На чтение: ≈ 18 мин.В конце декабря я сидел с микрокалькулятором и по разработанной в педагогических верхах формуле высчитывал “обученность” моих учеников в каждом из четырех одиннадцатых классов, которые я веду в этом году. Говорят ли эти цифры хоть что-нибудь о самом главном – о том, как слово писателя отозвалось в душах моих учеников? Нет, конечно. (Об этом у нас уже шел разговор в предыдущей статье “По гамбургскому счету” в 3-м номере “УГ” за этот год.) Так же как ничего не говорят ни уму, ни сердцу ежегодно публикуемые таблицы и схемы, в которых на основании тестов определяется “уровень усвоения основных знаний и умений по литературе”. И когда из них я узнаю, что этот уровень за год повысился в городе на полтора процента, а уровень этот самый в нашем округе на 2,5% выше, чем в соседнем округе, но на 1,8% ниже, чем у другого соседа, то я не знаю, плакать мне или смеяться.
А между тем сама по себе задача – узнать, как же на самом деле реально отражается сделанное нами на уроках литературы в умах и сердцах учеников – это действительно одна из важнейших задач методики преподавания литературы, и так хочется и здесь “дойти до самой сути… до основанья, до корней, до сердцевины” (Пастернак).
Первого сентября, если все будет в порядке, я в пятидесятый раз войду в школу как учитель. Понятно желание подвести итоги и, в частности, рассказать, как шел я к разработке методической диагностики на протяжении почти что полувека. Расскажу лишь о начала этой работы и дне нынешнем.
Впервые по-настоящему глубоко мне пришлось задуматься над этой проблемой во время работы в Московском городском институте усовершенствования учителей, где 10 лет с 1963 по 1973 год я проработал сначала методистом, а потом пять лет заведующим кабинетом русского языка и литературы (естественно, все эти годы одновременно работая в школе учителем). Я тогда посетил около ста школ и около тысячи уроков русского языка и литературы. И больше всего занимался тем, что тогда называли обратной связью: как отзывается сделанное учителем в душах его учеников.
В первый же год моей работы в феврале 1964 года проводилась большая проверка знаний учащихся Москвы по литературе. Я предложил среди других тем в 9-11-х классах (в тот год были и одиннадцатые классы) дать тему “Какое произведение современной советской или зарубежной литературы мне больше всего понравилось и почему”. Я тогда не знал, что идут последние месяцы оттепели, и до того уже прихваченные заморозками. Но ощущение значимости исторического времени было, и поэтому так важно было посмотреть, как отразилось оно в отношении к литературе.
Два месяца читал тысячу сто тридцать девять сочинений на эту тему (это вам не тесты обсчитывать!). Но ведь важно было не только подсчитать, о каких книгах идет речь, но прежде всего понять, чем именно определен выбор учащихся, каковы принципы их отношения к современной литературе. Написанная мною справка в том же году была как статья напечатана в “Литературе в школе”, а через несколько лет в журнал пришли два экземпляра большой книги из США “Читательские интересы детей и подростков”. Советский Союз был представлен в ней моей статьей.
А в школе вводилась новая программа по литературе. Как только завершился переход на новые программы в 7-10-х классах, наш кабинет выпустил методическое письмо “О первых итогах преподавания литературы в школах Москвы по новым программам”, написанное на основе анализа 1603 сочинений и посещения уроков. Изданное тиражом в 10 тыс. экземпляров, оно было доведено до каждого учителя литературы.
В этом методическом письме, достаточно объемной для такого жанра брошюре в 3 с половиной листа, не было схем, диаграмм и таблиц. Это был разговор по существу: что именно понимают и не понимают ученики в произведениях, с какими трудностями они и их учителя столкнулись при переходе на новую программу. Особенно подробно говорилось о романе Достоевского “Преступление и наказание”, который был включен в программу, если не ошибаюсь, впервые (сам я, увы, в конце сороковых годов Достоевского в школе не читал).
Но чем больше мы работали, тем сильнее вставали перед нами общепринципиальные вопросы: а что значит знать литературу? Какова структура этих знаний? Возможно ли в этих знаниях все измерить в точных показателях? Ведь сила литературы в сопереживании, а оно не может быть выражено абсолютно адекватно ни в форме устного ответа, ни в виде сочинения. Так как же проверять знания и умения по литературе?
Этим проблемам и было посвящено написанное мною методическое письмо “Преподавание литературы и проверка знаний учащихся”, которое также было издано десятитысячным тиражом и доведено до каждого учителя. В этом письме объемом в 4 с половиной печатных листа был обобщен и первый опыт проведения в Москве олимпиад по литературе как учебному предмету, который потом на протяжении более тридцати лет широко использовался в стране.
Когда я начал работать в школе и стал читать методические руководства, статьи из опыта учителей, то у меня часто опускались руки: у авторов все и всегда получалось – у меня чаще всего нет (потом о таком же чувстве мне не раз рассказывали учителя). Почему-то и до сих пор в книгах и статьях о преподавании литературы в школе чаще всего рассказывается лишь о достижениях и успехах. Но не бывает достижений без неудач и поражений. И рассказ о них не менее поучителен, чем победный рапорт.
Увы, основным методом многих и многих методических сочинений и сегодня является метод социалистического реализма с его стремлением говорить не о действительно сущем, а выдавать должное, желаемое, идеальное как бы за реальное.
Над созданием реалистической методики преподавания литературы я особенно много работаю в последнее десятилетие, когда все так круто меняется в жизни и в школе. Дело не только в том, что в жизнь входит поколение, для которого то, что для нас было в их возрасте понятно как дважды два четыре, стало абсолютно неведомо. Дело и в том, что слово, образ, которые попадают в магнитное поле иного времени и других ценностных координат, звучат и воспринимаются по-иному. “Ну что, Гриневу делать, что ли, нечего! Ну поцеловал бы руку Пугачеву…” И сколько таких примеров может привести каждый учитель литературы.
В 1996 году я предложил журналу “Русский язык в школе” необычный и для меня самого, и для журнала проект. В сентябре этого же года я приступил к работе в трех новых для меня десятых классах. И я предложил рассказывать о работе в них не после окончания учебного года, а по ходу, после каждой темы говоря о том, что получается, что и почему не выходит: дать реальную, честную картину уроков литературы в течение целого учебного года. Мог ли я тогда подумать, что итогом работы станут 14 статей, которые более двух лет из номера в номер будет печатать журнал. Никогда в жизни не имел я такой полной, всесторонней и объективной информации о результатах своей собственной работы. Это позволило многое изменить, от многого отказаться, искать иные решения и подходы.
Очень многое добавляла к этому работа в медальной комиссии нашего округа (а это до двухсот сочинений в год). Она позволяла увидеть тенденции, характерные для многих и многих школ, некие общие закономерности.
Необыкновенно интересные и поучительные материалы давал исторический подход к сочинениям. Тридцать пять лет назад в нескольких школах по моей просьбе было проведено сочинение в десятом классе на тему “В жизни всегда есть место подвигам. Ты согласен с этим утверждением?” Я прочел тогда 372 сочинения и рассказал о них на страницах “Юности”. Потом я повторил эту работу в 1993, 1995, 1997, 1998 и 2000 годах, то есть на крутом повороте всей нашей жизни. Сопоставление этих сочинений давало возможность “весомо, грубо, зримо” увидеть, как меняются нравственные представления, ощутить динамику движения системы ценностей.
Я сравнивал сочинения на тему “Что меня волнует в современной жизни”, написанные в 1981 году и 1993-м, сочинения об отношении к труду, написанные в 1984-1987 годах и в 1994 году (“Новый мир”, 1995, N 3). И было такое ощущение, что ты живешь в другом мире. А преподавать литературу, вообще работать в школе, не зная тех, кто сидит перед тобой в классе, невозможно.
“Вы, – обращаюсь я в январе 1994 года к трем своим одиннадцатым классам, – последнее поколение, которое родилось в СССР. Вы последнее поколение, начавшее жить при социализме (вынесем за скобки вопрос, был ли это на самом деле социализм). Вы – последнее поколение, которое входило в жизнь и начинало жить при советской власти. У Маяковского есть такие строки: “Внуки спросят: “Что такое капиталист?” – Как дети теперь: “Что это г-о-р-о-д-о-в-о-й?” И вот настанет час, когда придут к вам ваши дети, а потом и внуки и спросят, что такое социализм. И что вы им тогда расскажете на основании лично увиденного и от ваших родителей услышанного? Тема домашнего сочинения: “Что я расскажу своим детям и внукам о социализме?” Через полтора года я вновь обращаюсь к той же теме в своих уже новых одиннадцатых классах. И за полтора года – ощутимые сдвиги и изменения. Рассказ об этих сочинениях (“Знамя”, 1996, N 1) вызывал отклики в стране и за рубежом.
Из этих и других аналогичных работ сложилась книга “Сочинения о жизни и жизнь в сочинениях”. Четыре отрывка из нее были напечатаны в “Педагогическом факультете” издательства “Знание”. А книга, книга лежит без движения. Это очень интересно, сказали мне в одном солидном издательстве, но напечатать ее мы не можем. Учителю сегодня нужны лишь книги с практическими советами. Напишите для нас что-нибудь прагматическое, и мы издадим книгу за четыре месяца. Но что может быть более практическое, если хотите, прагматическое, для учителя литературы, директора школы, вообще учителя любого предмета, особенно классного руководителя, чем рассказ о том, что творится в умах, сердцах и душах современного школьника и чем отличается он от своих исторических предшественников? Однако рукопись лежит без движения.
В том, что это не случайно, я убедился, работая над еще одним проектом. Кончилось время издательских монополий. Учебники, учебные пособия, методические рекомендации, книги для учеников и абитуриентов издают сегодня десятки издательств, что, конечно, само по себе хорошо. Но весь этот поток не обозревается и не анализируется, если не говорить об отдельных частных рецензиях, а не постижении общих тенденций. В 1997 году я предложил журналу “Литература в школе” серию статей о вышедших в последние годы книгах о преподавании литературы, о литературе в школе, адресованных учителю, ученику, родителям, каждая из которых будет посвящена той или иной проблеме. А поскольку в условиях рынка печатают то, что покупают, то, что расходится, то за десятками книг можно увидеть тысячи уроков.
Эти статьи напечатаны уже в 7 номерах и включили в поле своего зрения более 70 книг. Назову сейчас лишь одну тенденцию, центральную проблему, позволив себе повторить один из примеров. Тютчев думал о том, “как наше слово отзовется”, о том, “как нам сочувствие дается”. похоже, сегодня нас куда больше волнует то, что ответит наш ученик об этом слове, что напишет в сочинении, особенно экзаменационном. Когда-то была издана очень хорошая книга Натальи Долининой “Прочитаем Онегина вместе”. А тут зашел я в книжный магазин и вижу книгу о литературе в серии “Сдадим на 5”. И другую книгу, тоже о литературе, в серии “Сдадим экзамен на отлично”. В этом перемещении центра тяжести с прочитаем вместе на сдадим – суть драмы современного преподавания литературы.
Я мог бы привести десятки и сотни примеров. Дело не в количестве примеров, хотя и в них, речь идет о тенденции: все больше и больше в школе постижение литературы, проникновение в произведение, размышление над прочитанным, сопереживание и соразмышление подменяется усвоением информации о литературе, информации о непродуманном и все более – о непрочитанном. А уменьшение времени на преподавание литературы, втискивание всего ХIХ века в один учебный год (чего никогда не было!) сделает эту тенденцию абсолютной. Скажу откровенно: не понимаю, как можно сочетать правительственные постановления об усилении патриотического воспитания и вытеснение из школы русской литературы?
А пока, подходя с разных сторон к этой проблеме, я стремлюсь, несмотря ни на что, “дойти до самой сути… до основанья, до корней, до сердцевины”: я хочу знать правду о преподавании литературы в школе, и прежде всего правду о своей собственной работе, которая не может быть выражена никакими цифрами “обученности”, “качества знаний”, процентом поступивших в вуз, который, кстати, во многом зависит не от учителя, а от репетитора соответствующего вуза.
…Недавно был на пятидесятилетии школы, где работал с 1973 по 1989 год. От бывших своих учеников узнал о своей собственной работе куда больше, чем из материалов аттестации. Но при этом я хорошо понимал: то, что я делаю на уроках сегодня, так в душах, сердцах и умах моих учеников уже не отзывается. А как? И я не могу работать дальше, не зная ответа на этот главный для учителя вопрос. Но для того чтобы найти ответ на него, нужно прежде всего честно смотреть правде в глаза, даже если эта правда – горькая для тебя правда. И все время, постоянно эту правду изучать, постигать, исследовать.
Лев АЙЗЕРМАН
Выбор читателей
Комментарии