Моя дочка, ей семь лет, недавно, вернувшись из музыкальной школы, рассказала, как прямо перед окнами класса, где у них проходят занятия, “один человек до крови убил другого”. Глядя на это, она сказала своей подружке: “Аня, мы с тобой не в кино случайно оказались?”. У современного ребенка это реакция почти автоматическая: если происходит смерть, то это, скорее всего, понарошку – на экране телевизора, на мониторе √ в компьютерной игре или за стеклом, превращающим уличную реальность в виртуальное пространство и надежно защищающим┘ от смерти.
Давно уже замечено, что из современного мира витринного благосостояния и статистического достатка образ смерти и насилия сознательно или бессознательно изживается √ именно посредством его вездесущей виртуализации. Все, что связано со смертью, точнее √ со смертями, тотчас подвергается всесторонней обработке √ просчитывается количество возможных жертв, сравнивается со статистическим множеством ежегодных и с неопределенным множеством “реальных” и т.д. и тому подобное. Не говоря уже о голливудском конвейере, который не только неоправданно размножил образы смерти, но и обеспечил им непроницаемую, адаптированную для восприятия упаковку. О смерти как таковой говорить не принято: смертью, злом, насилием может быть признано то, для чего выработаны соответствующие стереотипные формулы √ терроризм, религиозный или национальный фанатизм, массовые беспорядки. И хотя в точности никто не представляет себе, о чем именно идет речь, сразу становится понятно √ это и есть зло, то, чего не должно быть.
Государство, не уничтожающее общественного зла в зародыше, будет уничтожено этим злом, когда оно разовьется.
Леонтьев
В далеком прошлом остались публичные казни, пытки и “черные воронки”, въезжавшие ранним утром в соседний двор, √ зримые символы близкого присутствия реальной смерти и наказания. Кто-то скажет: “И слава Богу! Хватит с нас поколений, выращенных на страхе, пусть у наших детей не будет такого опыта”. И все же все чаще возникает подозрение, что, пока мы наблюдаем смерть “за стеклом”, она проникла в самые поры общественной реальности. “Современный мир построен на принципе смерти”, – писал французский философ и социолог Ж. Бодрияр. В гомеопатических дозах она ежедневно поступает к нам извне – даже через рекламные щиты √ “отнимая жизнь, но делая это размеренно и незаметно” (М. Фуко). Игривое, невинное, инфантильное, а потому неузнанное, не названное своим именем и безнаказанное зло.
С наказанием вообще дело плохо. Общество победившего гуманизма √ убежденное в том, что человечность превыше всего, √ оказалось удивительно жестоким к добропорядочному большинству, которое не может рассчитывать на какую-либо защиту от зла, и соответственно совершенно неспособным к правильному наказанию. Одно из недавних обсуждений темы смертной казни, не случайно ставшей “вечной” темой, выявило симптоматичный момент: смерть-наказание как реальная возможность необходима именно тем, кто не преступает закона; для тех, кто чаще всего совершает преступление, она вообще не осознается как нечто реальное: воры в законе и профессиональные преступники существуют по собственным законам жизни-смерти, а несовершеннолетние подростки и представители общественного “дна”, осознающие себя и возможность личной смерти и страдания только в зале суда, начинают плакать и жаловаться на несправедливость, обнаруживая ту самую инфантильность современного зла, которую невозможно разглядеть сквозь гуманистические очки. Да и где же им было осознать все эти вещи раньше, если от этого их предохраняет решительно все √ начиная от влюбленной в права ребенка и лишенной представления об авторитете общеобразовательной школы и заканчивая последней моделью компьютерной игры, обещающей тысячу жизней после каждой из смертей. Как-то я уже упоминал об ученике, который крал сотовые у своих одноклассниц для продажи, чем приобрел даже своеобразное уважение с их стороны (потом выяснилось: он искал средства для одной из них – на аборт). Сначала никто из администрации не хотел вникать в подробности этого дела. Потом, узнав виновного, не знали, что с ним сделать. Деньги за обучение его мама вносила исправно. Так он и остался учиться дальше.
А подружка его, сделав аборт, ушла.
Иван Лоэнгринов,
учитель истории
Москва
Комментарии