Дискуссионный клуб

В прошлом году одной из тем обсуждений нашего клуба была проблема частной собственности. Эта дискуссия вызвала отклики. Большинство авторов не сомневаются в том, что частная собственность – это основа жизни для любого человека, только при ее наличии он обретает уверенность, чувствует себя защищенным. Это основа человеческого бытия, а сами собственники – основа сильного государства. Доктор биологических наук Виктор Дольник писал: «В основании пирамиды государства должны находиться не лишенные собственности, инициативы и влияния на власть «массы» людей (они в таком состоянии автоматически превращаются в нерадивых попрошаек и воришек), а независимые от государства производители, имеющие достаточно чего-то своего (земля, дом, орудия производства, акции и тому подобное). Кстати, давно замечено, что как раз находящиеся в таком состоянии люди проявляют в наибольшей степени желание помогать слабым из своего кармана и не требовать ничего взамен». Часть откликов на прошлогодние публикации мы печатаем сегодня.

Основа свободы и уверенности

Большую часть жизни я провел в Восточной Германии. С падением Берлинской стены переехал в западную часть страны – Гамбург. Там преподаю биологию. В первое время у моих коллег часто возникали споры о двух системах – капиталистической и социалистической. Когда шестидесятилетние мои сослуживцы, тоже ранее работавшие на востоке страны, пытались на каких-то примерах из экономики ГДР и СССР доказать если не преимущество, то хотя бы право на существование социалистической системы, я был солидарен с новыми коллегами, жившими постоянно в Западной Германии. Кстати, приехавшие из Восточной зоны преподаватели выглядели действительно бледно в этой дискуссии, потому что отсталость стран социалистического лагеря от западных особенно ярко прослеживается на сравнении экономического развития Западной и Восточной Германий. Разница огромная. И в уровне развития промышленности и сельского хозяйства, и в уровне жизни обычных людей, да и в уровне образования тоже. Недаром ведь была построена стена, чтобы восточные немцы не только не смогли перебежать в ФРГ, но и даже видеть, как живут на Западе.

Одна из главных причин такого различия – ликвидация частной собственности в ГДР. Вот когда говорят, что только социализм может привести к тому, что все смогут жить одинаково хорошо, я им отвечаю: почти весь ХХ век проходил под знаком соревнования двух систем. И оно явно было не в пользу социалистической.

Сравните, как жили простые люди во Франции, Италии, Англии, ФРГ, даже в более бедной Испании и в социалистических странах! И все будет ясно. Я несколько раз бывал в СССР и видел длинные очереди за самыми необходимыми продуктами и вещами. Теперь в российских магазинах такое же изобилие, и люди одеты не хуже, чем на Западе. Они стали более уверенными, более раскрепощенными.

Частная собственность делает человека уверенным, самодостаточным, свободным.

Отто ВЕБЕР, Гамбург

Мы – коллективисты

Чтобы ни говорили об огромной роли частной собственности в жизни любого человека, я уверена в одном: русскому человеку она не подходит. Русский человек от рождения коллективный по своей сути, поэтому любой собственностью мы должны владеть сообща. Общинность мила его душе, еще Лев Толстой в своем романе «Война и мир» писал о роевом характере русских людей, когда, объединившись в партизанские отряды, они помогли армии одержать верх над Наполеоном.

Поэтому вполне допустимы акционерные общества в промышленном производстве, если никто персонально не стал владельцем контрольного пакета акций. А в сельском хозяйстве только колхозы и совхозы способны поднять село, сделать страну независимой в продовольственном отношении от заграницы. Правда, во времена Хрущева мы в такую зависимость попали, но это случилось из-за ошибок и недальновидных реформ в сельском хозяйстве.

Мой отец работал председателем колхоза в Черноземье. И он говорил, что успехи на селе напрямую зависят от руководителя, насколько он опытен и компетентен. Отец мой был сильным хозяйственником. При нем колхоз приносил значительную прибыль. И сами крестьяне жили неплохо. Правда, при Хрущеве они лишились коров, но тем не менее по распоряжению председателя колхоза тем, кто имеет детей, больным выписывалось молоко колхозное.

Потом после ухода отца с этого поста хозяйство то поднималось, то приходило в упадок, опять же здесь все зависело от руководителя. За годы советской власти появилось неопровержимое доказательство, что и в Великой Отечественной войне мы выстояли благодаря коллективному сельскому хозяйству и благодаря ему быстро подняли страну после войны.

Когда же колхозы и совхозы в 90-х годах стали разваливаться, та же участь постигла и наш. Я часто бываю в родном селе, откуда уехала совсем после окончания педагогического института, и с огорчением наблюдаю то запустение, которое его все больше и больше охватывает. Люди, во всяком случае большинство, очень сожалеют, что нет больше совхоза. Сидят без денег и без работы. Дали им индивидуальные наделы, а они стоят, заросшие сорняками. Никто не хочет заниматься фермерством, потому что не подходит оно нашему человеку. Артель, община – это пожалуйста, вместе эти люди горы свернут, урожаи высокие вырастят, всех накормят и себя, разумеется, тоже. Так что частная собственность, особенно в деревне, нам не нужна.

Агриппина СОБОЛЕВА, учитель математики, Воронежская область

Недостает нам еще одной утопии

Не стану приводить другие цифры, чтобы возразить Владимиру Жаринову по поводу его высокой оценки коллективно-частной собственности, так называемых предприятий народного капитализма («Граждановедение», №47). И не потому, что их не имею, а потому, что знаю, как, манипулируя цифрами и опираясь на неосведомленность читателей, можно доказать абсурд. Правители однопартийного режима у нас по этой части были большими мастерами: по их выкладкам капитализм давно должен был кануть в Лету, а коммунизм – цвести самым ярким цветом. Скажу лишь, что коллективно-частных предприятий в мире рыночных отношений немного, и их количество по отношению к нормальным частным предприятиям не растет.

Дело, по моему мнению, обстоит таким образом. На каждом предприятии коллектив делится на тех, кто везет, и тех, кого тащат (паровоз и вагоны), на ведущих и ведомых, на работников, заинтересованных в рентабельности, прибыльности предприятия, отвечающих за него своим общественным положением, и на работников, к этим вопросам равнодушных. Основной массе рабочих нужны приличный заработок и спокойная жизнь. Чтобы уйти в пять часов с работы и забыть про нее. Чтобы спать по ночам, видеть хорошие сны и т.д. И это нормально. Среди рабочих немало и любителей «легкой жизни», которых устраивает эйфория от выпитой после рабочего дня водки, которым нет ничего дороже праздников, гулянок, всевозможных зрелищ. Это тоже в порядке вещей.

Тем более это деление относится к предприятию частному, когда роль денег как стимулятора производства качественно возрастает. Конечно, акции можно раздать всем, чтобы создать иллюзию коллективности, народности – поиграть в «гармонию» личного и общего. А во главе предприятия поставить чиновника, типа советского. Только ведь таким способом дело вперед не двинешь! Иным предприятиям известные реформы 90-х годов позволили контрольный пакет акций оставить у рабочих – их банкротство не заставило себя долго ждать. Современное развитие производства – это вложение больших денег. У рабочих их нет. Современное развитие производства означает большой риск. Рабочие не станут рисковать своим скромным заработком. Современное развитие производства – это сплошные нововведения (инновации, как теперь говорят). Нововведения не всегда поддерживают даже инженеры. Быть предпринимателем надо очень хотеть, чтобы решиться взвалить на себя опасный и тяжелый груз по созданию предприятия – купить необходимую недвижимость, организовать труд рабочих, произвести товар, который покупают, выдать всем зарплату, заплатить налог, устоять перед криминалом и т.д. И иметь прибыль. Впрочем, производство ящиков для стеклотары, детских горшков, мыла, туалетной бумаги, простейшего сельхозинвентаря и прочего предприятиям народного капитализма можно доверить.

Очень благосклонно Владимир Жаринов относится к израильским колхозам, кибуцам. Но колхозы для Израиля – вынужденная форма: там очень мало земли, ее нельзя надолго закрепить (претензии палестинцев, террор, войны с соседями). Израиль чувствует себя птицей, залетевшей в чужое гнездо. А еще точнее, Израиль живет на вулкане. Но нам-то зачем колхозы – при наших земельных богатствах? Почему мы должны сгонять людей в кучу, а не организовать их труд на личном экономическом интересе? «Человек – существо коллективное», – пишет в этом же номере «Граждановедения» преподаватель вуза Инна Зорина. А я не без основания скажу иначе: «Человек – существо индивидуальное». Спор разрешил мировой опыт: индивидуальный труд доказал, что он стократ производительнее труда коллективного – рабского, общинного, колхозного. Огромная Россия может закрыть свои колхозы и АО – маленькая Голландия прокормит ее и себя, вместе взятых. Израильские кибуцы эффективны совсем не как форма, но потому, что евреи все делают эффективно. Потому, что народ этот в развитии своих военных, экономических, духовных способностей продвинулся дальше многих других народов. Мы, русские, по этому поводу очень комплексуем и не можем понять, почему такое бывает. Сердимся, ненавидим, угрожаем, бежим с ножом в синагогу, чтобы утвердить свою значимость. Если бы в Израиле можно было организовать фермерские хозяйства, и они были бы образцовыми.

Наши реформы в сельскохозяйственном производстве остановились на полпути. Там как раз и утвердились отношения, которые не назовешь ни социалистическими, ни капиталистическими, утвердилась та самая «гармония», которая доведет нас до голода. Колхозники сдали свои доли и паи новоиспеченным начальникам, организовавшим АО, и ждут от них милости. Обстоятельства скрестили «ежа и ужа» – вышел гибрид. Мы получили тот самый народный капитализм – подправленный вариант коммунизма. Уинстон Черчилль где-то сказал: «Демократия – плохая власть, но другие – еще хуже». Перефразируем: «Фермерство – неэффективная форма организации производства, но все другие еще неэффективнее». Постсоветские фермеры не накормили страну, и я скажу почему. 1. Наши лучшие крестьяне были поголовно вырезаны большевиками, колхозные батраки и бывшие советские погонялы никак их не заменят. 2. Власть не поняла всю тяжесть проблемы, потому что у власти находятся все те же погонялы. 3. Мал срок после падения коммунизма. Для внедрения фермерской (крестьянской, кулацкой) формы хозяйствования на земле нужны десятилетия. Столыпин – действительный реформатор (!) – просил двадцать лет. Для нас, учитывая силу сопротивления, этого мало. Срезанная голова не отрастает, но уничтоженный дух крестьянства, дух предпринимательства на земле хоть и не так скоро, но может возродиться. И здесь такие люди, как Магомед Чартаев, очень пригодятся.

Апологетика коллективно-частной собственности говорит о том, как трудно нашей интеллигенции «излечиться» от марксизма. Марксизм – это наш рак, наш СПИД, наша радиация. Вожди внедрили нам его в мозг, в кости и кровь. Он прирос к нашей душе, как кожа к телу: начинаешь отдирать – пронизывает боль. Ничего мы больше не знаем, кроме марксизма. И западную философию усвоили под углом зрения марксистской критики, и естествознанием овладели, пользуясь методом материалистической диалектики. А об истории и говорить нечего: здесь нашим «папой» был и остался исторический материализм. Что же касается экономики, то Марксов «Капитал» стоит у нас в книжном шкафу на самом видном месте. Готов на эту тему прочитать возражения. Рабочий класс (он же – пролетариат) был назначен мессией, но фальсификацию истории разоблачила сама жизнь. Теперь раздадим рабочим акции, искусственно сделав их предпринимателями, буржуями. Чтобы не обиделся великий покойник.

Известную положительную роль, я думаю, сыграл Маркс в разработке трудовой теории стоимости. Адам Смит, Давид Рикардо, Карл Маркс – одна линия. Но его существенный «просмотр» – негативная оценка роли буржуазии. По-русски – класса предпринимателей. Для него буржуа – эксплуататор и враг прогресса. Однако стоимость создают не только рабочие. Вернее, не столько рабочие, сколько те, кто организует производство, рискует, берет на себя ответственность, работает 24 часа в сутки. В Марксову теорию предприниматель не вместился, в Марксову теорию, как и во всякую утопию, не вместилась реальная жизнь. Надо было найти врага и внушить к нему ненависть граждан, надо было собрать армию недовольных и разжечь революцию. Как ни странно, план, изложенный в «Манифесте», воплотился: российские ученики великого революционера искусно воспользовались бедой своей Родины. В истории немало парадоксов, нелепостей, абсурда, история может «пошутить», «поиздеваться», преподнести урок.

Из тотально обобществленной (огосударствленной) собственности прямо вытекает тоталитарная политическая власть. Тут В.Жаринов прав. Но вытекает ли из коллективно-частной собственности «непосредственная демократия»? Боюсь, что нет. Коллективно-частная собственность скорее провоцирует политиков на установление авторитарного режима. Типа режима Лукашенко. На установление коммунизма в облегченном варианте. Современное понимание демократии обязательно сопряжено со свободой (политической, информации, протеста и т.д.). Рабочие (и наделенные акциями) к столь великому благу равнодушны. Более того, они предпочтут иметь над собой «бацьку» или даже «фюрера», который «наведет порядок», «заткнет рот», который отнимет деньги у Бережковского, Лебединского, Абрамовского, Холодковского и раздаст их бедным. Нравится кому или не нравится, но за свободу могут постоять только крупные собственники, способные иметь свой телеканал, свои газеты и журналы, отстоять свою позицию в парламенте. Не бояться(!) сильных мира сего. Свободу может защитить независимый суд, ставящий правовой барьер произволу власти и коррупции. И само свободное общество (особенно творческая интеллигенция), накопившее опыт жизни в условиях свободы. Попробуем уйти от утопий.

Сергей КОРЯГИН, Смоленская область