Девочка моя. Сокровенное

​…Восьмого мая в гимназии мы сыграли премьеру спектакля «Прелюдия» по повести Виктора Курочкина «На войне как на войне»…

Восемнадцатого в Казани умерла моя бабушка, Любовь Семеновна Демахина. Ей было 90 лет….Когда я начинал делать эту работу, мне было важно, чтобы не вышел спектакль, где с первой секунды на зрителя давят трагизмом. Нет, интонация повести очень легкая, улыбчивая даже, и только к концу у тебя перехватывает горло, когда на простой фразе «Он открыл глаза, а закрыть их ему не хватило жизни» ты понимаешь, что этого чудака Сани Малешкина больше не будет, никогда не будет…Бабушка, проработавшая в тылу всю войну, потерявшая мать и брата, почему-то со слезами на глазах вспоминала чаще другое: как в 1939-м, когда она перешла учиться в 10-й, последний, класс, в стране объявили платное образование. Семья была бедной (мать одна тянула двоих детей), платить было нечем. На следующий день бабушка в школу просто не пошла. И к ней никто не пришел поинтересоваться, в чем дело: ни учителя (а была она одной из лучших учениц), ни школьные друзья… Никто. На этом месте она всегда плакала и не могла больше рассказывать….Свой спектакль мы и построили как череду снов, иллюзий, мечтаний этого самого Сани Малешкина, череду случившегося и не случившегося с ним: никак не желающая заводиться самоходка и тут же – приснившаяся Марлен Дитрих, поющая свою легендарную «Лили Марлен», конфликт с экипажем – и лошади, на глазах превращающиеся в женщин, скачущие между счастливыми, изголодавшимися по ласке солдатами…Недавно вдруг рассказала мне, как во время войны сидела в тюрьме: нечего было есть, и бабушка попыталась вынести с завода какой-то кусок проволоки, обмотав его вокруг своего худого тела. Поймали, дали срок, слава богу, небольшой. Когда она это вспомнила, у ее детей – моей мамы и ее брата – вылезли на лоб глаза: она им больше чем за полвека никогда об этом не заикалась….У него еще есть такая «женская часть», которая везде на войне за ним следует, – то ли неслучившаяся возлюбленная, то ли душа, то ли судьба, то ли ангел (это все версии зрителей): коротко стриженная девочка, утопающая в огромной, с мужского плеча шинели, которая едет сверху на его самоходке, рисует на ней мелком снежинки, а потом, после смерти, встретит его там уже в белом платье, молодая и прекрасная…Я приезжал к моей бабушке на 90-летие. Она уже не вставала и все время говорила, что скорее хочет умереть. Я спросил ее о том, когда она была больше всего счастлива в своей жизни, как-никак 90 лет срок немалый: когда вышла замуж, когда родились дети? Бабушка задумалась. Потом сказала: нет, не тогда; счастлива была, когда девчонкой бегала по полю, ни о чем не думала и знала, что дома ждет мама, которая приготовила что-то вкусное… Потом, по телефону уже, она мне говорила: «Зачем ты тогда меня это спросил, я все думаю об этом и думаю»….Когда мой Малешкин шел в последний бой, у него перед глазами за минуту проносилась вся его жизнь – девчонки, с которыми он в детстве играл в снежки, лошади, далекие эстрадные звезды, девушки с танцплощадки, подруга по переписке. Самоходка продиралась сквозь снег, он отдавал приказ о стрельбе, а в его глазах было его прошлое и его будущее, которого не будет. Как и у прелюдии не всегда бывает продолжение…Вот теперь моей бабушки больше никогда не будет. Никто мне больше не скажет: «Обнимаю тебя, единственный мой внучек, и глажу по головке». Не придет встречать меня из детского сада. Не напишет своим круглым почерком моего имени… Только я верю, что она теперь увидела снова ту малюсенькую девчонку в поле. Что она ею стала.