Для «Ералаша» нет запретных тем. Борис ГРАЧЕВСКИЙ

Чтобы на протяжении тридцати с лишним лет непрестанно творить «Ералаш», в нем надо поддерживать железный порядок. Этим с удовольствием занимается Борис Грачевский – художественный руководитель и директор единственного в мире детского юмористического киножурнала. А недавно Грачевский дебютировал как режиссер полнометражного художественного фильма. Фильм называется «Крыша». На крыше начинается эта история, на крыше происходит и ее трагический финал. Крыша – любимое место трех девочек. А сюжет такой: в класс приходит новенький – красивый мальчик, из-за которого ближайшие подруги перегрызлись в клочья.

– Сюжет позаимствован из «Ералаша»?

– Нет, это оригинальный сценарий Ирины Бурденковой, написанный при моем участии. Ирина окончила ВГИК, мастерскую Марии Хмелик.

– Но дело-то в школе происходит.

– Дело происходит не в школе, а в жизни. А героини – школьницы, им по двенадцать лет. Но кино не об этом. Кино – обо всем. О том, что у каждой из девочек есть родители, у родителей – свои проблемы, свои дела. У одной девочки мама (ее играет Мария Шукшина) – директор школы, она рвется к власти, хочет стать главой Департамента образования. Ее муж, отец девочки, – бывший скрипач, спившийся и потерявший свой талант (блистательно играет эту роль Валерий Гаркалин). Другая семья тоже не без проблем. Сорокалетняя женщина, мама второй из подруг, неожиданно влюбляется, да еще в брата мужа. И это все происходит очень страшно, жестко, вплоть до разборок между братьями. А третья семья еще страннее. Там мама одинокая, она с утра до вечера зарабатывает деньги, и мы уже не понимаем, то ли она деньги зарабатывает, то ли бегает от своего одиночества, от своей пустой постели. И от этого девочка – самая озлобленная из трех. Вот эти три детские судьбы скрещиваются со взрослыми судьбами, и в результате девочки оказываются на краю крыши.

– Страсти какие… Они хоть живы остаются?

– Они остаются живы, но напряжение – огромное.

– Теперь давайте о «Ералаше». Разруха, как известно, начинается в головах. В чьей голове начался «Ералаш»? Кто придумал его?

– Идея принадлежит Алле Суриковой. Она тогда училась на Высших режиссерских курсах. Это был 1974 год. И вот Алла написала письмо в Госкино: мол, есть «Фитиль» – сатирический киножурнал для взрослых, а давайте выпускать такой же и для детей под названием «Фитилек». Эта идея долго бродила по коридорам Госкино и в конце концов превратилась в приказ. Делать «Фитилек» поручили сценаристу Александру Хмелику. Но название пришлось поменять. Оно не понравилось Сергею Михалкову – главному редактору «Фитиля». Наверное, ему тут почудилась конкуренция. Мы долго думали, как назвать. И тут Маша Хмелик, дочка Александра Григорьевича, вдруг говорит: «А может, «Ералаш»?» И нам с Хмеликом это название до того понравилось…

– …что вы поверили, будто с таким названием журнал может выйти на экран? Что такое ералаш? Это путаница, неразбериха, беспорядок… Какие-то несоветские понятия.

– Вот и Ермаш, председатель Госкино, сначала воспротивился: «Ну зачем так вызывающе? Назовите… ну, скажем, «Уголек». В конце концов мы его уломали. В заглавном сюжете первого выпуска мы отдали дань советской детской классике – экранизировали стихотворение Агнии Барто «Позорное пятно». Зато два других сюжета произвели эффект разорвавшейся бомбы. Там один прилежный ученик, перелагая Гоголя на подростковый сленг, декламировал у доски: «Классный Днепр при клевой погоде, когда, кочевряжась и выпендриваясь, пилит он сквозь леса и горы стремные воды свои…» А в другом сюжете – дым, дым, дым… Вся школа охвачена дымом. Вызывают пожарных. И вот один из них проникает в эпицентр «возгорания». Оказывается, это дети курят. Наглотавшись сигаретного дыма, пожарный валится с ног. И тут маленький мальчик басом говорит: «Слабак! Сразу видно – некурящий». Такие картинки из школьной жизни не понравились киноначальникам. Неудовольствие вызвал и Спартак Мишулин в роли учителя: «Ну почему обязательно надо было позвать на эту роль нерусского человека?» Тогда ведь как понимали? Если нерусский – значит еврей. А когда вышел второй номер киножурнала, нам сказали, что первый был лучше. С тех пор так и живем. То и дело приходится слышать: «Раньше «Ералаш» лучше был». Это говорит поколение, выросшее на «Ералаше» семидесятых-восьмидесятых годов. Примерно вот так же нынешние сорокалетние иногда сокрушаются: «Эх, раньше мороженое было вкуснее, а теперь – фигня». Нет, ребята, мороженое такое же, это вы изменились.

– Я, признаться, тоже, когда ныне смотрю «Ералаш», смеюсь реже, чем прежде. Жизнь другая, дети другие… От иных сюжетов просто оторопь берет. Помню, юный рэкетир подходит к девочке и начинает со слов: «Стоять, не двигаться! Это наезд». Вроде бы и смешно, но как-то не по себе от этого юмора. Страшноватый он, согласитесь.

– Что же делать, такова наша жизнь. Она действительно другая, чем была лет двадцать назад. И дети другие. А какими им быть? Они ведь живут в этом мире, и все, что в нем происходит, впитывают в себя. Вот, например, мы сделали сюжет под названием «Кто круче?». Мальчика приводят в тюрьму. Сажают в камеру, где сидят этакие мордовороты, один другого краше. И этот мальчик начинает там наводить свои порядки. Одному говорит: «А ну канай с этого места». Другому: «А ты заткнись!» Третьего – пинком под зад. В общем, шороху он наделал, всех до смерти перепугал. Потом его уводят, и один из зэков в ужасе спрашивает: «Кто это был?» «А это, – отвечают ему, – сынок начальника тюрьмы. Просили присмотреть, пока они с супругой в театр ходили».

– Это, по-вашему, смешно?

– Работая над этим сюжетом, я, как мне кажется, нашел приемлемый баланс. Сюжет очень смешной и достаточно добродушный. Ничего «такого» в нем нет.

– Ну не знаю…

– Да классный сюжет, поверьте!

– Этак «Ералаш» скоро начнет обращаться и к политическим темам?

– Да мы давно к ним обращаемся. Со времен перестройки. Был тогда знаменитый сюжет. Мальчик изобрел машину времени и вызвал Сталина. Все дети в ужасе. И тут один мальчик как заорет: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» Сталин вынул трубку изо рта и говорит: «Правильно, мальчик». А потом он затрясся и исчез. Когда дети пришли в себя, один мальчик сказал другому: «Ты бы сюда еще Берию привел, придурок». Этим сюжетом я горжусь. Тогда ведь о Сталине только-только начали говорить правду.

– Для «Ералаша» нет запретных тем?

– В принципе нет. Вопрос лишь в чувстве меры. Если эта мера соблюдена, можно говорить о чем угодно.

– А не бывает сомнений при выборе темы? Скажем, детская это тема или не детская?

– Такие сомнения возникают всегда. Когда мы начинали «Ералаш», он был адресован десятилетним, а теперь и пятилетние его смотрят. Мы делаем сюжеты для детей разного возраста. И в каждый сюжет стараемся заложить какую-то важную мысль. Поэтому мы не можем прокатывать «Ералаш» за границей.

– Там не понимают российской «специфики»?

– Не в этом дело. Есть же в конце концов вечные темы: любовь, жадность, зависть… Но детский кинопрокат на Западе не рассчитан на думающую аудиторию. Там нет умного юмора. Вот как вам, к примеру, такой сюжет? Два мальчика лет шести в песочнице играют. Мимо идет красивая девочка. Ей лет десять. «Иванова, давай с нами в прятки». – «Еще чего! Мелочь пузатая. А на горшок не пора? Пока, карапузики!» И ушла. Тогда один мальчик говорит другому: «Чего ты с ней связался? Она же старуха. Ей десять лет, а ты ей – в прятки». Скажите мне, это детское кино? Вот то-то. У нас есть сюжеты простые. Но есть и вот такие – с двойным, тройным дном. Всегда интересно, когда в рассказанной истории что-то такое запрятано, над чем стоит подумать. В каких-то темах надо просто уметь пройти по грани, не перейдя ее. У нас был сюжет, где мальчик подглядывает за девочкой, наблюдает, как она за шторой раздевается. В последнюю секунду она дергает штору. Он смотрит в бинокль, а на шторе написано: «Спокойной ночи, Кипятков!» Когда найдена тактичная форма рассказа, можно свободно говорить обо всем. Я сам как режиссер снимал сюжет, где училка танцует стриптиз перед мальчиком. Снимает шарф, очки, туфли… Непристойность, казалось бы, но по картинке все вполне целомудренно. Мы десятки раз все тут до мелочи выверяли. Чтобы было смешно, но все-таки в рамках приличия. Если я найду правильный способ осмеять, например, подростковую токсикоманию, я это сделаю. Пока не нашел.

– Мне попадались на глаза и бумажный журнал «Ералаш», и йогурт того же названия, и резиновые игрушки, и какая-то детская парфюмерия… Это все тоже ваша продукция?

– Бумажный «Ералаш» издается на наши деньги и патронируется лично мной, а остальное – сдача бренда в аренду. У нас и детский лагерь есть. В Анапе. Называется «Остров «Ералаш». Этот лагерь нам не принадлежит. Его хозяин – федеральный детский центр «Смена». А мы там создали что-то вроде кинофабрики. Туда со всей страны приезжают дети и сами снимают «Ералаш». Кто-то работает осветителем, кто-то гримером, кто-то играет роли. Все это, конечно, с нашей помощью. Получается очень интересно. Мы ведем и концертную деятельность.

– Этим «Ералаш» зарабатывает себе на существование?

– Да, и этим тоже. Но основные наши доходы – от телепроката. Нас иногда смотрят до 22 миллионов человек. Это очень высокий рейтинг.

– А кинопроката нет уже?

– В Москве кинопрокат «Ералаша» как-то не приживается. А другие города покупают наш киножурнал блоками и показывают их целиком.

– У кого-то из юных актеров, снявшихся в «Ералаше», наверняка сносит крышу. Вы практикуете какой-нибудь способ лечения звездной болезни у детей?

– Да. И способ этот радикальный. Зазвездившихся выгоняю немедленно. Тут ведь дело не только в зазнайстве. Беда еще в том, что симптомы звездной болезни мгновенно становятся видны на экране.

– «Звездуны» начинают хуже работать?

– Конечно! У меня один мальчик снялся подряд в пяти сюжетах. И сделался такой вальяжный, такой устало-снисходительный. Я типа все знаю, все могу…

– «Ералаш» переживал трудные времена?

– Всякое бывало. Был период, когда мы с трудом добывали сценарии, каждый сценарий ценился на вес золота. Потом наступил другой момент, когда все вроде бы ничего, но студия Горького донимала нас требованиями непременно занимать в «Ералаше» ее штатных режиссеров и артистов. Почему вы взяли такого-то и не взяли нашего штатного? Потому что он мне не нужен. Нет, вы должны… Да ничего я не должен! Были проблемы и с арендой, и с финансированием… Но это все не столь существенно. Самое главное – мы безумно любим свое дело. Иначе не стали бы тратить на него свою жизнь.

– Настоящий успех – это успех долгосрочный?

– Мой любимый писатель Милорад Павич в одной из своих книг сказал, что уши и нос растут у человека при жизни, а волосы и имя – и после смерти. Но я не буду философствовать. Скажу просто: я испытываю удовольствие от того, что люди, увидев меня, улыбаются. Потому что за моей скромной персоной стоит доброе, симпатичное дело. Я делаю его с сердцем. Это самое большое удовольствие – работать и любить то, что делаешь.