На чтение: ≈ 17 мин.Если кто не знает и не слушает, то сообщаем: радиостанция «Эхо Москвы» имеет особую передачу «Родительское собрание», которую придумала и ведет журналист Ксения Ларина. Это такой форум, на котором по воскресеньям педагоги обсуждают важные проблемы, а родители могут задать любой вопрос и высказать свое мнение по любому поводу. При этом собеседниками родителей практически всегда становятся лучшие московские педагоги. Так было и на этот раз, когда на повестке дня стояла проблема воспитания, а у участников передачи были три разные позиции.
Михаил ШНЕЙДЕР, директор гимназии №45:
– Я думаю, что все воспитание должно в конечном итоге сводиться к созданию условий для формирования ценностных ориентаций. И в этом смысле образование, вообще говоря, включает в себя обучение и воспитание, и отделить одно от другого невозможно. Иначе школы превращаются просто в магазины, где можно получить знания. Кстати, это очень распространенная формула. Когда родителей спрашивают, почему они пришли в эту школу, а не в другую, они часто отвечают: получить знания. То же самое дети говорят: получить знания. Или «приобрести знания». Слово «приобрести» мне, правда, нравится больше.
Я думаю, что никогда не будет полного удовлетворения от того, каким воспитывают ребенка, потому что с ценностями в любом обществе всегда сложно, а в нашем – тем более, поскольку мы еще ценности не сформулировали, и, как показывает практика, сегодня, пожалуй, только одна ценность у нас господствует в крупных городах – это шопинг. Естественно, на этой основе очень сложно ожидать развития общества. С одной стороны, очень много в школах, где, скажем, не было все «заточено» – извините за такое слово – под советскую идеологию, сохранилось ценного и полезного, что продолжают учителя, и не только учителя, но и родители, и дети. Так что здесь, с одной стороны, звучит все, конечно, грустно, если смотреть на опросы разных социологических служб, если посмотреть на отношение к истории, на некий социальный образ, который рисуют себе дети, которые, впрочем, мало в этом смысле отличаются от родителей. С другой стороны, школа действительно остается сегодня, пожалуй, единственным институтом, через который проходит все общество. В этом смысле, конечно, на школе лежит обязанность воспитывать, никто эту обязанность с нее не снимает, как бы некоторые родители ни говорили: мы сами будем воспитывать своих детей. Как показывает практика, это не всегда и далеко не у всех получается.
Тема воспитания обсуждается, но поскольку у нас – я настаиваю на этом! – нет профессионального сообщества, то все это обсуждается в компаниях директоров и не только директоров. Я не хочу сказать, что все педагоги замучены отчетами о том, как идет воспитательный процесс, потому что в грамотно организованной системе школьными отчетами занимается администрация и технические сотрудники. Это для того, чтобы классные руководители могли видеть детей, а не только бумажки. Более того, в советское время (может, мне так везло, хотя я во многих школах работал?!) я не помню, чтобы за исключением каких-то там фронтальных проверок и прочих глупостей, которые существовали (сейчас, кстати, их нет, поскольку сейчас процедура аккредитации более или менее все-таки прописана), были такие уж жуткие отчеты. Да, планы классные руководители составляли, но я не вижу в этом ничего плохого. Вообще любая работа должна планироваться, другое дело, как составить план по воспитательной работе, другое дело, что в него должно быть включено.
Кстати, слово «воспитание» не переводится на европейские языки. (Некий эквивалент в английском означает «выращивание», и тот же самый термин применяется, когда говорится о выращивании растений.) То есть за рубежом нет споров о том, должна ли школа воспитывать. Много споров у нас.
XX век оставил свой след в некоторых странах, а вот у нас, как мне кажется, он никакого следа не оставил в том смысле, что мы его не отрефлексировали. Сейчас нам подарили счастливую историю в исполнении новых авторов учебников истории, и теперь мы твердо знаем, что все разумное в этой истории действительно было разумно, что в соответствии с этой формулой действительно нечего рефлексировать. Вообще говоря, наша культура абсолютно не рефлексивная, при наличии гениальной русской литературы, гениального многонационального советского кино, всего этого дети в массе своей сегодня не знают, им надо многое показывать и иногда принудительно.
В России нынче массовый человек, обыватель абсолютно нерефлексивный, поэтому он часто действует, не приходя в сознание, то ли находясь в угаре от очередной купленной вещи (и его можно понять, потому что много лет он не мог ничего себе позволить), то ли находясь в угаре от того, что ему вдруг захотелось быть гражданином великой империи. Что он с этой империей будет делать, непонятно, и если задать несколько конкретных вопросов, то выяснится, что вообще-то она ему не нужна, потому что придется своих детей отправлять на войну. А этого человек не хочет! Формирование рефлексивной личности, формирование не в смысле, что мы ее формируем, а в смысле, что она формируется, а мы создаем условия, – крайне тяжелая задача. При этом я абсолютно уверен, что никаких измерителей успеха здесь не существует. Потому что, вообще говоря, мы только через 15-20 лет можем смотреть, а что, собственно, с нашим воспитанником произошло, кем он вырос.
Получается, что нам нужен некий портрет выпускника. В международных системах образования он давно уже разрабатывался и в конечном итоге появился. Он так и называется «образ ученика», ученик – это человек рефлексирующий, очень любознательный, умеющий работать и жить в нестандартных ситуациях, это человек сочувствующий, это человек, способный работать с другими людьми, то есть человек коммуникативный. Это человек сбалансированный, способный контролировать свои поступки, ответственный. У нас сегодня разрабатываются новые поколения стандартов, и там есть портрет ученика, написано, кем он должен быть, перечислена масса хороших качеств, которые в конечном итоге вписываются в эти самые обруганные общечеловеческие ценности. Там первым, по-моему, заходом идет формирование патриота.
Какое же участие должна принимать школа в этом процессе? Школа, как мне кажется, имеет возможность вступить в диалог с этим самым ребенком. Потому что, когда говорится о таких вещах как настройка, нужно понимать: настраивать можно музыкальный инструмент, но он все-таки предмет неодушевленный. Один из авторов учебника естествознания как-то сказал, что задача учителей – «прикрутить головы детям».
Он когда-то был преподавателем марксизма-ленинизма, видимо, там ему и внушили эту мысль. Но на самом деле проблема ведь в чем? Есть музеи, есть, слава богу, целое направление в исторической науке – микроистория, история повседневности. Учебники, кстати, удачные учебники истории ХХ века, писали в том числе с позиции истории повседневности. То есть описывали, как жил самый обычный человек, обыватель, которого мы всегда склоняли на комсомольских и партийных собраниях. Через персональную, личную историю, через историю семьи можно действительно преодолеть культурный слом, который мы пережили. Очень широко сейчас отмечается 40-летие знаменитого 1968 года, но у нас тогда бунта молодых не было, потом наша молодежь благополучно из пионерско-комсомольского сразу перешла в состояние яппи, которые выстраивают карьеру. Как сказал один мой давнишний выпускник, ныне юрист, юристы нужны при любом режиме. Вот этот, как принято говорить, релятивизм очень хорошо вплелся вообще в эпоху постмодернизма, когда все правы, когда действительно можно удовлетворять свои потребности, не задумываясь о цене вопроса, и в этом есть очень много всяких проблем. Но когда мы начинаем этим «грузить» детей, надо задать себе вопрос: а мы-то каковы? А мы что, другие? Мы, может быть, светочи мысли? Может быть, мы твердо знаем истину, которая детям недоступна? Может быть, мы прочитали все книжки, которые надо было прочитать, а они читают совсем не то, и поэтому мы никак не хотим смириться с тем, что они читают не Достоевского, а Гарри Поттера? А Достоевского всерьез читают 3-4 процента.
Здесь мы натыкаемся на самом деле на очень важную проблему. Воспитания отдельно от обучения не существует, но содержание нашего образования остается архаичным. Оно еще там – даже не в ХХ, а в ХIХ веке. Мы еще в советское время много кричали, что учеба должна быть практической, что она должна быть тесно связана с жизнью. На самом деле посмотрите программы: там вообще никакой связи с жизнью нет, жизнь убежала далеко вперед, и никогда старое уже не вернется, хотя и говорят: «Советский Союз жив». Неправда, он мертв, и слава богу, что он мертв, потому что мы, по существу, выпали из цивилизации на 70 с лишним лет, но периодически встречались с ней, к сожалению, в трагические периоды, как, например, в период Второй мировой войны. Однако у нас содержание образования остается все тем же, не важно, будь то естественные науки, гуманитарные, литература – все это остается очень старым. И мы все время (прямо по Лермонтову!) «и к гробам поспешим без счастия, без славы, глядя насмешливо назад».
Мне кажется, прежде чем мы будем говорить с нашими детьми, надо понять, что разговор должен все-таки базироваться на каких-то достоверных источниках.
Вообще говоря, с детьми очень много общаются разные взрослые, мы знаем, что их не оставляют своими заботами ни коммунисты, ни «жириновцы», ни «Единая Россия», их не оставляют своим попечением праворадикальные организации, которые у нас тоже есть. Чтобы был согласованный корпус ценностей, нам самим предстоит еще очень много пройти. Я думаю, что если у нас нет по существу в стране механизма для открытого обсуждения, в том числе обсуждения прошлого, то как надеяться на то, что дети вдруг нам поверят? А, собственно, почему они нам должны верить, если, к сожалению, вокруг очень много вранья? И, наверное, надо прежде всего перестать врать, перестать искать новые мифы взамен утерянных, утраченных. Конечно, любой народ развивается в оболочке национального мифа, но весь вопрос в том, что в этом национальном мифе содержится. Я думаю, что нам над этим еще очень много придется работать.
Слава богу, что сегодня есть независимые источники информации и дети разного возраста ими активно пользуются, что существуют социальные сети, в которых они общаются, что существует огромный массив самых разных проблем, которые они поднимают в своем кругу. Войти в этот круг довольно сложно, во всяком случае входить со своими мифами, мне кажется, абсолютно бесперспективно. Поэтому, наверное, та совместная деятельность, которая способствует воспитанию, выносится за пределы школы, образовательного процесса. Другое дело, что это обеспечивает энтузиазм педагогов. Очень часто на это нет никаких средств, это не считается ценностью в глазах многих чиновников. Поскольку известно, что в школе остались «сумасшедшие», то, конечно, учителя и администраторы преодолевают трудности, ищут ресурсы, возможности, возят и водят детей.
Воспитание возможно сегодня только в совместной деятельности. Была такая «педагогика сотрудничества», которая имела один гносеологический порок: в версии многих новаторов (а я очень многих из них уважаю безмерно, потому что они в советской школе сделали то, что другим не удалось) представлялась так – я беру за руку ученика и веду куда-то. Но для этого я твердо должен знать, куда, а потом ответить на вопрос: имею ли я право его туда вести? А может, он туда не хочет? Сегодня, когда мы говорим о многих прекрасных вещах, надо понимать, что мы, к сожалению, ориентируемся в этом мире не лучше наших детей, а иногда и хуже, что мы должны этот факт признать и помочь друг другу в этом самом осознании действительности. Учитель, как говорят нынче, должен воспитывать у ребенка государственное мировоззрение, но я не понимаю, что это такое.
Я считаю, что государственное мировоззрение выражено в Конституции. Вот то, что там написано и есть мировоззрение, согласованное с обществом. Да, может быть, на сегодняшний день нам там что-то не нравится, но в принципе еще я не нашел человека, который бы прямо говорил, что часть Конституции устарела. Она, по-моему, очень даже ничего себе.
Выбор читателей
Комментарии