«День Победы. Для меня – это день скорби»

«Проходите-проходите, девочки милые!» – так по-доброму, с улыбкой встретила нас у порога Нина Ивановна ИСАЕВА, человек труда. Ей уже за 80, донимают болезни, но Нина Ивановна старается держаться, не жаловаться на невзгоды и мужественно терпеть. Мужественно терпеть… Что ни говорите, а этому люди старшего поколения научились давно.

– Вот, девочки, тут я и живу. Что ж, я всем довольна: пенсию платят, поздравляют на праздники, вот и вы заглянули. Спасибо!
Нам стало неудобно. Заглянуть – это же мало. Разве такого внимания достойны эти героические люди? Их руками выковывалась победа нашего народа, а от нас, потомков, всего лишь внимание да дежурные цветы… Мы помолчали.
Нина Ивановна присела и вновь по-доброму, светло, лучисто, как умеют одни только бабушки, посмотрела на нас с улыбкой. Казалось, она хочет погладить нас по волосам и сказать: «Вот такими тихими, скромными и мы были когда-то». А руки у Нины Ивановны все-таки необыкновенные – добрые, большие. Мы подумали, что она прячет их от нас, боится показать, как много за жизнь пришлось вынести этим рукам. Добрая, лучистая бабушка…

– И было мне, девочки, двенадцать лет. – Голубые глаза Нины Ивановны окутала печаль. – Я как раз окончила 5 классов. Наша семья жила в деревне, неподалеку от Ярославля, за Волгой. Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года было воскресенье. Накануне прошла гроза, утром вышло солнышко, стало светло, тепло, радостно. Все были дома. И тут – страшное известие, как удар. Ни радио, ни телевидения у нас тогда, конечно, не было. Электричества и того не было, но деревенская молодежь работала в городе, и уже с утра мы узнали страшную правду. Отец стал успокаивать маму, говорить, что его не возьмут в армию, ведь уже 43 года! Но взяли. Брали и более старших мужчин. Тогда мы и не представляли, насколько страшной и долгой будет война и как много людей погибнет.
Нина Ивановна замолчала. Ей тяжело было говорить об этом. Она ждала писем от папы вплоть до победного мая, так как извещения о смерти к ним не поступало. В итоге военкомат выдал справку, что папа пропал без вести. Их войсковую часть начисто разбомбили, и в этой жуткой обстановке не было возможности даже опознать тела бойцов.
– Фронт приближался к Москве, а наш Ярославль оставался в тылу. Но бесконечные бомбежки не позволяли нормально работать, не то что жить. Много бомбили моторный и шинный заводы. Из окон нашего деревенского дома был виден мост через Волгу. По нему из Сибири шли поезда с оружием, продовольствием, войсками, поэтому враги упорно хотели разрушить мост. Когда его бомбили, горело все вокруг. Рассказывали, один офицер принялся тушить дом, в котором жили его семья и другие жители, вместо того чтобы прибыть на завод во время бомбежки. Потом его расстреляли за невыполнение приказа. Такое суровое было время. Да, страшно было во время бомбежки: бесконечно ухали взрывы, строчили наши зенитки, свистели осколки снарядов. Однажды разбомбили поезд, который шел из Ленинграда, спасая жителей от блокады. Поезд не успел доехать до Волги, как над ним начал кружить немецкий самолет. Поезд остановился на станции Сосновцы (это около деревни Игнатово, где теперь кладбище). Были сброшены две бомбы. Пассажиры стали выбегать из вагонов и прятаться в обсадке. Самолет снизился и начал строчить из пулемета по людям, взрослым и детям… Я видела много крови, части тел. Потом погибших привезли и наспех похоронили в общей большой могиле около нашей деревни на старом кладбище без гробов и цветов. Это было ужасно. Но таких эпизодов на войне и не перечесть…
Мы притихли. За окном теплый май. Так ясно и просторно, солнечно и весело! Небо чистое-чистое, ровное-ровное, мирное и безмятежное, будто сшитое из голубого атласа. Может быть, такое небо было и в тот печальный день.
Как часто в жизни мы плачем по всяким пустякам, ноем от безделья и лени! И совсем не ощущаем радость мирной жизни, не понимаем, как на самом деле счастливы – ведь над нашими головами не кружат самолеты и не строчат из пулемета. А те ленинградские люди, наверное, уже радовались, что спаслись, может быть, прижимали к себе детей и благодарили Бога, что вырвались из блокады. И тут черное фашистское крыло и беспощадный, смертоносный клюв… Известный факт, что снижаться и стрелять по бегущим людям было «звериным лакомством» фашистских летчиков, забавой наподобие охоты. Так же поступали они и под Сталинградом, да и везде, наверное. Словом, изверги, варвары…
– Во время войны, – продолжила Нина Ивановна, – я работала в колхозе. Сначала, в двенадцать лет, только в каникулы. А через два года – наравне со взрослыми. Работали почти бесплатно, иногда нам выдавали овощи (огурцы, морковь), которые «не принимало государство». Ведь колхозы сдавали продукцию для армии и для городов. В городе было полегче – население получало паек, а у нас, деревенских, не было ни денег, ни продовольствия. Работала на лесозаготовках в 14 лет! Тяжело. Летом дни длинные, вставали с рассветом и работали до захода солнца. Ночевали в избе на голом полу, не раздеваясь, только котомка под головой. Нас было семь девчонок, два мальчика и женщина-повариха. Вместо оплаты труда – питание: утром, в обед и вечером по сто граммов ржаного хлеба да пустой кипяток. В обед – постный суп. Некоторые ребята покупали в деревне молоко, а у меня денег никогда не было. Осенью я жала серпом рожь и овес. Зимой работала на погрузке зерна и картофеля. Страшно вспомнить, как нагружали мне на спину мешки с овсом, пшеницей, рожью, картошкой. От склада до подводы шла почти на четвереньках, особенно если с пшеницей, в 80 килограммов. Мама тоже работала в колхозе. При этом можно сказать, что мы голодали. И очень плохо были одеты.
Сто граммов хлеба – тыловая норма. А мы за обедом хлеб почти не едим. Кажется, он невкусный, какой-то простой, что ли. Даже не верится, что такой кусочек во время войны был целым богатством. А в войну хлеб пекли с добавками, колючими и малосъедобными. Но голод… Хлеб казался счастьем.
– Утром 9 мая я узнала, что войне конец. Да, это была великая радость! Но, как в песне, со слезами на глазах. Я все ждала писем от папы, и лишь потом мы узнали, что его не стало еще в 1943 году. С тех пор вот уже 65 лет я горюю 9 мая по самому хорошему для меня человеку – отцу. День Победы – это для меня день скорби.
И в заключение опечаленная Нина Ивановна добавила самые важные слова:
– Любые войны начинают люди. Это страшные люди. Давайте будем беречь от них мир. Нет войне! Миру – мир!
Нам хотелось как-нибудь подбодрить Нину Ивановну. Но что мы могли сказать? Что будем учиться и стараться? Что пойдем «правильным путем»? Что не допустим? Пустые, хоть и верные, слова. Мы решили не давать клятв, а подарили цветы Нине Ивановне, этой замечательной героической труженице, и по­обе­ща­ли рассказать ее историю всем.
В назидание.
Чтобы знали.
И помнили.