На чтение: ≈ 12 мин.Моя знакомая Лола, выйдя замуж за “нового русского”, переживала период вынужденной безработицы. При этом она считала себя жутко занятой женщиной. Судите сами.
C утра надо дать задания домработнице – попросту приходящей соседке Изольде Арнольдовне, которая подрабатывает на посылки внукам в далекий Норильск. Делать Изольда Арнольдовна ничего не умеет, тычется с тряпкой в разные углы квартиры, поминутно жалуясь на больные ноги, сплошь состоящие из синих перетянутых вен, а также на свою бабушку, имевшую дворянское прошлое, а потому не научившую домашней работе мамашу Изольды Арнольдовны, а также внучку Изольду. Лоле становится жалко больную, убогую старуху, и она бросается ей помогать, благо, что в прошлой жизни, когда она не была “новой русской”, а была чертежницей Ларисой из заводского КБ, Лола часто откомандировывалась начальством на разного рода коммунистические субботники.
Покончив с уборкой квартиры и напоив домработницу кофе “Чибо”, Лола едет к портнихе. Портниха любит убеждать Лолу, что незачем тратиться на готовые тряпки, даже купленные на вещевом рынке в Измайлово по божеским ценам. Куда разумнее распороть старые вещички и сшить нечто умопомрачительное, используя несочетаемые сочетания цветов. Честно говоря, Лола жалела денег на дорогие бутики, и хотя в корне была с портнихой не согласна, но поддавалась ее напору. А та, чувствуя, что в ее душе погибают Лаура Бьяджотти вместе с Карло Пазолини, набрасывалась на Лолу, как Везувий на Помпеи.
Потом Лола едет к парикмахерше, косметологу, массажистке… В итоге ей не то чтобы некогда, а главным образом скучно. Жизнь течет по однажды заведенному руслу. Кто-то трудился над Лолиной красотой, попутно рассказывая о мужьях – первых, вторых и так далее. О любовниках – ну это просто без счета. А Лоле и похвастаться нечем.Она напоминает себе подушечку для иголок и булавок. Кто-то другой втыкает в нее свои победы и поражения, слезы и надежды, радость и отчаяние. А она, квелая и вялая подушка, безропотно впускает в себя иглы чужих эмоций. Лоле надоело быть кисейной дамочкой, захотелось чего-то озорного и радостного, как пестрое лоскутное одеяло; пряного и острого, как запах пачули.
Для придания жизни остроты Лола стала читать газеты. Особенно полюбился ей “Московский комсомолец”, где она предпочитала изучать “Биржу труда”. Наверное, потому, что не было другой, более классово чуждой для нее рубрики. Над объявлениями Лола подолгу размышляла. Ну как, например, не задуматься над тем, что требуется менеджер по продаже желатина с оплатой 5 тыс. 100 рублей? Особенно Лолу умилял “сотенный” “хвостик”. Так бы и поскакала на эту работу, но объявление строго предупреждало: опыт по продаже желатина желателен. “Где ж его взять?” – вздыхала Лола и переворачивалась на другой бок, передвигая глаза на следующую строку. Она гласила, что требовался еще один специалист по продажам, но уже исключительно комбайнов по уборке сахарной свеклы. Проводя время таким вот продуктивным способом, Лола наткнулась на объявление: “Американец желает провести отпуск с красивой интеллигентной женщиной”. Далее был указан номер телефона. Лола, не мешкая, позвонила, поскольку женщина она была, вне сомнения, интеллигентная.
Оказалось, что претенденток так много, что американец был вынужден осуществить конкурсный отбор. Смотрины проходили в три тура. Для первого, самого массового, забега было снято кафе. Лоле назвали адрес. Почему-то она жутко нервничала, хотя что ей Гекуба, что она Гекубе, замуж-то она в Америку все равно не собиралась. И все же Лола перетряхнула весь свой гардероб, потом схватила пачку сотенных купюр и обежала фирменные магазины. Долго и лихорадочно мерила наряды перед зеркалом (ни один не устроил), в итоге одолжила какой-то невероятный прикид у подруги.
…В кафе-стекляшке наяривала музыка – не то рок, не то рэп. У входа стояли рослые охранники в камуфляже, придирчиво осматривая конкурсанток. Среди них преобладали совсем зеленые, из разряда “лимиты”, разодетые в рыночный кислотный ширпотреб. Они прыскали в ладошки и поминутно бегали в туалет – курить и подтягивать колготки. На фоне стада молодняка Лола почувствовала себя старой отяжелевшей куртизанкой. Однако делать было нечего. Откуда-то из-под люстры полился вкрадчивый голос Шуфутинского: “Позволим друг другу понравиться…” Девушки весело заскакали в центре зала. Кто-то курил, кто-то потягивал шампанское, кто-то, слегка матерясь, выяснял отношения. “От нас ничего не убавится”, – вкрадчиво убеждал голос с потолка. Не хватало только виновника торжества, хотя его, похоже, уже и не ждали.
Американец появился под занавес. Девицы к тому времени напились вдрызг, кинулись “папашке” на шею, оставляя следы от поплывшей помады на белоснежном воротничке. Американец пугливо отстранялся от объятий и поцелуев. Он обошел каждый столик и со всеми вежливо поздоровался, сверкая искусственными зубами. На этом смотрины закончились. Американец отправился в “Метрополь”, а девушки веселились до утра. Лола тоже вошла во вкус, напилась теплого шампанского, до одури накурилась “Кэмелом”. Домой возвращалась под утро. Шла босиком, “огородами”, размахивая туфлями. Наплела мужу про благотворительный бал, плюхнулась на кровать и заснула беспробудным сном праведницы, намылившейся к первому причастию.
Наутро Лола снова позвонила по знакомому телефону. Ей ответили, что она прошла во второй тур, который состоится послезавтра. На сей раз местом смотрин служил пароходик, колыхавшийся у пристани на Москве-реке. Соискательниц западной жизни было намного меньше и выглядели они куда пристойнее. Американец в белом костюме а-ля Никита Михалков, погубивший бесприданницу Ларису, даже протанцевал с каждой из конкурсанток медленный танец.
…Третий тур проходил в дорогом ресторане, где было заказано несколько столиков. Мерцали свечи, официанты во фраках бесшумно разносили закуски. Собравшиеся девушки, благоухая ароматами французских фирм и блистая дорогими туалетами, вместе с тем походили на аспиранток Сорбонны. Оказавшись в столь изысканном обществе, Лола оробела. Она со страхом наблюдала, как ее соседки по столу ловко орудовали рыбными ножами. Сама она оконфузилась дважды: не только уронила вилку на пол, но и полезла под стол ее поднимать. Появившийся американец подсаживался к каждому столику и вел длинную беседу, надо понимать, исключительно интеллектуальную. Об этом Лола могла только догадываться, так как беседы велись на беглом английском. Девушки поддерживали разговор с большим достоинством. У Лолы в душе поселился окончательный расколбас. Однозначно, как говорит неугомонный лидер ЛДПР. Сама она по-английски читала только этикетки, да и то с грехом пополам.
Поэтому нисколько не удивилась, а восприняла как перст судьбы пришедший по почте маленький надушенный конвертик, извещавший о том, что ей чрезвычайно благодарны за приятное времяпровождение, но, увы, увы… Лола позвонила по уже знакомому телефону девушке-менеджеру, которая организовывала все три тура смотрин, и выяснила, что американец увез на Гавайи какую-то совсем молодую особу из хорошей семьи со знанием трех языков. В конце фразы девушка от души зевнула и только потом положила трубку. Лола почему-то почувствовала себя обескураженной, хотя ее личный хэппи энд в этой истории был ей глубоко по барабану.
Каково же было ее удивление, когда к Рождеству и на Пасху в ее адрес стали приходить маленькие аккуратные посылки, наполненные милыми сердцу женщины мелочами – шелковыми косынками, духами, дорогой бижутерией. Часто в посылки были вложены сладости – шоколадки в виде сердечек, засахаренные фрукты в изящных граненых баночках. Посылки приходили из Америки.
Иногда ночами Лола не спала – в России такие ночи не редкость осенью, зимой и даже весной: за окном воет ветер, в стекло бьет дождь или град. Лола, не мигая, смотрела в темный потолок широко открытыми глазами, полными слез. Ну почему, почему? – думала она. Почему те, кому она в какие-то периоды своей жизни отдавала себя всю без остатка (так падает в корзину садовника подрезанная секатором утренняя роза, благоухая нежным ароматом, сверкая бриллиантами росы), забывали о ней мгновенно, как только отпадала в ней надобность? И почему человек, который едва ли запомнил ее лицо в толпе соискательниц его мимолетной благосклонности, считал нужным благодарить ее на протяжении нескольких лет – за что? Лола понимала, что вряд ли она сможет найти ответ на этот вопрос. Даже на страницах “Московского комсомольца”.
Ольга КОНДРАТЬЕВА
Выбор читателей
Комментарии