Девять лет в подполье провел молодой харьковчанин, поставивший своей целью во что бы то ни стало избежать призыва в армию

Девять лет подряд Александр Боровитинов (имя изменено) нарушал закон. Больше года числился в розыске, однажды провел ночь в отделении милиции. Допросы, вызовы в прокуратуру, подписка о невыезде знакомы ему не понаслышке. Причина – нежелание служить в армии, не подкрепленное никакими основаниями для освобождения от призыва или хотя бы отсрочки. Потом, когда вопрос встал ребром – или в тюрьму, или найти законный путь, которым можно избежать призыва, основания нашлись. Впрочем, фиктивные.

В небольшом российском городке, где был до недавнего времени прописан, он побывал только раз – когда наконец стало можно снова оформить прописку в той самой квартире, где он прожил почти всю жизнь. В эту квартиру ему пришла первая повестка, из этой же квартиры его уводил наряд милиции. Теперь за ним не придет никто – в конце прошлого года ему исполнилось 27 лет. Впрочем, еще раньше Украина снизила верхнюю планку призывного возраста с 27 до 25 лет. Словом, свой районный военкомат он больше не интересует.

– Саша, ты этому рад?
– Знаешь, особенных эмоций не было. В 1996-м, когда следователь прокуратуры на моих глазах сочинял отказ в возбуждении уголовного дела, действительно, хотелось прыгать и кричать. А сейчас… Ну, выписался из России, прописался в Харькове – что от этого изменилось? Да абсолютно ничего. Жил, где живу, образ жизни, привычки, занятия не менял. Да и кому вообще какое дело, где я прописан.
– Ну не скажи…
– Да ну… Харьков же не Москва. На большинстве предприятий твоя прописка всем до лампочки – если люди нужны, то примут хоть бомжа, лишь бы с работой справлялся. Да и потом я занимаюсь мелким бизнесом, так что вообще сам себе начальник. И милиции по большому счету все равно. Здесь документы проверяют не так часто, как в Москве, да если бы и проверили – ну и что? У меня же в паспорте и прежняя прописка есть, и то, что я здесь родился, записано. К родителям, скажу, в гости приехал. У нас же от приезжих регистрации не требуют.
– А если заболел, что тогда?
– Да, слава Богу, ничего особенного не было. От простуды лечился народными средствами, а случись что серьезное – так главное – до больницы дойти. В крайнем случае можно и заплатить врачу гривен десять (около 50 рублей. – Р.Ц.) – тогда точно за дверь не выставит.
– Понятно. Ну а с чего все началось?
– Трудно сказать, что именно дало первый толчок. Возможно, “Война и мир” Толстого. После нее я, наверное, впервые задумался о том, как хорошо было бы, если бы все были такими, как Платон Каратаев. А потом, тогда как раз начали много писать о дедовщине, о “горячих точках” плюс сам побывал в Вильнюсе вскоре после нашумевших событий – многое увидел своими глазами. Как раз и ехал туда именно посмотреть, что там творится. Сам штурм, конечно, уже не видел, но костры на площади перед Верховным Советом Литвы застал. Кстати, как раз возвращался оттуда – в Харькове на вокзале встретил приятеля на год меня старше. Его отправляли в часть. Не успели парой слов перекинуться – команда “по вагонам”. Тут-то я и подумал, что завтра этим новобранцам так же прикажут “по машинам” – и вперед давить кого-то танками. Хотя к тому времени я и так уже многое решил. Помню, прочитал в одной газете про солдата из Прибалтики, который отказался давать присягу на верность СССР, потому что считал, что Советский Союз оккупировал Латвию, а военный суд его в итоге оправдал. Помню, мой наставник – я тогда на заводе работал учеником оператора станков с ЧПУ – все возмущался: “Как это он присягать отказался! Может, завтра он вообще служить не захочет”. А я и подумал – почему бы и нет?
– И во что это вылилось?
– Для начала я ближе к первому призыву – меня должны были забрать в декабре 90-го – уволился с завода. А когда пошли повестки, просто не являлся в военкомат. Сначала присылали их мне, потом на имя матери – “просим провести воспитательную работу с сыном”. А вскоре и милиционер пожаловал. Смотрю в глазок – стоит человек в форме. Так, думаю, это за мной. Брату кивнул, чтобы дверь открыл, а сам в ванной спрятался. Ну, брат дурака повалял – не знаю, где Саша, он уже два месяца дома не ночует, только иногда звонит, но не говорит, откуда. Милиционер сказал: “В следующий раз позвонит – передай, что доиграется до всесоюзного розыска”. И ушел. После этого визита я действительно где-то полгода жил у друзей. А потом развалился Союз, и про меня на время забыли.
– Однако о тебе вспомнили?
– Да. С весны 1993-го опять пошли повестки, на которые я по привычке не реагировал. Дальше дело не шло, и я настолько обнаглел, что даже окончательно перебрался домой, хотя в принципе мог бы жить и у родителей жены – я к тому времени и жениться успел. И вот в один прекрасный вечер явился наряд и меня задержал. Ну, посидел я сутки в “обезьяннике” (помещение для административно задержанных в отделении милиции. – Р.Ц.). Потом отвели к следователю в прокуратуру. Так знаешь, что мне следователь сказал? “Ну что ты, – говорит, – дурака валяешь? Ну ты же умный парень – давно бы уже закосил по закону. Думаешь, мне больше делать нечего, как тобой заниматься? Давай-ка или в армию, или что-то придумывай, если в тюрьму не хочешь? Срок – месяц”.
– Действительно, если ты так уж не хотел в армию, мог бы найти законный способ избежать призыва…
– Понимаешь, я ведь пошел на конфликт с законом не потому, что просто не хотел в армию. Да, я туда не хотел, но не хотел по вполне конкретной причине. Я не хочу убивать и быть убитым, я считаю, что для того, чтобы был мир, надо не наращивать вооружение, а отказываться от него…
– Саша, но ведь последнее возможно только в том случае, если от армии откажутся одновременно все страны. Это же замкнутый круг.
– Сегодня – да. Но для того, чтобы этот круг когда-нибудь разорвать, нужно, чтобы были люди, разделяющие мои убеждения, чтобы их становилось как можно больше. Я знаю – это долгий процесс, возможно, на века. Но я верю, что когда-нибудь люди откажутся от насилия, хоть это может показаться наивным. Верно сказано – хочешь изменить мир, начни с себя. И я хотел своим примером доказать свое право на такие убеждения, вот почему избрал путь открытого противостояния. Ведь я и открытое письмо районному военкому в свое время опубликовал в местной газете, и объяснение в прокуратуре составил, где прямо писал о своих нравственных убеждениях. Однако понял, что это бесполезно.
– Как ты относишься к альтернативной службе?
– Нормально. В сегодняшней ситуации она могла бы стать компромиссом между государством и такими, как я. Другое дело, что законодательство Украины не признает право на пацифистские убеждения. Если ты, скажем, баптист – никаких проблем. Приноси в военкомат справку от своего пастора. Спасибо, что не из небесной канцелярии. А если твои убеждения не обусловлены конфессиальной принадлежностью, права на альтернативную службу у тебя нет. У вас в России хоть в этом плане получше.
– В России тоже не все просто. Право на такую службу есть, закона о ней нет. А военкомат всеми силами старается загнать отказчиков по убеждениям в строй.
– Если и загоняет, то не всех, а тех, кто поддается. А у нас, если не по религиозным соображениям, то и дергаться нет смысла – только в подполье.
– Вернемся к твоему противостоянию с государством. Когда же ты осознал тщетность своих усилий?
– После беседы со следователем. А если точнее, наверное, еще раньше. Просто допрос дал повод задуматься о своих жизненных планах. Я точно знал, что не пойду в армию. Знал, что не сяду в тюрьму. Податься в бега в Харькове легко – 33 километра до российской границы. Не будут же меня искать через Интерпол – не столь важная я персона. Мог бы уехать в ту же Москву, оформить регистрацию, найти работу – это и сейчас реально, а до августа 98-го – тем более. Московским властям не было бы до моих отношений с украинской армией никакого дела. Возможно, так бы и поступил, но тут подвернулся подходящий вариант. Тетка моего друга работает комендантом общежития в одном российском городке. Вот она и предложила прописать меня в своей общаге. Небесплатно, естествено. Но дешевле, чем заломили бы в военкомате за “белый билет” – тогда это удовольствие стоило долларов 300. Я подумал и согласился. Понимаешь, в конце концов я устал. Хотелось спокойной жизни, не хотелось покидать насиженное место. В общем, передал через друга деньги, мне оформили разрешение на прописку, а потом друг отвез туда мой паспорт и привез его уже со штампом. Гражданство я сохранил украинское, и получилось, что Украина не могла меня призвать, потому что я там официально не жил – по закону граждане Украины, живущие за ее пределами, освобождены от призыва. А российское военное законодательство меня вообще не касалось, я же по тому месту прописки – иностранец.
– Но прежде чем выписаться, ты должен был сняться с воинского учета…
– Да, снимать меня с учета очень не хотели, несмотря на то, что закон был на моей стороне. Пришлось обратиться к председателю районной призывной комиссии. После его резолюции “Сделать по закону”, военкомату альтернативы не оставалось.
– Сейчас ты снова встал на воинский учет. Как на тебя отреагировали в военкомате?
– Никак. Разрешение на прописку проверили, паспорт посмотрели – 27 есть, призыву не подлежу. Все! Какие ко мне могут быть претензии? Вот недавно военный билет выдали – и вообще обо мне забыли. Ну есть такой рядовой запаса вооруженных сил Украины, призыву по возрасту не подлежит. Да и я о них с удовольствием забыл.
– Вообще-то тебе крупно повезло. Сейчас Украина изменила порядок выезда в ближнее зарубежье. По новым правилам для выписки нужно сначала оформить через ОВИР загранпаспорт на ПМЖ в той же России. А ОВИР требует визу военкомата, которую злостному уклонителю вроде тебя никто не поставит, – причем на законном основании.
– На этот счет есть хорошие слова у Высоцкого – “колея эта только моя, выбирайтесь своей колеей”. Да, сейчас мой вариант уже не прошел бы, но, если очень захотеть, можно найти другой. Главное – если человек не желает идти в армию – вне зависимости от мотивов, которые им движут, – он все равно туда не пойдет. И нашим властям – как украинским, так и российским – давно пора это понять.
– Саша, те четыре года, что ты был прописан в России, ты фактически нарушал закон.
– Не спорю. И потому намеренно не называю ни города, где числился прописанным, ни каких-либо имен. У коменданта общежития, которая меня прописала, могут быть неприятности, а я этого не хочу. Со мною-то вопрос закрыт – не пойман, не вор, и даже если что-то и всплывет, вряд ли это кого-то заинтересует. Нет, конечно, если я сам приду в прокуратуру и напишу раскаяние – да, нарушал закон, ввел в заблуждение и т.д., – следователям придется предпринимать какие-то действия. Но оформлять явку с повинной я уж точно не буду.
Руслан ЦАРЕВ
Харьков – Москва