем у входа в башню оставлял отпечаток своей ладони на сыром еще растворе или обводил ее контуры зубилом по камню. Существуют различные народные ингушские песни о строительстве башен, которые воспевают их красоту, умение и талант мастеров. Одна из них так и называется – «О том, как построили башню».Строительство башни нужно было обязательно закончить за один год. Если оно затягивалось, род, заказавший башню, считали слабым. Если построенная башня через какое-то время рушилась, винили тоже в первую очередь семью: значит, по слабости и бедности строителям не заплатили сполна (в Ингушетии, не знавшей сословных различий, благосостояние рода играло важнейшую роль). Однако со строителями, допустившими грубые ошибки, предпочитали больше не работать.В средневековой Ингушетии одним из самых почетных и развитых считалось строительное дело. Если добыть камень, доставить его на место строительства и даже сделать первичную грубую обработку мог практически каждый горец, то придать камню нужный вид, размер, а тем более с ювелирной точностью обтесать грани и углы мог, наверное, только мастер-камнетес. Этому нужно было учиться, для этого нужны были соответствующие инструменты, знания и сноровка, которые приобретаются только с опытом работы.Еще более сложным и требующим особой профессиональной подготовки было ремесло строителя. Предполагая, что возведение не очень сложных жилых и хозяйственных построек могло производиться и без участия профессионального мастера силами самих жителей, а возведение жилых и боевых башен, храмов и святилищ требовало привлечения мастеров, так называемых искусников камня. Для мастера же такое доверие являлось большой честью, признанием обществом его профессиональных заслуг.Есть много сходного в башенных строениях различных кавказских народов. На первом этаже дома-крепости хранились съестные припасы, выше располагалась кунацкая, где принимали гостей, на третьем этаже – жилая комната с очагом посредине. Цепь над очагом считалась священной. Если путник, которого приютили, дотрагивался до нее, в стенах дома никто не смел поднять на него руку. От нашего разговорчивого водителя (уже нашего, дорога быстро сближает) мы узнали, что Алиева недавно назначили смотрителем его родовой башни. И одной из неизменных в веках почетных обязанностей смотрителя была забота о неукоснительном соблюдении правил и ритуалов гостеприимства. Дорожного люду в этих местах всегда хватало. И башни были не только ориентирами на их пути, но и своеобразными гостиницами, гостеприимными домами. К дорожному человеку здесь, в горах, всегда было особое отношение. Даже если шел он с чужой, враждебной стороны. «Хлеб-соль понимают даже камни», – говорят на Кавказе. Достойная встреча путника – святой долг для хозяина. В отличие от званого «тяжелого» гостя, путешественник считался гостем «легким», приносящим счастье в дом. Грузинская легенда так объясняет происхождение красного пятна на шее у снегиря. Однажды к снегирю пришел гость. У птицы не было чем его угостить, и он надрезал горло, чтобы кровью напоить гостя. Или такое горное предание, о котором рассказал Гулливер. У человека, которого вели на казнь, спросили, выпадало ли ему в жизни более тяжелое горе. «Да, – не задумываясь, ответил он. – Когда ко мне пришел путник, а в доме не оказалось ни корки хлеба, ни глотка вина». Смотрителями родовой башни в будущем станут дети и внуки ингуша Али Алиева. Смотрителями рода, его обычаев и преданий. Охранителями красоты, величия и покоя всей страны башен. И другой страны кавказцам не надо. Кстати, именно башни (как боевые, так и жилые) в свое время преградили путь строителям железной дороги. Чуть ли не сразу после начала ее прокладки начались активные протесты кавказских «смотрителей» по обе стороны хребта, которые усмотрели в трассе некий меч, который рассек бы и разрушил не только башни, но и весь традиционный уклад горцев, уникальную природу Кавказа. В его долинах не заблудишься – башни укажут дорогу. Но в то же время, поднявшись на вершину башни, можно наметить и обозреть будущий путь. Путь к горным перевалам и путь к храму…