На чтение: ≈ 13 мин.Неважно, какими хитроумными терминами называют политики и военные то, что сегодня происходит в Чечне. Важно и страшно другое: по-прежнему гибнут люди.
Уже несколько месяцев назад нам объявили, что военные действия в Чечне закончились, что теперь, мол, начинается антитеррористическая операция. Операция действительно идет, но никто уже не сообщает нам, сколько же солдат погибло после “окончания войны”. Вчера убили восемь, позавчера погибли пятеро. А сегодня – десять. Убивают их теперь те же дудаевские бандиты, которых мы теперь называем террористами. Но если по-прежнему гибнут ежедневно десятки наших солдат, если на крохотной части России гибнут десятки мирных жителей, то как ни называй – это война. Она продолжается. А теперь еще объявили об отмене вывода войск. Значит, все остается по-прежнему.
К великому сожалению, мы привыкли и к войне в Чечне, и к этой антитеррористической операции. Привыкли к сообщениям о гибели солдат и мирных российских граждан, русских, волею судеб продолжающих жить в Чечне. И нас уже вовсе не трогает, что чеченцы убивают чеченцев, а это страшный синдром для общества – безразличие к страданию.
Ведь сегодня, наверное, мало кто из нас вспомнит, что в дни Первомая, когда мы радовались по-летнему жаркому солнцу, когда всей семьей уезжали на берег речки или отправлялись с выпускниками в поход на природу, там, в Чечне, в горном селении Валерик бандиты убили завуча 1-й школы заслуженного учителя России Ахмада Товбулатова. Мотивы убийства неизвестны. Скорее всего его убили за то, что он был противником ваххабизма, пользовался большим авторитетом в своем селе… Тогда мы на мгновение огорчились, услышав еще об одной гибели человека, безоружного учителя и… отправились своей дорогой. Завтра нам сообщат новые имена погибших. Война начиналась десять лет назад, идет и сегодня. Когда кончится?..
Недавно я вернулся из командировки в Волгоградскую область. Объехал много городских и сельских школ. Я не случайно поехал на юг Волги: здесь живут и работают в школах десятки учителей – беженцев из Чечни. Органы образования области сделали очень много, чтобы облегчить участь людей, прошедших через горнило ужасной войны, обеспечили их жильем и работой.
Но многие из беседовавших со мной с горечью рассказывали, сколько унижений пришлось им испытать, когда они обращались в милицию, паспортные столы, чтобы получить прописку. Иной чиновник брал паспорт и, увидев, что он выдан в Чечне, требовал доказательств, что перед ним стоит… гражданин России. Словно Чечня не часть России… Да чему удивляться, если по телевидению можно услышать подобные политические и географические казусы: “Из России в Чечню отправлены школьные учебники”, “Из Чечни в Россию отправился первый мирный поезд”. Или что-то подобное. Словно Чеченская республика не конституционная часть Российской Федерации. Так почему бы и тупому чиновнику не спросить: “Докажи, что ты россиянин”. Ведь в паспорте, который мы еще носим, ни слова про Россию: по паспорту мы граждане СССР, страны, которой уже давно нет. Так что для чиновника человек из Чечни формально – никто. Нет человека – нет проблемы.
Но проблема есть. Каждый из учителей, вырвавшихся из опаленной Чечни, не только пережил личную человеческую трагедию, но еще и трагедию профессиональную.
Одна из учительниц рассказала мне жуткую историю. Вот кусочек диктофонной записи:
“Днем было спокойно в нашем селе, даже за водой можно было сходить. Потому что рядом на окраине стояла рота наших солдат. А вот ночью хозяйничала дудаевская банда… Часа в три ночи слышу в соседнем доме вопли и несколько выстрелов из автомата… Через пять минут ворвались в мой дом чеченцы, орут, как звери, все бьют на пути, крушат. Я керосиновую лампу затушила, притаилась, а они на меня фонариком светят: “Деньги есть? Золото давай!” “Нету, – говорю, – откуда?” “Врешь, я в школе видел, у тебя кольца были на руке, снимай”. Сняла я свое единственное тоненькое обручальное колечко, отдала ему в темноте. Он долго разглядывал его, потом положил в карман и говорит: “Помнишь меня? Я Ахмед, ты мне “пары” по русскому языку ставила, проклятый язык, кто на нем говорит, язык вырвать надо. Я из-за тебя два года в девятом классе сидел! Сука ты русская”. Он убрал фонарик и выстрелил в темноту. Я едва успела за диван спрятаться. Он хотел меня убить… Утром я, в чем была, убежала к нашим солдатам, умоляла их помочь. Они отвезли меня в часть, а командир отправил дальше, в лагерь для беженцев в Ингушетию. А оттуда я уже, как говорится, на перекладных с помощью добрых людей добралась до Волгограда…”
Разное бывало на этой войне. Другая учительница, русская, поведала мне историю своего спасения. Когда она рассказывала о своей жуткой жизни в Грозном, продолжала говорить “у нас”, потому что этот город, город ее юности и молодости, останется для нее своим навсегда. Даже в развалинах, почти стертый с лица земли. И “своим домом” останется пятиэтажка, где с балкона были видны горы и где под окнами она схоронила четырех своих соседей. Безымянная могила под обломками дома.
Ее с дочерью спас чеченец-шофер. Он откуда-то узнал, что в этом доме, буквально в эпицентре многодневных обстрелов, остались жить несколько русских женщин. Рискуя собой, он прорвался на своем грузовике-фургоне к дому и вывез пятерых, всех, кто остался в этом простреленном насквозь пулями и снарядами доме, из Грозного. Потом десять дней спасал их от бомб, пока не привез в безопасный тогда Урус-Мартан.
Учительница не знает ни его имени, ни фамилии. Когда спросила, прощаясь, он сказал: “О чем спрашиваешь, женщина! Чеченец я! Живи хорошо, дочку береги…” И уехал…
Из школы в школу, из села в село, из городка в городок проехали мы по волгоградской земле. Цвели в садах розовой кипенью персиковые сады, по бескрайней Волге с лодчонок рыбаки-любители забрасывали нехитрые снасти для ловли воблы и других волжских рыб, которых я, москвич, и названия-то не знаю. Уха из них – одно объедение.
И как-то диссонансом с этой могучей русской природой и героической историей этой земли было все, что я слышал от учителей, недавно вернувшихся с войны.
Я приехал сюда, чтобы из уст очевидцев узнать и продолжить рассказ об учителях, погибших в Чечне. Рассказать, чтобы помнили.
Вот эти имена.
Гелгоев Ислан Кюриевич. Он преподавал историю в 19-й грозненской школе. А еще он был одним из самых любимых народных певцов Чечни. Его голос, часто звучавший по радио, знали все в республике. На своих уроках истории он много рассказывал детям о России, о многонациональном разноголосье нашей страны… Однажды прямо на уроке ему сказали, что какие-то мужчины срочно хотят его видеть. Ничего не подозревая, Ислан вышел во двор, поздоровался с группой мужчин. В ответ раздалась автоматная очередь. Было это в конце учебного года семь лет назад.
Сатина Евгения Павловна. Она была директором Алханкалинской средней школы. Когда к селу подошли наши войска, она вместе с главой администрации отправилась к русскому командиру и молила о пощаде: не надо село бомбить, мы, мол, сами с бандитами справимся, своими силами. Командир дал слово не бомбить и сдержал его. За это “предательство” в январе 2000 года ворвавшаяся в село банда Бараева расстреляла и учительницу, и главу администрации в их собственных домах. После этого все учителя Алханкалинской школы ушли из села.
Гладченко Галина Тимофеевна. Она была учителем начальных классов в 10-й грозненской школе. Ее любили и коллеги, и родители. Потому что у нее был какой-то особенный подход к маленьким детям. Она словно знала секреты детской души… Когда закончилась первая чеченская война, она решила проведать своего сына, который был военным и служил в Ставрополе. Но по дороге, в Чечне, их автобус остановили бандиты. Всех вывели из автобусов и, не щадя ни стариков, ни женщин, зверски расстреляли.
Торский Анатолий. К сожалению, учителя, рассказавшие о нем, не могли вспомнить его отчества, потому что был он совсем молодым человеком. Он преподавал физкультуру, был тренером спортивной школы. Анатолий был кумиром мальчишек, еще бы, чемпион России в беге на 100 метров… Погиб Анатолий нелепо. Попал в перестрелку между нашими солдатами и чеченскими бандитами. Поди знай, чья пуля лишила этого молодого человека жизни.
Пряничкина Алла Петровна. Она была учителем математики в 19-й грозненской школе. Однажды, как всегда, спешила утром на работу и решила сократить путь – пошла по дороге между двумя разрушенными домами. И наступила на мину-растяжку. Погибла на месте. А дома осталась парализованная мать. Что с ней стало?..
Вот и закончена четвертая скорбная страница Книги памяти, которую наша газета ведет уже несколько месяцев и которая посвящена погибшим в Чечне учителям.
Все, кто следит за этими публикациями, обратили, наверное, внимания на то, что я не называю имен учителей, с которыми беседовал. Это их просьба, которую мы неукоснительно будем выполнять и дальше. Война есть война, и страх есть страх. Это состояние нормальных людей.
Книга памяти – это нелегкий поисковый труд учителей, прошедших через войну в Чечне и оставшихся живыми. Сегодня они живут во всех концах страны. Среди них есть и читатели нашей газеты. Поэтому мы очень надеемся, что они откликнутся, дополнят скорбный список своих друзей, своих коллег, не вернувшихся с войны.
Игорь АФАНАСЬЕВ
Книга памяти
Гелгоев Ислан Кюриевич
Сатина Евгения Павловна
Гладченко Галина Тимофеевна
Торский Анатолий
Пряничкина Алла Петровна
Тавбулатов Ахмад
P.S.
Редакция благодарит Комитет по образованию Волгоградской области и лично Виктора Николаевича Беспалова, Екатерину Ивановну Сташкевич, Наталью Александровну Епихину за помощь в сборе материалов для этой публикации.
Выбор читателей
Комментарии