Дискуссионный клуб. Вернемся из мира медийного в мир реальный

В первом номере «Граждановедения» была опубликована статья Даниила Дондурея, главного редактора журнала «Искусство кино». Мы тогда же предложили нашим читателям обсудить ее. Редакция получила около 40 откликов. Это свидетельствует о том, что многих волнуют поставленные автором вопросы. Среди них были очень короткие ответы, которые сводились к простому утверждению: согласен или не согласен, не содержавшие каких-либо рассуждений и доказательств. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию наиболее интересные, на наш взгляд, письма, которые наиболее полно отражают взгляды участников дискуссии.

Реальный и надуманный мир

Когда слушаешь людей, которым сегодня за 40, за 50, то невольно думаешь, а уж не запрограммированы ли они на то, чтобы помнить из своей советской жизни только хорошее и начисто забыть все негативное, тревожное и даже трагическое. Вот и в нашей семье соберутся на какой-либо праздник друзья моих родителей, всем им за пятьдесят, а одной маминой подруге скоро 58, и начинают вспоминать советское время. И кинофильмы были тогда более интересные, и нравственные, и песни пели и по содержанию, и по музыке лучше нынешних, и читали больше, а за книгами выстраивались в длинные очереди, чтобы, скажем, купить сказки Пушкина, моему отцу пришлось простоять почти два часа на морозе. А какие пирожки продавали на Петровке и всего-то по 5-10 копеек. Кстати, при воспоминании об очередях в разговор вступал мой дядя, которому недавно исполнилось 55 лет, он заявлял: моя жизнь вся прошла в очередях.

Дядя умеет в любое светлое воспоминание подложить ложку дегтя. «Стоять пришлось за всем: за детским питанием, за фруктами, даже за яблоками, даже в сезон, – продолжал он. – А за дефицитными товарами, как то женскими сапогами, трикотажем, постельным бельем, в 80-е годы приходилось гоняться по всей Москве и многие месяцы».

И после такого выступления дяди воспоминания принимали совсем иной оборот. Наши гости и мои родители жаловались, что жить им приходилось в коммуналках, что за границу каждый год не пускали, а в капстрану вообще большинству путь был закрыт. Бабушка вспомнила, как в хрущевские времена ее, деревенскую жительницу, заставили сдать в колхоз корову и двух овец (последние остатки частной собственности мешали стране двигаться к коммунизму), а все кусты смородины и крыжовника обложили налогом.

И пошли воспоминания одно грустнее другого. Как многие годы приходилось работать в колхозе за «палочки» вместо денег, как сельским жителям не выдавали паспортов и они не могли уехать в город даже на время, как мою бабушку не хотели вплоть до 90-х годов прописывать у сына в Москве, как у дяди отобрали купленный дом в Подмосковье, потому что по закону нельзя было иметь два жилья – дом и квартиру в городе, что-то одно он должен был сдать государству.

И в этот момент я предложила послушать статью Д. Дондурея «Тотальное недоверие». Мне очень была любопытна реакция людей, которые одной ногой продолжают оставаться при социализме. И была поэтому уверена, что начнут защищать свое советское прошлое. Но, к моему удивлению и, я бы сказала, радости они в основном согласились с автором. Значит, можно надеяться на благоразумие наших людей.

Мамина подруга, наиболее ярая защитница социалистического прошлого, высказала общее мнение: у нас в памяти остались те времена как светлые, потому что по радио, телевидению, в газетах говорили только о том, что было положительного, хорошего, умалчивая о плохом. И хотя в реальной жизни было все сложнее и безнадежнее, серее, в сознании оставалось только то, что нам внушали. Точно так же, несмотря на то что многие имеют импортные машины, ездят за рубеж, а их дети круглый год едят самые разнообразные фрукты, жизнь им представляется более тяжелой и даже ужасной, потому что телевидение, в отличие от советских времен, стало полярно противоположным. Оно изображает нашу жизнь только в черных тонах. И нам она кажется именно такой, несмотря на то что сын и дочь уже несколько лет живут в своих квартирах, приобретенных на заработанные в последние годы деньги.

Мне кажется, что такие статьи, как «Тотальное недоверие», заставляют остановиться и правильно, трезво оценить реальную действительность, увидеть, что на самом деле не все уж так плохо, а чтобы стало еще лучше, зависит от нас самих.

Дарья ВЕРШИНИНА, студентка МГУ

Мы утратили многое

Я прихожу к выводу, что те вопросы, которые поднимает Д. Дондурей, заслуживают обсуждения. Действительно, мы все с советской властью в голове. Выросли в этой системе несколько поколений российского народа. Странно, если бы мы были другими. Мы все оцениваем и делаем так, как нас учили в советское время. Скажем, все современные партии во многом по структуре и другим признакам похожи на компартию, потому что других партийных объединений мы не видели, не знаем, как их строить. Мне понравились слова о том, что мы в демократии сироты,потому что у нас не было традиции демократии, мы жили всегда с укладом авторитарным. У нас была выстроена школьная система,когда детей воспитывали на основе коммунистической идеологии. Сегодня тем, кто пытается жить по советским меркам, очень неуютно, у них многое не получается.

Дух перестройки приняли как дело необходимое. Народ постепенно погружался в нищету. Однако никто не ответил за то, что происходило в стране в конце 80-х – начале 90-х годов. Как будто бы никто не виноват? Нельзя народ ломать через колено. Я не верю в то, что систему демократии Франции или Англии, или Японии можно взять и просто перенести к нам. Не получится. Нужно разъяснять и действовать постепенно. Однако если мы не модернизируем уклад государственной жизни, то снова может вернуться авторитарная система. В хаосе люди долго не смогут жить.

Революционная ситуация у нас действительно назревает. Мы воспитали целое поколение, которое не имело никакой частной собственности, которое не имело чувства частной собственности, им нечего было ценить, нечего отстаивать. Мы не выработали такой традиции, как взвешенный диалог власти и народа. У нас всегда считалось, что только начальник прав.

Недоверие к государству, к богатым людям растет, потому что мы не умеем вести диалог. Они не хотят вступать с нами в диалог. У нас исчезло то, что было в дореволюционное время – ответственность за обещание, за данное слово. Раньше это было. Купец, бывало, давал слово, оно было дороже любой бумажки. Он гордился своей фамилией, родом и старался не посрамить его. Это было его честью и совестью.

В советское время честью и совестью народа объявила себя партия, и это вызвало недоверие в народе, поэтому и существует это недоверие. Мы потеряли культуру доверия.

Мне кажется, что люди, которые пришли к власти или сколотили какое-то богатство, конечно, шагали семимильными шагами, потому что был хаос. И вот люди с советской властью в голове говорят, что нужно все снова отобрать и разделить. Это размягчение сознания. Я вижу, как богатые начинают нам навязывать совершенно чуждую нам культуру. И это тоже вызывает неприятие.

Если бы была собственность у большинства людей, то и не было бы революционной ситуации, потому что им не захотелось бы терять, что имеют.

На мой взгляд, автор заострил наше внимание, но, к сожалению, ничего не предложил. Что делать? – это извечный для нас вопрос, на который трудно найти ответ. А хотелось бы его услышать.

Николай КОВАЛЕНКО, учитель истории, Брянск

Это нужно обсуждать

Прочитав статью «Тотальное недоверие», я подумала, что во-первых, те слова, которые приведены на первой странице этого номера «Граждановедения», тоже о том же говорят. Известный философ Мераб Мамардашвили писал: «До сих пор еще чего-то недостает в чувстве реальности у среднего гражданина, что-то сломано в его отношении с миром вокруг себя. У людей не хватает любви к жизни, у них не хватает воли к самоопределению… То есть люди не способны понять сути общественных процессов…» Мне кажется, что здесь очень точно охарактеризовано это состояние человека, этим, думается, и объясняется поведение наших современных людей, утративших чувство реальности. Во-вторых, многие, и я, наверное, в том числе, являются маргиналами поневоле. Десять-пятнадцать лет назад мы придерживались одних ценностей, верили в них. А сейчас другие.

Когда человек лишается одной идеологии, одних представлений о жизни, у него, видимо, естественно возникает такое состояние. В этой статье справедливо говорится о том, что если человек намного лучше живет сегодня, чем раньше, все равно он думает, что раньше было очень хорошо. Мне кажется, людям свойственно идеализировать прошлое, потому что все плохое забывается, а хорошее осталось в памяти.

Как с этим бороться? Автор предлагает сделать это предметом общественного обсуждения, я уверена, что именно школа должна этим заняться. На тех же уроках граждановедения, обществознания.

Дети – наше будущее. Поворота назад быть не может. Юному поколению, наверное, проще воспринять новые ценности, приобщиться к ним, понять, что им придется жить в новом обществе, и от них зависит, каким оно будет. Учитель должен показать, что все не так плохо, как они видят по телевидению, слышат от старших. Они должны практически мыслить.

Я думаю, что сейчас действительно немало хорошего, и они должны увидеть это. Посмотрите, во все времена каждое старшее поколение ругало современное ему время и хвалило только что ушедшее. Думаю, что обсуждение этих проблем поможет сплотить наше общество. Человек очень трудно расстается с какими-то иллюзиями. И нужно ему помочь увидеть все плюсы и минусы настоящего, правильно оценить прошлое, видеть свое будущее.

Александра ПОЗДЕЕВА, заведующая отделом общественных наук ИУУ, Киров

Сегодня всем неуютно

Статья Д.Дондурея «Тотальное недоверие» вызвала у меня большой интерес. Автор затрагивает важные актуальные проблемы современного этапа российской модернизации. Хочу высказать свое мнение по вопросам, поднятым в статье.

На мой взгляд, ключ к пониманию того, что происходит сегодня в головах российских граждан, – «догоняющий», неорганический характер модернизации нашей страны. Это отнюдь не особенность ее современного этапа, так было всегда, со времен Петра I. Вместо плавного, размеренного течения, как в Европе, мы имеем «скачкообразное» движение с длительными простоями и «маршбросками». Модель западной модернизации такова: сначала происходят изменения в экономике, они провоцируют перемены в социальном строе, все это вызывает «революцию в умах», и только в последнюю очередь меняется политическая организация. Западная модернизация – результат развития общества. Российская – череда «ответов» на цивилизационные вызовы извне. В нашей ситуации государство – единственный двигатель и инициатор всех изменений. Только оно заинтересовано в модернизации. Общество в России всегда было «инертным», за исключением узкого слоя «бунтарской интеллигенции». Оно вынужденно принимает результаты модернизации. А поскольку наша страна всегда движется вперед «рывками», в сжатые сроки преодолевая тот путь, который Европа проходит за столетие, то нет ничего удивительного в том, что общество испытывает шок от таких резких скачков.

Даниил Борисович прав, когда говорит о том, что неприятие рынка и демократизации нашими согражданами не всегда связано с их «экономическим самочувствием», личным материальным благополучием (или неблагополучием).

Дело в том, что рынок и демократия предполагают наличие конкурентного общества, они немыслимы без этого. Начиная с 1992 г. государство большевистскими методами, абсолютно не считаясь с судьбами миллионов людей, создавало такой тип социума. Диву даешься, как сильно это похоже на знаменитую красногвардейскую агитку на капитал! Только задачи прямо противоположные.

Российский же человек привык жить в органическом, мобилизационном, неконкурентном обществе. В обществе, где каждый сверчок знает свой шесток, где государство и традиция каждому индивиду определили свое место. Такими были крестьянская община в дореволюционной России и советский строй, который некоторые историки не без основания называют «социалистическим феодализмом».

Безусловно, правы те, кто говорит, что нельзя научиться плавать, не войдя в воду. Но бросать туда человека без всякой подготовки, против его воли, на мой взгляд, тоже неверно. А именно так поступили современные творцы модернизации со всеми нами. Поэтому даже те из нас, кто за последние десять лет добился успеха, ощущают сильный психологический дискомфорт и с ностальгией вспоминают старые времена.

Алексей ЦАРЕГОРОДЦЕВ, студент Французского университетского колледжа МГУ

Привычка не иметь своего мнения

Я очень внимательно прочитала статью «Тотальное недоверие» и пришла к выводу, что людям, которым меньше сорока лет, в основном не свойственна ностальгия по прошлому. Многие из нас успели побывать пионерами и комсомольцами и ничего хорошего оттуда не вынесли. До сих пор с сожалением или даже с огорчением вспоминаю, как в пионерском лагере обязательно ходили строем, как пришлось изучать «Малую Землю» (произведение века!) Л. Брежнева, как мордовали моих однокурсников на комсомольском бюро, которые захотели поехать по туристической путевке в Чехословакию.

А люди старшего поколения, на мой взгляд, зомбированы советской идеологией на клеточном уровне. Никакие факты, никакие документы, раскрывающие правду Октябрьского переворота, ужасов и тягот, выпавших на долю нашего народа в годы гражданской войны, коллективизации, трагического периода сталинской эпохи, нищеты и бесправия в 50-80-е годы, не могут поколебать их веры в то, что они жили в самой передовой, самой прогрессивной и справедливой стране. И это очень печально. Хотя я встречала и 70-летних и даже восьмидесятилетних людей, которые вполне адекватно оценивают и советское прошлое, и настоящее. Они, возможно, не очень довольны тем, что происходит сегодня, но зато рады, что к прошлому нет возврата, что только частная собственность и законопослушание помогут нам стать нормальной страной.

Как-то ехала в поезде дальнего следования. Моими спутницами оказались две женщины пенсионного возраста, но еще работающие. Как обычно бывает, во время длительного путешествия зашел разговор о нынешнем житье-бытье. Дамы на чем свет ругали правительство, депутатов, богатых, жаловались на тяжелую жизнь. Когда я стала защищать богатых (у меня немало знакомых бизнесменов, добившихся успехов своим трудом), спутницы набросились на меня: раз ты защищаешь богатых, не ругаешь олигархов, значит, и ты имеешь к ним прямое отношение. Я сумела развеять их предположение: еду в дешевом вагоне, одета довольно скромно, муж – обычный вузовский преподаватель. Мы очень плохо живем, продолжали они, молодежь может не выдержать такой жизни и сметет всех: и руководителей, и олигархов, и других богатых. А вы знаете, чем кончаются революции, пыталась я их урезонить. К тому же участвуют в них, как правило, самые темные силы. Но каково же было мое изумление, когда я узнала, что у той и другой дамы сыновья – бизнесмены, вполне преуспевающие. У них все как положено есть – машины, квартиры, заграничный отдых. Вот уж поистине неадекватное восприятие нашей действительности! Леность мысли, нежелание иметь собственное мнение.

Меня, откровенно говоря, беспокоят такие призывы, такие разговоры провокационные. Вместо того, чтобы убеждать подростков, молодых людей в том, что только благодаря учебе, труду можно достигнуть успехов в жизни, им предлагают брать жизненные блага с помощью революции.

Марина КАЛИТИНА, преподаватель вуза, Самара

Произошло бескровное ограбление

Я в корне не согласен, что говорит автор этой статьи. Вот он пишет, что в России в начале 90-х годов прошлого века произошла бескровная приватизация, что это колоссальное достижение российского общества. Так это же все наоборот. Это на самом деле бескровное обворовывание народа, присвоение себе его средств. Мы об этом все промолчали. Березовский говорил в свое время, что всех их, которые награбили, надо амнистировать, потому что только ленивый тогда не воровал. А кто ленивый? Я работал учителем в школе, врач лечил людей, шахтер в это время добывал уголь. Глобальные средства перераспределили неправедным путем. Все это знают.

С одной стороны, недоверие к ним, богатым, потому что произошла большая несправедливость, с другой, молчание наше – преступление, об этом надо говорить. Но только толку мало.

Тотальное недоверие. Конечно, оно есть, и это естественно. Все не любят богатых. Но не любят только тех, кто незаконно приобретает крупное имущество, покупает замки за рубежом. На какие средства? И на мои в том числе.

Я считаю, что государство ведет сейчас правильную политику. Наши власти наконец-то опомнились. Сейчас обкладывают налогами тех, кто много лет не доплачивал в казну. Отбирать награбленное лично для меня не надо. Пусть снова государству все отойдет, чтобы люди стали лучше жить, чтобы пенсии повысили. Ведь до сих пор олигархи растаскивают Россию. За рубеж уходят миллионы долларов. Утечка колоссальных капиталов продолжается. Абрамович, живя в Лондоне, является в то же время губернатором Чукотки. Как это может быть? У нас столько неправильного, несправедливого, сколько еще народу терпеть?

Но я не согласен, что у нас предреволюционная ситуация. Молодежь, думаю, не взорвется. Наш народ пассивный. Гражданской позиции наши люди не проявляют.

Евгений КОЖАРА, педагог, Санкт-Петербург

Мы были уверены в завтрашнем дне

Если бы мне довелось встретиться с автором этой статьи, я обязательно бы с ним поспорила. Мне кажется очень странным, если не подозрительным тот факт, что он так настойчиво защищает олигархов. Ни для никого не секрет, что они ведут вызывающе роскошную жизнь, напившись кровушки народной, ограбив все население страны. Конечно, нам в советское время жилось спокойнее. И хотя существовал дефицит, и жили преимущественно в коммуналках, мы были уверены в завтрашнем дне, потому что правительство думало о народе. Все, кто получал высшее образование, причем бесплатное, обязательно трудоустраивались. А мой племянник – инженер-программист не мог в середине девяностых годов найти достойную работу в нашей стране, вынужден был уехать в Германию и теперь присылает деньги матери, которая работает в библиотеке, чтобы она не бедствовала. Справедливости ради хочу сказать, что я лично живу нормально, вместе с пенсией и частными уроками получаю в среднем около 14 тысяч ежемесячно (кстати: живу в Подмосковье, а работаю в Москве, где зарплата выше), но больно за народ, у нас ведь большой процент безработных, многие не получают вовремя и небольшую зарплату, за детей – сирот и инвалидов. Ни государство, ни богатеи о них не думают!

Серафима НЕСТЕРЕНКО, учитель, Московская область

Отцы

и дети

Дондурей прав: многие живут так, как им и не снилось пятнадцать лет назад (не только богачи покупают иномарки, строят дома, ездят отдыхать за границу). Но при этом считают, что живут ужасно и страна катится в тартарары. В этом есть известная доля лукавства, свойственная многим. Особенно лукавы неутомимо бьющие тревогу с экранов телевизоров политики, набирающие свои очки, а также некоторые преуспевающие артисты, режиссеры, писатели, художники, т.е. представители нашей творческой интеллигенции, многие из которых вышли на европейский уровень доходов, но «не могут не испытывать боли» за свой обнищавший народ. Они выдают свои заявления за «общественное мнение», но истинное общественное мнение в гражданском обществе складывается иначе.

В одном не согласен с автором статьи – что «Россия сегодня действительно больна». Конечно, если судить о здоровье страны по состоянию суставов у людей старшего поколения, то тут действительно не все в порядке. И возрастные изменения, и генетический груз, который заявляет о себе в третьем возрасте… Я имею в виду и физическое здоровье, и моральное. У тех, кто отмеряет вторую половину своей жизни, раньше здоровье было лучше, а значит, и жизнь была легче. Значит, о здоровье страны надо судить также и по состоянию молодежи. Мы ее еще мало знаем. В ней много здорового, хотя, конечно, и бандиты откуда-то берутся. Но основная масса подрастающего поколения – она морально здорова, свободна от рабских привычек, она и будет строить страну, выводить ее на новый уровень. Я в это верю, потому что вижу ее желание жить в цивилизованной стране и гражданском обществе. Она не запоет хором: «Уходили комсомольцы на гражданскую войну…» Если страна перестанет петь хором братоубийственные песни, вместо того чтобы творчески работать, – значит она выздоравливает.

А вот мы – пионеры и комсомольцы 60-х, 70-х годов, то есть те, кому под пятьдесят и за пятьдесят-шестьдесят – мы пели, не вникая в ужасный смысл этих строк. Чему же удивляться, если эти поколения «с советской властью в голове?» В связи с этим у меня возникает один вопрос: а что было в голове у тех поколений, которые попали под пресс советской власти в молодом возрасте и состарились при ней? Почти все они были малограмотные, из крестьян, в революции ничего не понимали. Все они пережили голод, коллективизацию, войну (не одну). Могли ли они не помнить свою молодую, полную труда, но сытую дореволюционную жизнь? Могли ли они одобрять власть, при которой им приходилось спасаться бегством от голодной смерти из деревни в город, из собственных домов в трущобы? До последних дней им приходилось заботиться о куске хлеба, потому что никто из них, трудясь всю жизнь, в старости не получал пенсии. Они не знали слова «льготы». Их дети – наши отцы и матери – сами едва сводили концы с концами. И наконец, могли ли они вслух жаловаться на судьбу, выражать свои беды или хотя бы сомнения? Они не могли публично жаловаться на жизнь, как и следующие за ними поколения их детей и внуков.

Мы давно забыли о поколениях, раздавленных марксистским «социальным экспериментом». Мы забыли о несвободе, о страхе перед властью. Мы свободно высказываемся, поносим правительство и депутатов, жалуемся на нынешнюю жизнь и приукрашиваем прошлую. В этом нет ничего удивительного – людям свойственно желать лучшего, только не все понимают, что лучшее – это сегодняшний день. Нынешние стоны «радетелей за народ» в печати и на телевидении по поводу «катастрофы» и гибели страны народ не обманывают – он чувствует ситуацию, работает и знает, что будет жить так, как будет работать. А наша «творческая интеллигенция» (ее активная часть) всегда умела нащупать способ существования, заработок. Раньше было прибыльно писать о строителях ГЭС, фанатичных строителях коммунизма, теперь прибыльно писать, ставить и снимать сериалы о бандитах…

Вильгельм ВОЛКОВ, Москва