Должен ли учитель формировать позицию ученика?

На этот трудный вопрос на одном из «Родительских собраний» радиостанции «Эхо Москвы» искали ответ столичные учителя.

Мария ФИЛИППЕНКО, учитель года Москвы, учитель латинского языка гимназии №1567:

– Мы уже много раз обсуждали на родительском собрании, должен ли учитель не только учить, но и воспитывать детей, потому что, конечно, по правилам педагогики на уроке мы не имеем права говорить с ними о чем-то, кроме нашего предмета – математики, химии, физики. Кроме латыни и античности, я с учениками больше ни о чем не говорю, нам и античности хватает, чтобы поговорить о жизни. Я стараюсь общаться с ними, задавая вопросы и подталкивая к выводам. Например, не говорю, хорошо или плохо было, когда Рим пытался варваров насильно сделать более цивилизованными, строил им канализацию, храмы, учил насильно латыни, я спрашиваю своих учеников, у них разные мнения, они начинают спорить. Как мне кажется, самое главное – заставить их говорить и думать. Как приятно, что мы на примерах античности говорим о патриотизме, между прочим, и до нас Пушкина так учили на примере «Илиады», как надо свою Родину любить. В поездках, на экскурсиях, в какой-то внеклассной деятельности, где мы уже выходим за рамки класса, математики, учебников, мы уже своим примером, своими какими-то методами показываем, как нужно жить в приличном обществе приличным людям. Кстати, в поездки ездят и в музеи ходят как раз так называемые хорошие учителя, которые действительно заботятся о детях, которые хотят в них что-то вложить, вот здесь и начинается формирование культуры учеников. В современной школе дети обычно не молчат, как раньше. Я все узнаю о своих коллегах, о том, у кого какие слабости, у кого какие предпочтения на празднике Последнего звонка. Когда дети делают капустник, то выясняется, что этот учитель – фанат «Спартака», а этот учитель очень любит рассказывать про армию вместо математики. Опасность в воспитании учеников исходит от серости, от болота.

Если не мы будем формировать позицию наших учеников, то кто? Говорят, делай что должно, и будь что будет, что у каждого учителя должен быть некий духовный стержень, что мы сами должны себя контролировать и не использовать детей как безмолвную аудиторию, как доску, как трибуну исключительно для своих высказываний, чтобы потешить свое «Я». Да, мы не знаем, как слово наше отзовется, но это значит, что каждое наше слово учительское должно быть продуманным, выверенным. Прежде чем открыть рот, мы должны очень хорошо подумать, что мы скажем.

Елена ВОЛЖИНА, учитель литературы гимназии №1543:

– Как политическое слово заменило духовное слово после секуляризации общества, так и учитель занял то самое место, с которого он хочет сойти, а его не пускают, он его или компрометирует, или оправдывает. Хотите вы или не хотите, сельские учителя или городские, обыкновенные, скромные или харизматичные, честные профессионалы или халтурщики, мы все равно оказываем влияние, формируем ребенка.

Мы хотим прежде всего быть профессионалами. Преподавая свой предмет, ты волей-неволей выходишь за рамки ситуации, любое обобщение, любая актуализация воздействует на ребенка, даже те, кто не желает этого делать, но блестяще работает, формируют чувство профессионализма и уважения. Это очень часто бывает интуитивно. Те, кто этого хочет сознательно, часто поверхностно представляя себе подобные действия, выстраивая какую-то патриотическую работу, перемежая банальности с какими-то патриотическими всхлипами, формируют или болванку для запуска в государственное производство, или ученика с таким ироническим взглядом, с таким стойким отвращением, что он к концу одиннадцатого класса уже внутренний эмигрант из этого «совка». Например, у пятого класса Пушкин, «Сказка о Золотом Петушке»: Дадон дал по лбу звездочету, и столица содрогнулась. Вы что думаете, я пройду мимо этой фразы, или вы думаете, я поставила себе в плане урока сознательную пятиминутку формирования жизненных представлений, гражданской позиции, неких этических ограничений? Нет, я цепляюсь за фразу и минут за семь пытаюсь этим детям объяснить, что такое для Пушкина «столица содрогнулась». Казнь декабристов накануне коронации Николая и необъявленная амнистия, да вся наша история – это постоянное «содрогание столицы». Но если мне в разнарядке спустят «формировать позицию жизненную», я буду всячески сопротивляться. У восьмых классов – «Илиада», Гомер, прощание Гектора с Андромахой. Он знает, что Троя будет сожжена, жена уйдет в плен, но не остается с ней, с ребенком, а идет на поле боя. Вопрос восьмиклассникам – нужна ли героика обреченным? Это настолько русский вопрос: зная, что никогда и ничего, должны ли мы? Я не перевожу это в язык дискуссионный, в язык политической узнаваемой ситуации. Но, размышляя об этом, каждый человек формируется, говоря себе: «Конечно, да!» или говоря себе: «Конечно, нет!» У моих учеников есть свобода выбора, а у меня есть ситуация, которая заставит их готовиться к свободе выбора. У нашего образования есть национальные особенности. Я преподавала в Америке два года в обыкновенной американской школе, мне там многое объясняли, делясь впечатлениями о том, что такое их педагогика. Как только любая семья чувствует, что некий учитель оказывает на ребенка серьезное воздействие, влияние, то это предмет судебного разбирательства. Поэтому в три часа дня нет в школе ни одного учителя, ни одного ученика. Хочешь репетировать, для этого есть специальный урок и специальный учитель. Хотите общаться – для этого есть клубы людей со специальными справками, допусками, лицензиями. А мы другие, у нас учитель традиционно больше, чем учитель.

Евгений БУНИМОВИЧ, учитель математики, председатель Комиссии по науке и образованию Московской городской Думы:

– Сейчас учитель чаще всего не только учитель, но и классный руководитель, поэтому общение происходит не только на уроке. Когда я пришел в школу из Московского университета, то был уверен, что я хороший, что все мои друзья хорошие, что все мои ученики должны быть такие же хорошие, как круг моих друзей и как я. Только через некоторое время я понял, что это не так, что у них есть свои семьи, свои взгляды, свои ощущения этого мира и очень сильно отрывать их от корней, из которых они пришли, не надо, ни в коем случае не нужно делать их такими, как я, нужно их делать такими, какие они есть, вытаскивать из них то лучшее, что есть внутри. Учитель должен понимать, что такой отрыв сам по себе очень опасен, что опасен разрыв между семьей, взглядами, представлениями этого человека и тем, что я его увожу куда-то, а потом он все равно остается сам с собой. Ты, конечно, в ответе за тех, кого воспитал, но все равно он сам пойдет в эту жизнь. Когда мне рассказывают, что вот есть уроки, а потом надо еще ввести какие-то специальные часы патриотизма или часы воспитания, это, конечно, очень смешно и очень непрофессионально.

Вот здесь возникает вопрос: а где же общий знаменатель? Я не могу сказать, что он не существует. Давний мой выпускник и известный юрист когда-то, еще в восьмом классе, вел со мной серьезный спор, постоянно спрашивая: «Почему так?» Мы вынуждены были дойти до того, что все же становится общим знаменателем, то есть до десяти заповедей, до «Не убий» и «Не укради», но он тогда сказал мне: «Это ваша система аксиом, но есть и другие».

Когда школьник, когда ребенок приходит в школу, то «Имя России» для него – это его учителя, это его первая встреча с государством, если говорить всерьез. Мои замечательные француженки во французской 18-й спецшколе выглядели иначе, чем другие. Они никогда не были, между прочим, во Франции, потому что это была советская власть, их никто туда не пускал, но у них был образ. Когда мне вручали французский орден, я говорил о них, которые никогда не были во Франции, но не просто научили меня языку, а привили любовь к этой культуре. Я могу сказать о Владимире Федоровиче Овчинникове, директоре второй школы, который сделал эту школу, и это для меня «Имя России». Ему сейчас 80 лет, и слава богу, что ему дали наконец награду «За честь и достоинство». Это абсолютно правильно, ведь он и есть «Имя России». И мой учитель в университете, Сергей Васильевич Фомин, – тоже «Имя России». Да все они и есть «Имя России», а вовсе не те, кого нам сегодня так упорно предлагают.