На чтение: ≈ 8 мин.Кажется, с годами Демис стал еще красивее (женщины всего мира находили его прекрасным всегда!): седина в бороду и убранные в богемный хвостик поредевшие волосы только добавили ему обаяния, проницательно умные глаза стали мудрее и глубже. А голос? Голос остался тем же, что и три десятка лет назад: неподражаемым. Так, по всей видимости, завораживали аргонавтов голоса сирен – разве что мифические сирены никак не могли быть существами мужского пола! Популярность Демиса Руссоса в семидесятые годы была так же огромна, как он сам: обладатель могучего голоса, могучего тела, могучего таланта. Между тем в жизни Демиса произошло немало передряг, которые доводится переживать и обыкновенным смертным. Довелось ему пережить и ситуации чрезвычайные: в 1985 году звезда оказался на борту направлявшегося в Бейрут самолета, захваченного террористами. Обо всем этом Демис Руссос поведал в интервью британской газете “Метро”.
– Чем вы занимались в последнее время?
– Я занимаюсь так называемой New Age music (музыкой нового времени). Мой первый сольный альбом назывался “On The Greek Side Of My Mind” и был по сути этническим. Затем я перешел в жанр легкой музыки, в котором получил известность и признание. Но сейчас мне хочется вернуться назад, к музыке, которую создает наш многонациональный мир. Культуры национальные сегодня так тесно перемешаны, всюду происходит это смешение – в живописи, в моде, даже в кулинарии. И я хочу это осмыслить.
– Вы волнуетесь, вновь возвращаясь сегодня на сцену?
– Нет. Я присутствовал на ней 35 лет. Я не приезжал в Англию в последние 15 лет, но это не значит, что я прекратил работать. Такие люди, как Тони Беннетт, Нана Москоури и Шарль Азнавур, принадлежат к моей эпохе. И нам не нужно сначала попадать в первую пятерку хит-парада, чтобы затем делать свои турне. Мы стали именно концертными исполнителями, которые могут записать свою пластинку, но не студийными певцами, которые могут дать концерт. Я в своем творчестве достиг этого очень ценного для меня статуса, и я не хочу больше идти ни на какие компромиссы. Такое состояние артиста – само по себе великая роскошь.
– Какие наиболее значительные изменения произошли, на ваш взгляд, в музыкальном бизнесе?
– Фирмы звукозаписи больше не хотят идти на риск. А жизнь идет так быстро, и таланты больше не выращивают, не пестуют. Никто не хочет тратить на это время. Люди сегодня перестают разговаривать друг с другом: они больше не обмениваются телефонными номерами – они дают друг другу свои электронные адреса, и только.
– Сегодня вы выглядите лучше, чем 25 лет назад. В чем секрет?
– Я лучше ощущаю себя сегодня с точки зрения состояния души. А ведь внешне отражается именно внутреннее состояние. Если оглянуться назад, то, покуда моя карьера нарастала стремительно, как снежный ком, я был молод и еще неопытен… А то, какой размер одежды ты носишь, не влияет на то, как ты на самом деле выглядишь. Все эти диеты и разные хитрости в стремлении похудеть – это делается главным образом по медицинским предписаниям, в интересах здоровья.
К счастью, мне хватило ума так инвестировать мои финансы, что сегодня я могу позволить себе не работать. А если я и работаю, то для собственного удовольствия, потому что мне приятно быть с моей аудиторией и потому что я люблю музыку. Музыка в ЭТОЙ моей жизни – это мое предназначение, моя судьба.
– А правда ли то, что вы стали петь в захваченном заложниками самолете, дабы вас выпустили оттуда?
– Нет, несмотря на всю ту чушь, которая была об этом написана, каждый, кому довелось бы пройти через подобного рода ситуацию, испытал бы страх. Но мне повезло, потому что меня держали всего пару дней. Между тем пережить то, что довелось нам, я бы не пожелал никому: быть захваченным и плененным – это самое ужасное, что может случиться. Нам приходится сталкиваться со всем чем угодно в этой жизни. Но я столкнулся лицом к лицу с ситуацией подлинной войны. Я видел пятнадцатилетних подростков, взявшихся за оружие по приказу их боссов, которые в свою очередь следовали приказу своих правительств. И я понял, как далеко может завести тщеславие: этим людям просто плевать на то, сколько жизней они положат для достижения своих целей.
– Но ведь вы стали свидетелем и Суэцкого кризиса, и студенческих бунтов 68-го года в Париже?
– Это просто удивительно, как мировые события впечатались в мою жизнь. Ситуация с Суэцким кризисом была печальной, так как все англичане и французы покинули Египет. И моя семья, проживавшая в ту пору в Египте, тоже вынуждена была вернуться в Грецию. Но, с другой стороны, именно это обстоятельство привело меня к музыке, потому что мне пришлось работать в афинских клубах, чтобы материально помочь родителям. И я не могу назвать это иначе, нежели судьбой.
А что касается Парижа, это был еще один перст судьбы. Мы создали с группой “Дитя Афродиты” песню “Rain And Tears” (“Дождь и слезы”), которая стала нашим величайшим хитом. Но мы написали ее именно потому, что видели своими глазами, как студентов разгоняли слезоточивым газом.
– Кто внес больший вклад в греческую культуру – вы, Вангелис или Нана Москоури?
– Я думаю, все мы сделали свою работу, но у каждого из нас она была индивидуальной. Нана пела на греческом, Вангелис никогда не создавал греческих мелодий в чистом виде, так как в них вплетались балканские мотивы, а я пел песни с привкусом Средиземноморья на английском языке.
Греческая культура – одна из старейших, как и египетская, и китайская или индийская. И если эта культура сохраняется у тебя где-то внутри, это обязательно выплеснется в творчестве.
Ольга ДМИТРИЕВА
Лондон
Выбор читателей
Комментарии