Дмитрий ПЕВЦОВ: Работа в театре и кино уже не главное в моей жизни

«Драмкружок, кружок по фото, мне еще и петь охота» – это точь-в-точь про Певцова: работает в театре, увлекается фотографией, дает вокальные концерты. Что тут дело, а что потеха, чему время, а чему час, уже и не поймешь. Поют вообще-то многие драматические артисты. Это называется актерским пением. Когда отсутствие голоса, вокально-исполнительских навыков, а подчас и музыкального слуха восполняется надрывным речитативом, проникновенным «проживанием» каждого песенного слова. Но штука в том, что поет Певцов вполне профессионально и постоянно совершенствуется в этом искусстве. Театральному актеру баловаться эстрадой вроде бы не пристало, но «Ах ты, степь широкая» Певцов в дуэте с Зарой исполняет так, что мурашки по коже, а от «Прощания славянки» комок подступает к горлу. Он предложил встретиться в Ленкоме сразу после спектакля. «У меня две «Женитьбы» подряд, в среду и четверг. Когда вам было бы удобно?..»

– Ну вот вас ввели и на Жевакина в «Женитьбу». После ухода Олега Янковского… Последнее время у вас одни лишь вводы, и все вот такие. Графа Резанова в «Юноне…» вы стали играть, после того как случилось несчастье с Николаем Караченцовым. А в той же «Женитьбе» вас еще и в роли Кочкарева можно увидеть – заменяете получившего травму Сергея Чонишвили. Кажется, и Макмерфи в «Затмении» достался вам по печальной необходимости – когда не стало Александра Абдулова.- Нет, Макмерфи я репетировал в очередь с Александром Гавриловичем и ушел из этого спектакля задолго до премьеры.- И все-же… Вот так входить в спектакли тяжело вам дается? По-человечески и по-актерски тяжело?- По-человечески, конечно, тяжело. А по-актерски – нет, пожалуй.- Разве входить в кем-то обжитую роль не то же самое, что влезать в пригнанный на кого-то костюм? Здесь он тебе малость жмет, а здесь как-то слишком просторно…- Я человек дисциплинированный. Сказали надо – значит надо. Но тут есть и плюс: ты не тратишь полгода жизни на репетиции спектакля, а вводишься за две недели или за месяц. Поскольку я очень люблю жесткую форму, то мне в нее интересно входить. И чем жестче рисунок роли, чем он сложнее, тем это мне интереснее. Хотя каких-то актерских озарений я за последние десять лет на театре не испытывал. Срочный ввод – это во многом техническая процедура, но в какой-то момент включаются и твои внутренние ресурсы. Скажем, Жевакин у меня только-только начал жить своей жизнью. Очень трудно играть после Олега Ивановича. Но интересно. Форма вроде бы одна и та же, но ты наполняешь ее своим собственным содержанием. И находишь немало вариантов внутреннего существования. Вот Треплев в «Чайке». Очень люблю эту роль. Ее рисунок довольно жесткий, но это рисунок Захарова, в котором на каждом спектакле я имел обширное поле для внутренних импровизаций.- У вас в Ленкоме случались провалы?- Да нет, как будто бы Бог миловал.- И с роли вас никогда не снимали?- Нет. Хотя к каким-то ролям, например к роли Гамлета в спектакле Панфилова, я человечески и профессионально был не готов. Нет, не снимали меня с ролей. Бывало наоборот: я сам уходил. К примеру, ушел из спектакля «Ва-банк», где Дульчина играл. Сначала ушел из-за травмы, а когда выздоровел, решил не возвращаться. Мне не нравилось, что я там делал.- Вы можете сказать Марку Захарову, что не хотите играть какую-то роль?- Могу.- И он поймет?- Думаю, да. У меня с Марком Анатольевичем свои отношения. Как, впрочем, и у любого актера нашего театра. Ну и потом лучше не брать на себя непосильную ношу, чем потом бросить ее со скандалом. Все же не хочется никого подводить.- Вы в Ленкоме почти двадцать лет. За это время ваши отношения с Захаровым претерпели какую-то эволюцию?- Я считаю Марка Анатольевича своим учителем. Я очень долго находился, да и сейчас нахожусь, под влиянием его взглядов на театр. Его понимание жизни, искусства, его отношение к власти – все это имеет для меня очень большое значение. Но если вначале я безоговорочно принимал все, что он делает, хотя иногда мне что-то и не нравилось, то сейчас могу, наверное, с чем-то и поспорить.- А как он относится к вашей работе на стороне?- Скептически. Однажды Янковский затащил его в Театр Луны, где я играл смешной спектакль с Женей Стычкиным. После чего на репетиции в Ленкоме Захаров меня поддел: «Берите пример с Дмитрия, он не гнушается никакой работой. Даже в кукольном театре я его недавно видел». Он имел в виду крохотное помещение, в котором располагается Театр Луны. Но вообще-то Захаров реалист, и он прекрасно понимает, что артисты хотят играть на стороне то, что им не дают играть в их родном театре. Кроме того, он понимает, что им надо зарабатывать, кормить семью.- Захарову небезразлично, что происходит с артистами Ленкома в результате их шашней с кино, телевидением? Он принимает участие в выстраивании вашей, к примеру, актерской судьбы?- За эти без малого двадцать лет у меня с Марком Анатольевичем было несколько серьезных разговоров. Мы говорили, в частности, о развилке в профессии, на которой я оказался в какой-то момент: либо уйти в форму, либо выработаться в глубокого, серьезного артиста. Он говорит, что у каждого актера, даже гениального, есть свои чертики, с которыми тот постоянно борется и отнюдь не всегда побеждает. Захаров досконально знает психологию артиста, которого сперва нужно приподнять в глазах коллег и его собственных, а потом уже делать ему замечания. Но Марк Анатольевич может быть и жестким, он способен доводить артистов до трепетного состояния.- Ленком переживает сейчас не лучшие времена. И, мне кажется, не только потому, что театр потерял несколько выдающихся актеров. Есть ощущение завершенности того пути, на котором Ленком сделался крупным театральным явлением. Ощущение некой исчерпанности. Это зрительское ощущение. Внутри театра иное?- По соображениям корпоративной этики мне сложно отвечать на этот вопрос. Тем более не взял бы на себя смелость говорить от имени своих товарищей по театру. Я думаю так. Театр – живой организм. Это как человек. Он рождается, становится на ноги, учится ходить, потом принимается бегать-прыгать, а затем потихонечку начинает стареть. Нормальная история. Любой театр проходит эти этапы. Если театр суперуспешный, в нем рождение и закат видны особенно явственно. У меня ощущение… Возможно, оно слишком субъективное и вызвано тем, что в последнее время я питаюсь только вводами… У меня ощущение, что Ленком немножко притормаживает. Если раньше мы летели куда-то – премьера, еще премьера! – и были разные спектакли, в том числе и спорные, и был какой-то полет, то теперь движемся как бы чуть-чуть на тормозах. Это, возможно, еще и потому, что внутри театра появилась структура, которая производит на сцене Ленкома коммерческие спектакли. Это не творческая структура, но она влияет на общее состояние театра, так как имеет права на созданные в сотрудничестве с Ленкомом спектакли. Эти «названия» идут и на нашей сцене, и на других московских площадках в параллель с основным репертуаром театра. Также эти спектакли катаются по городам и весям. Но спектакль хорошо живет, только когда он играется определенное количество раз в месяц. Если его играть реже или чаще, то спектакль стареет и разрушается гораздо быстрее. А те, кто занимается коммерческим прокатом драматического искусства, не заботятся ни о перспективе, ни об условиях использования, ни в конечном итоге о его качестве. Они продают продукт, который покупается, и все.- Вы стали петь с эстрады, потому что несколько заскучали в родном театре или, наоборот, вам пришлось наступить на горло собственной песне в Ленкоме ради полноголосия на концертах?- Ни то ни другое. Просто мне захотелось всерьез заняться музыкой. Я пою со времен пионерского лагеря. Пел под гитару в институте, пел в дружеских компаниях… И мне всегда казалось, что я умею петь. И только придя в Ленком, где почти все спектакли были построены на музыке, я понял, что несколько заблуждался насчет своих вокальных способностей. А первая записанная в профессиональной студии песня Николая Парфенюка окончательно поставила меня перед фактом: петь я не умею. Я понял, что этому надо учиться. А чтобы учиться, нужен материал. И нужна постоянная практика. Тут как раз подоспела работа в мюзикле «Иствикские ведьмы», где у меня была главная роль. Я репетировал по шесть-семь часов в день. Бедные партнеры! Им приходилось терпеть мой чудовищный вокал. В конце концов состоялась премьера, и очень заметная. А вскоре вышел мой первый сольный альбом «Лунная дорога». В него вошли пятнадцать произведений – двенадцать новых песен и три песни, записанные однажды для диска «Поют актеры Ленкома». Я начал заниматься с педагогами. Оказалось, что концертное пение не имеет ничего общего с актерским существованием на сцене. Совершенно другой способ общения с залом.- Сценический опыт тут неприменим?- Абсолютно! Я больше двадцати пяти лет провел на сцене, но когда стал выходить в концертах, не знал, как стоять, куда смотреть, куда девать руки. Я понял, что даже память здесь работает по-другому. Последнее, что я запоминаю в песне, – это текст. Потому что главенствует не текстовая, а музыкальная фраза. В общем, что говорить, это другая профессия.- Вы можете сказать, что освоили ее?- Да нет, конечно. Я только начинаю ее осваивать. Хотя кое-чему научился. Уже могу петь с симфоническим оркестром. Уже начал различать не полтона, а четверть тона. Я могу слышать, как звучит в оркестре отдельный инструмент. Мне интересен новый материал. Уже год я работаю с группой «КарТуш» Андрея Вертузаева. И то, что мы сейчас делаем, мне очень нравится. В моих концертах зазвучали песни Высоцкого. Я когда-то мечтал их петь для широкой публики, но понимал, что ни вокально, ни по-человечески не дозрел до этого. Теперь чувствую, что могу. Мы сделали «Бег иноходца», «Расстрел горного эха», «Колокола», «Кони привередливые»… Кроме того, я познакомился с замечательным композитором Лорой Квинт. Она известна в основном как композитор малых форм, но сейчас написала потрясающий музыкальный спектакль по мотивам «Графа Монте-Кристо». Талантливая, пронзительная, остроумная и безумно красивая музыка. Я там буду петь одну из главных партий, осенью должны начаться репетиции в Новой опере. А еще меня периодически приглашает на свои музыкальные вечера Сергей Иванович Скрипка – руководитель и главный дирижер Российского государственного симфонического оркестра кинематографии. Я принимаю участие в концертах, которые организует Вера Таривердиева. У меня много предложений вокального плана, и я с удовольствием на них откликаюсь. Помимо прочего, и я не стесняюсь об этом говорить, это еще и способ зарабатывания денег.- Судя по всему, ваш основной доход теперь концертный?- Да. Последнее время в кино я снимаюсь не больше 30-40 дней в году. Все остальное зарабатываю музыкой.- И корпоративами не пренебрегаете?- Не пренебрегаю.- Вам не хочется поучаствовать в серьезном театральном проекте?- Нет! Хотя мне было бы любопытно поработать с Каменьковичем, Туминасом, Фокиным… Но не зовут… Значит, не время.- Как вы оказались в телепроекте «Две звезды»?- По приглашению Первого канала.- А партнершу для дуэта вы себе сами выбрали?- Нет, мне ее предложили. Сказали: «Будете петь с Зарой». Я понятия не имел, кто она такая. Оказалось, замечательная певица и прекрасный человечек.- Вас, драматического актера, не смущает участие в попсовых проектах?- Я тут пытаюсь лавировать. Понятно, что у Зары свои задачи и свое отношение к подобным проектам. И человек она очень хороший. И когда она зовет меня выступить с ней дуэтом, мне трудно ей отказать. С другой же стороны, я понимаю, что «не царское это дело» – погружаться в попсу.- Царское не царское, но за «Две звезды» вам, видимо, прилично платят.- Ни копейки! Для наших эстрадных звезд участие в таком проекте – дополнительная раскрутка. Обычно они сами платят за то, чтобы их показали по телевизору, а тут раз в неделю бесплатный показ.- Не боитесь превратиться в Николая Баскова?- Очень трудно, думаю, даже невозможно, по работе «общаясь» на протяжении около тридцати лет с образцами лучшей классической мировой драматургии и литературы, вдруг в одночасье превратиться в… то, чем является на сцене вышеупомянутый юноша. Что же касается серьезных режиссеров, то предложений от них я не жду и никому не стараюсь понравиться. Как говорил Воланд Маргарите: «Никогда ничего не просите, особенно у тех, кто сильнее вас…»