Шестой раз в Москве прошла Международная научно-практическая конференция «Аутизм. Вызовы и решения», посвященная широкому кругу вопросов, связанных с расстройствами аутистического спектра (РАС). В Россию приехали ведущие специалисты со всего мира – обменяться новейшими данными, поделиться опытом решения проблемы, которую сегодня часто сравнивают с эпидемией.
На сегодняшний день, говорит директор Американского института исследований аутизма Стивен Эдельсон, нет единого мнения о том, растет ли число заболеваний аутизмом или оно остается неизменным. По официальным данным, в Америке РАС встречаются у одного из 68 детей. «Есть независимые исследования, которые указывают на большую распространенность аутизма. Цифры были 1 из 36. Мне кажется, речь идет не о резком, а о небольшом повышении», – говорит профессор Эдельсон.В России же статистики о количестве детей с аутизмом нет, потому как нет объективной диагностики. «Чтобы посчитать кого-то, мы должны точно знать, что мы считаем именно того, кого мы должны считать», – делится наболевшим президент Центра проблем аутизма Екатерина Мень. По ее словам, в одних регионах наблюдается гипердиагностика, а в других – сильно недосчитывают и детям с аутизмом приписывают другие диагнозы. Так или иначе, но родительский запрос на помощь в обучении таких детей в России растет.А во всем мире постепенно изменяется отношение к тем, кто не такой, как все. В той же Америке, по словам Стивена Эдельсона, ситуация уже не такая, какой была десять лет назад. «В США ситуация сейчас меняется, многие дети с аутизмом учатся в обычных школах, у многих людей есть знакомые или родственники с аутизмом. В целом общество гораздо больше осведомлено о проблеме аутизма. К сожалению, в школах иногда есть то, что мы называем буллингом, когда сверстники ополчаются против детей с аутизмом. Однако сейчас учителя уже лучше умеют работать с этой проблемой, чем 10‑15 лет назад».В том, что дети с аутизмом должны быть включены в общеобразовательную среду, Екатерина Мень не сомневается. «Если мы работаем с поведением, а аутизм – это в первую очередь нарушение поведения, то мы должны работать с поведением в той среде, в которую мы хотим этого ребенка включить», – убеждена Екатерина. При этом инклюзивное образование – образование двусторонней направленности. Аргумент образный, а потому очень наглядный: «Когда нам говорят, что сегодняшние люди с аутизмом не могут найти работу, я говорю, что здесь, в детском саду, на соседних горшках сидят будущий работник с аутизмом и его работодатель. У нас много хороших людей, которые хотели бы людей с ментальной инвалидностью брать на работу, но они не знают, как. Если бы они выросли с ними рядом, то барьеров было бы гораздо меньше». Шестой год в России внедряется модель инклюзии, разработанная специалистами Центра проблем аутизма. Модель, в которой сочетаются возможности общеобразовательной школы и специальной и очень индивидуализированной работы, необходимой детям с аутизмом. По словам Екатерины, за эти шесть лет они убедились: дети с аутизмом обладают огромным потенциалом для обучения, если знать, как к этому подойти.Однако именно в этом и вся сложность. По закону об образовании семья принимает решение о форме образования для своего ребенка. Но по факту желаемого она может и не получить. Ей может отказать, например, директор школы, ссылаясь на отсутствие квалифицированных специалистов для обучения особенного ребенка. «Очень важно, – говорит Екатерина, – чтобы то право, которое задекларировано в законе об образовании, стало реальностью. Потому что, если родители хотят обучать ребенка в каких-то специализированных условиях, они должны получить это право, но мы должны точно знать, что эти специализированные условия устроены так же качественно, что они основаны на тех же научно обоснованных методах, что подход к ребенку такой же индивидуальный, какого мы добиваемся в инклюзивном образовании. К несчастью, мы видим, что в инклюзивных школах развивать эти методики проще, чем в специализированных школах, которые не имеют опыта в обучении аутистов и часто превращаются в передержку детей под надзором».Между тем, например, в Италии специальных школ или специализированных классов нет вообще. Они остались где-то в 60‑х годах прошлого века, рассказывает магистр в области психологии Даниэль Риззи. «Каждый ученик в Италии, даже с аутизмом, учится в обычном классе с типично развивающимися сверстниками. Это очень важно, чтобы они смотрели, что делают их сверстники. Они действительно могут эффективно обучаться в обычных классах и получать знания по программе обычного класса», – рассказывает Даниэль. Учителю в обучении особенных учеников помогают специалисты, их называют ассистентами по образованию. Такая же ситуация и в дошкольных учреждениях. Сам Даниэль не считает данное решение полностью подходящим ко всем без исключения ученикам с аутизмом, но других вариантов обучения в Италии просто нет.При этом ни Италию, ни США, где была подсмотрена сама модель инклюзии, Екатерина Мень не называет самыми развитыми в плане инклюзивного образования странами. Лучше, говорит она, в Канаде, но идеал – Финляндия.«Там нет вообще барьеров. Пришло время ребенку в школу, даже если он на каталке, его привезли, и дальше внутри компетентные группы разбираются, какой у него будет маршрут. У него может быть инвалидность, у него могут быть поведенческие проблемы, у него может быть одаренность, каждый из этих детей получит свой маршрут. Финляндия начинает отказываться от предметной формы преподавания, она переходит к проектному типу обучения. Это потрясающая вещь, за которой пойдет инклюзия», – рассказывает Екатерина.По ее словам, сегодня в России государственная политика нацелена на развитие инклюзивного образования. Дело за подготовкой квалифицированных педагогов. Чем быстрее взрослые обретут нужную квалификацию, тем быстрее будет внедряться инклюзия. За детьми, говорит Екатерина Мень, дело не станет, все дети умеют учиться.
Комментарии