Деревенщик из тундры

К юбилею самого известного чукчи Советского Союза

В русской литературе есть феномен деревенской прозы. А вот как назвать то направление, в котором, по крайней мере, начинали писать и обрели первую известность – Фазиль Искандер, Чингиз Айтматов, Юрий Рытхэу? Может, и не надо пристегивать к ним никакого термина – их книги, как и книги русских деревенщиков, о родной земле.

В марте одному из тех, кто воспел свой родной край, воспел не дифирамбами, а честными рассказами, сделал его близким миллионам читателей, Юрию Рытхэу, исполнилось бы 90 лет.

Он родился в 1930‑м в далеком от столиц чукотском поселке Уэлен. С ранней юности мечтал о почти мифическом для него Ленинграде, хотел учиться в Институте народов Севера, о котором много слышал от бывавших на Чукотке исследователей.

На дорогу не было денег, и Рытхэу – имя и отчество, Юрий Сергеевич, выбрал сам, когда пришла пора получать паспорт, – пытался заработать их, нанимаясь в геологические партии, на рыболовецкие суда, в бригады зверобоев… Необходимая школа будущего писателя.

В 1949 году он все-таки добрался до города мечты, но поступил не в Институт народов Севера, а в Ленинградский университет. К тому времени у него уже было несколько публикаций стихов и очерков в газете «Советская Чукотка», вскоре стали печатать и в Ленинграде. Потом и в Москве, да не где-нибудь, а в одном из самых читаемых журналов того времени – «Огоньке».

В 1953‑м в издательстве «Молодая гвардия» вышла первая книга рассказов «Люди нашего берега». Интересно, что и на обложке, и в краткой биографической справке автор обозначен только родовым именем – Рытхэу. Характерный штришок языковой политики того времени. Позже, во времена вроде бы более либеральные, каждому советскому человеку обязательным стало иметь полный набор: фамилия – имя – отчество. И не важно, что у некоторых народов такой традиции нет.

А «Рытхэу» с чукотского переводится примерно как «неизвестный», «забытый». Опять же многие народы называли детей как-нибудь неприметно, чтобы злые духи не позавидовали.

Но Рытхэу стал, пожалуй, самым известным, заметным чукчей Советского Союза. Его первые книги буквально сметали с полок – всем хотелось узнать, как живут на краю света. К тому же и время какое наступило – «оттепель», романтика, жажда дальних странствий, освоения новых земель.

«…Непривычен и дик был вид земли, по которой прошлись, как ножом по шкуре живого зверя. Долго привыкал Гаймелькот к черной полосе на нетронутой испокон веков земле, к грохоту тракторов. К концу лета он уже не боялся подходить к отдыхающим машинам и с помощью небольшого количества русских слов, которым он научился во время редких своих поездок на центральную усадьбу, даже беседовал с молодыми трактористами.

Приветливые это были люди! Они поили старика чаем, расспрашивали как умели о дороге, рассказывали о себе.

Гаймелькот подружился с ними и встречал их как старых знакомых. Многие здоровались с ним, хотя он их видел впервые, и даже знали его имя. Особенно нравился Гаймелькоту Арсен. Он был похож на старшего сына».

Это из книги «Прощание с богами» 1961 года.

Но вскоре лирически-романтические мотивы у Рытхэу стали сменяться критическими. Он увидел, что принес с собою прогресс, что освоение часто превращается в уничтожение, раны тундры не заживают десятилетиями.

Вернее, сначала он обратился к истории, прошлому, а потом стал писать о том, как разрушается многовековой и потому, наверное, правильный, мудрый уклад жизни своего народа… По сути, таким же путем шли и те русские писатели, кого принято называть деревенщиками. Произведения советских писателей много экранизировали. По крайней мере, намного чаще, чем теперь. Не исключение здесь и Рытхэу. Правда, фильмы не стали событием кинематографа. Может быть, из-за того, что режиссеры видели в его повестях и романах прежде всего экзотику, отсылки к мифам, смаковали пейзажи, обряды, чудной для людей иной культуры быт.

Наиболее удачным фильмом я лично считаю экранизацию небольшой повести «След росомахи», изданной в 1977 году (фильм появился года четыре спустя). Она о том, как научный сотрудник Ленинградского института языко­знания прилетает на свою малую родину, где не был уже много лет.

Воспоминания детства и юности перемежаются со сценами сегодняшней жизни… Повесть получилась горестной, да и фильм тоже. Эпизод, где школьники – чукотские ребятишки – облепили окна интерната и провожают завистливыми взглядами героя, который отправляется на стойбище, меня каждый раз заставляет поежиться.

Эта повесть перекликается с повестью Валентина Распутина «Вверх и вниз по течению» – и там и там показан человек, что называется, выбившийся в люди и пытающийся спустя время вернуться к своим корням. Но оказывается, что корни эти почти высохли, да и сам он стал для своей родины почти чужим…

Итог перестройки, на которую Рытхэу возлагал большие надежды и которой помогал, стал для него личной катастрофой. Новые книги не издавали, прежние тоже не интересовали народившихся бизнесменов от литературы. Еще недавно успешный писатель оказался буквально на грани нищеты.

В начале 2000‑х вышло несколько книг на средства тогдашнего губернатора Чукотки. Правда, в книжных магазинах Москвы, Петербурга и других городов России они не появились – практически весь тираж отправлялся на малую родину писателя.

Я в то время работал в еженедельнике «Литературная Россия», где традиционно обильно печатались рецензии на произведения авторов из республик, автономных округов. Не без труда нашей редакции удалось раздобыть те книги Рытхэу.

Честно говоря, они откровенно уступали тому, что он писал раньше. Может быть, дело было в возрасте, пресловутом увядании таланта, а может, в том, что у книг не было хороших редакторов. Редакторские советы – большая, но теперь для писателя редкая помощь.

Запомнился роман «Чукотский анекдот». По стилю он близок к памфлету – едкий, порой злой, и в то же время очень грустный, почти беспросветный…

Умер Рытхэу в своем любимом Ленинграде (теперь уже Санкт-Петербурге) в 2008 году. Похоронен на кладбище в Комарове. После смерти интерес к его наследию вырос, появились переиздания старых произведений, выходят статьи и монографии, проводятся конференции. Но это уж у нас так водится – к мертвым мы относимся бережнее, чем к живым.

Роман СЕНЧИН, писатель, лауреат премии «Большая книга»