Декларация о намерениях

5 апреля 2021 года в Федеральный закон «Об образовании в Российской Федерации», несмотря на многочисленные обоснованные возражения со стороны целого ряда ученых и преподавателей, научных и общественных организаций, были официально внесены изменения, касающиеся порядка ведения просветительской деятельности. Непреложные устои бюрократии таковы, что любой нормотворческий акт, подобно выстрелу в заснеженных горах, вызывает лавинообразное нисходящее движение документов, угрожающих похоронить под своей невесомо-неодолимой толщей все, чему не посчастливилось оказаться на пути этого на первый взгляд целенаправленного, но в действительности почти всегда стихийно-неуправляемого бумагопада.

Выстрел в горах

Итак, закон выстрелил – лавина двинулась. Теперь на стадии общественного обсуждения находится проект постановления Правительства Российской Федерации «Об утверждении Положения об осуществлении просветительской деятельности».

На мой взгляд, единственное (но по-настоящему катастрофическое) последствие этого начального этапа схода бумажных масс состоит в том, что любые просветительские мероприятия в образовательных и культурных учреждениях, подведомственных Минобрнауки и Минпро­свещения, то есть всех школах, колледжах, вузах, некоторых музеях, биб­ли­отеках, можно будет проводить только по факту заключения договора об оказании услуг с участвующими в них внешними специалистами – профессионалами-практиками, писателями, журналистами, политиками, общественными деятелями и т. д.

То, что раньше решалось простой устной договоренностью, в новой образцово отутюженной тысячетонным лавинным катком реальности обещает стать делом настолько энергетически затратным, что просветительские проекты с привлечением сторонних докладчиков (лекции, презентации, мастер-классы, семинары, круглые столы, дискуссии и пр.) сами собой усохнут на девять десятых.

Например, если мне как руководителю выпускающей кафедры университета просто позарез необходим на разовое выступление перед студентами какой-то спикер, я должен составить под него договор, затем стребовать с бедолаги-лектора всю его официальную подноготную: копии паспорта, СНИЛС, ИНН, диплома о высшем образовании, подписанное им согласие на обработку персональных данных и наконец (вишенка на торте!) реквизиты карты «МИР». И, что особо важно, запросить справку об отсутствии у него судимости.
Каково?

Спасайся кто может

Как поспособствует этот производ­ный нормотворческий акт решению идеологических задач, обозначенных в пояснительной записке к породившим его законодательным новеллам (борьба против «бесконтрольной реализации антироссийскими силами в школьной и студенческой среде под видом просветительской деятельности широкого круга пропагандистских мероприятий»)?

Самое смешное, что почти никак.

Приглашение в университет или школу разносчиков идеологической инфекции и сегодня при отсутствии «соответствующего правового регулирования» чревато для неразборчивого в своем гостеприимстве педработника неприятными служебными разбирательствами, интенсивность и карьерное послевкусие которых зависят от двух никак не регулируемых законом обстоятельств – уровня общественной огласки и степени благонамеренности вовлеченного в инцидент начальства. С принятием нового документа неформальная травля за инакомыслие (там, где она в принципе была возможна) всего лишь примет устоявшиеся, закрепленные корпоративными регламентами формы. Но полагать, что наличие писаного правила станет непреодолимым препятствием для тех, кто не боялся нарушать неписаное, было бы чересчур наивно даже для работников министерской канцелярии.

Так что же это – просто вред, бессмысленный, беспощадный и бескорыстный, не дающий никакого положительного эффекта даже в том единственном отношении, которое особенно заботило законодателей, запустивших цепную реакцию бюрократических процедур?

Нелепо задавать лавине вопрос «зачем?». Такова природа бюрократии: сорвавшись вниз, бумажная лавина хотя и сохраняет направление, заданное ей первоначальным импульсом, в последующем своем стихийном движении не проявляет никакой осмысленности. Горизонт бюрократического целеполагания раскатан в идеально линейную геометрическую конструкцию, допускающую только два направления взгляда – вперед и назад, на входящий документ и на исходящий.

Чиновная коммуникация – это не живой диалог смыслов и собеседников, а выхолощенное до полного устранения субъекта и смысла взаимодействие множества разнотипных, плохо согласованных друг с другом протоколов. Не важно, насколько бюрократический ответ является ответом по существу, важно, чтобы исходящий документ максимально точно удовлетворял формальным критериям, явно или неявно заданным во входящем документе, откликом на который он является.

Есть ли жизнь после лавины?

У страха лавиноопасности, как известно, глаза велики. Когда многие сотни тонн кристаллизованной воды внезапно с огромной скоростью обрушиваются вниз в ограниченном пространстве, картина происшествия выглядит поистине апокалиптической (особенно под углом зрения снизу вверх).

Однако, после того как улягутся последние облака взбаламученной снежной пыли, становится понятно, что ущерб от катастрофы оказался более чем скромным. Ну подумаешь, снесло подчистую полторы-две деревеньки и накрыло вдобавок с десяток шальных сноубордистов! Тела найдут и похоронят. Дома отстроят. Поврежденные коммуникации починят. А на опасных склонах поставят предупреждающие знаки.

Так ли страшны эта законодательная инициатива и ее конечные правовые последствия, как их малюет наше зарегулированное реформами до перманентного невроза воображение?
Во-первых, для бюджетных организаций, по-видимому, остается лазейка в виде перекрестных договоров о сотрудничестве: университет заключает с библиотекой бессрочное соглашение, в результате сотрудники университета получают возможность выступать в стенах библиотеки без всяких ненужных формальностей – и наоборот.

Во-вторых, в проекте Положения об осуществлении просветительской деятельности четко ограничен список форм, в которых последняя может осуществляться. И, например, творческая встреча, турнир или дебаты в этот перечень не входят. Дискуссия – просветительское мероприятие, дебаты, риторический турнир или (поерничаем еще немного!) интеллектуальная оргия – нет.

Так что согласно букве закона называем мероприятие творческой встречей, и дамокловы договорные отношения над нашим скромным проектом больше не висят.
С другой стороны, в пункте втором Положения перечислены конкретные направления просветительской деятельности. Так что, если темой риторического турнира будут заявлены, например, права человека или история искусств, организаторы мероприятия вступают на весьма зыбкую юридическую почву.

Почему я, филолог, с первого взгляда вижу в документе эти чреватые разночтениями логические нестыковки, а команда министерских разработчиков и правоведов, в чьи обязанности входила его тщательная многоэтапная выверка, – нет?

Дело в том, что такого рода «терминологические зазоры» особенно удобны в тех случаях, когда закон при необходимости должен легко переводиться в режим ручного управления. Идеологически невыдержанные дебаты запрещаем, хотя по форме проведения к просветительским мероприятиям они и не относятся, но могут быть причислены к ним по направленности. Идеологически выдержанную оргию на основании тех же самых нормативных положений разрешаем, хотя по своей направленности она и может быть отнесена к просветительским мероприятиям (сексуальное просвещение, однако!), по форме проведения таковым она, безусловно, не является.

Наверное, это соображение не стоит окончательно сбрасывать со счетов, как и прочие иррациональные факторы: здоровый пофигизм в отношении задач, поставленных руководством (особенно когда эти задачи неясны по смыслу и непрактичны с точки зрения ожидаемых результатов), или же, напротив, нездоровое служебное рвение в аналогичных обстоятельствах, обычное отечественное раздолбайство, заурядный непрофессионализм. И многое-многое другое…

Однако, не раз порезавшись остро отточенной бритвой Оккама, я не доверяю голосу воображения. Конспирологические теории крайне редко оправдываются на деле. Самое же простое объяснение, не требующее множества трудноосуществимых условий, обычно и есть самое верное.

Под законом

Последние поправки в Законе «Об образовании в РФ», если перевести их с канцелярского, «птичьего», языка на человеческий, гласят: просветительская деятельность в России регулируется правительством. А поскольку порядок ее регулирования прописывать в законе нам было недосуг (да и мало ли какие именно потребности могут впоследствии возникнуть на этот счет), правительство само разработает соответствующий порядок и всем нам сообщит (а при необходимости будет его впоследствии корректировать с учетом конкретных тактических обстоятельств).

Учитывая, что любая публичная интеллектуальная активность, не подпадающая под действие федеральных государственных образовательных стандартов, может быть квалифицирована как просветительская, перед правительством была поставлена, мягко говоря, нетривиальная задача – зарегулировать «все, что не…». Отсюда и потенциальные лазейки в перечнях направлений и форм просветительской работы.

Другой немаловажный момент: до сих пор не выявлено никакого надежного, законодательно формализуемого способа отличить «антироссийские» силы от «про-» или просто «российских», кроме как ткнуть пальцем и громко заорать: «Ату его!» Это задача не юридическая, а идеологическая, и чисто правовыми методами она в принципе не может быть решена.

Неудивительно, что правительство, поставленное перед необходимостью дать «контейнерной» законодательной новелле реальное правовое наполнение, пошло по необычайно популярному в бюрократической среде пути «транзитного» перекладывания ответственности на подчиненных.

Обязанность выявлять мнимых просветителей целиком и полностью ложится на тех, кто будет подписывать договоры об оказании просветительских услуг. Никаких понятных критериев, позволяющих это сделать, правительство им предложить не может, да и не пытается. Вести просветительскую деятельность в подведомственных Минобрнауки и Минпросвещения учреждениях без предварительного заключения договора теперь будет запрещено. И, собственно, все. К этим трем тезисам и сводится практический смысл разработанного правительством документа. Подобно поправкам, недавно внесенным в ФЗ №273, это всего лишь грозная в своей конечной неопределенности декларация о намерениях.

Сорвавшуюся вниз лавину не остановить. Но своевременно принятые меры могут помочь уменьшить ущерб. Поэтому не пожалейте нескольких минут, зайдите на сайт https://regulation.gov.ru/projects#npa=115396, зарегистрируйтесь (неприметная кнопка «Войти через ЕСИА» в окне регистрации) и примите участие в общественном обсуждении проекта.

Да, это бесполезно. Но важно.

Сергей ДЕМЧЕНКОВ, кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой русской и зарубежной литературы ОмГУ имени Ф.М.Достоевского, Омск