Дар и воля. Очерк Марины Цветаевой «Искусство при свете совести» как философский трактат

Основная тема творчества Марины Ивановны Цветаевой – осознание своего поэтического дара, осознание себя, духовное преодоление реальности.

В этом смысле поэзия (и не только поэзия) Марины Цветаевой смыкается с философией. В одном из последних интервью Мартин Хайдеггер говорил: «Философия для меня – опыт автономного и творческого существования». Для него это искусство жить собственной жизнью, опыт переживания собственного бытия, выражаемого посредством слова. Но то же самое делает и поэт.

Есть два замечательных сборника афоризмов Марины Цветаевой, составленные журналистом Натальей Васильевной Ларцевой, которые называются «Песня и формула» и «Деревья! К вам иду!». В них собраны строки из дневников, писем, статей, очерков, стихотворений. Каждая из этих строк стоит отдельной книги, каждая – философская формула.

Конечно, в небольшом материале невозможно обсудить все творчество поэта с точки зрения философии. Рассмотрю только один, но принципиальный для понимания автора очерк – «Искусство при свете совести». Работа написана в 1932 году, в период, когда тема верности своему призванию, преодоления времени, одинокого противостояния усиливающемуся позитивизму и прагматизму века становится ведущей в творчестве Марины Цветаевой.

Начинается очерк с главного – с мысли, которая потом будет только подтверждаться примерами и обрастать деталями. Вот она: «Искусство есть та же природа. Не ищите в нем других законов, кроме собственных (не самоволия художника, не существующего, а именно законов искусства). Может быть – искусство есть только ответвление природы (вид ее творчества). Достоверно: произведение искусства есть произведение природы, такое же рожденное, а не сотворенное. (Цитаты без указания источника – из очерка «Искусство при свете совести». – Ю.П.) Нравственный закон в искусство привносится (читателем. – Ю.П.)…»

Таким образом, человек-творец не властен над собой в момент творчества. В этот момент он подвержен стихиям и идеям, он во власти чары, наития. И только тогда он создает произведение искусства. Гений должен раствориться в стихии или идее «до какого-то последнего атома», а затем усилием воли, опираясь на этот атом, создать мир, свой мир – свое творение. «Гения без воли нет, но еще больше нет, еще меньше есть – без наития. Воля же без наития – в творчестве – просто кол. Дубовый. Такой поэт лучше бы шел в солдаты».

Творческая воля, по мнению Марины Цветаевой, – это терпение, слух, способность дослушаться, а пока не дослушался, ничего самовольно не писать. Не выдавать свое, только-авторское за услышанное. Из множества возможных вариантов, перебирая их, услышать тот единственный, испытав «удар узнавания».

Итак, творец, автор произведения искусства – это дар и воля.

Самому искусству Марина Цветаева дает следующее определение: «Последний атом сопротивления стихии во славу ей – и есть искусство. Природа, перебарывающая сама себя во славу свою».

И вот здесь очень уместно вспомнить философию Гегеля. Согласно его учению искусство, религия и философия – высшие формы самосознания абсолютного духа. В них завершается всемирная история и мировой разум полностью осознает себя.

Абсолютный дух (абсолютная идея) в процессе развития творит мир, познавая себя. Бытие духа становится содержательным – он обретает свое инобытие – природу. Природа – низшая ступень обнаружения и самопознания абсолютной идеи. Хотя уже в природе имеет место постепенное «погружение-в-себя» внешнего, но подлинное возвращение духа из его инобытия, т.е. природы, совершается только в человеке. Свое высшее адекватное воплощение абсолютная идея получает лишь в человеке, в развитии человеческого общества.

У Марины Цветаевой: «По существу вся работа поэта сводится к исполнению, физическому исполнению духовного (не собственного) задания. Равно как вся воля поэта – к рабочей воле к осуществлению. (Единоличной творческой воли – нет.)» Человек – приемник и проводник идей и стихий. Поэт отличается от лжепоэта тем, что у поэта на сто строк десять – данных (полученных свыше), у лжепоэта данные строки отсутствуют.

У Гегеля: человеческое творчество – самопознание абсолютного духа, покинувшего природу, на заключительном этапе своего развития. Сравните: «Природа, перебарывающая сама себя во славу свою».

И еще: «Единственная цель произведения искусства во время его совершения – это завершение его, и даже не его в целом, а каждой отдельной частицы, каждой молекулы. Даже оно само, как целое, отступает перед осуществлением этой молекулы, вернее: каждая молекула является этим целым, цель его всюду на протяжении всего его – всеместно, всеприсутственно, и оно как целое – самоцель».

То есть единственная цель произведения искусства – осуществиться, воплотив в себе идею, стихию. Что и получается средством познания духом самого себя.

Это позволяет утверждать, что понимание искусства, философия искусства Марины Цветаевой – в рамках гегелевской идеалистической философии. Это абсолютный дух в форме идей и стихий прорывается через поэта, а поэт должен описать словами, явить миру, «дать вещь». Осуществить самопознание духа.

В разделе «Попытка иерархии» Марина Ивановна предлагает классификацию поэтов и буквально в нескольких словах описывает свое видение мира (соотношение и взаимодействие духа и души) и место в нем искусства.

Начнем с иерархии по степени высоты. Под высотой поэта Марина Цветаева понимает внутреннюю духовную ценность, обитание поэта «в облаках» духа.

Согласно этой иерархии есть три типа поэтов: большой, великий, высокий поэт.

Большой поэт – обладатель большого поэтического дара.

Великий – гений – обладатель не только большого поэтического дара, но и равноценного дара личности (ума, души, воли и т.п.) и целеустремленности, «…то есть устроение этого целого».

Высокий – поэтический дар может быть небольшим, но велика внутренняя ценность. Только-высокий, чисто-духовный поэт – «обитатель облаков», «…вместо страсти – мысль, вместо слов – речения – вот земные приметы небесных гостей».

Гений, или великий поэт, устроен гармонично в отличие от высокого. «Равенство дара души и глагола – вот поэт», – писала Марина Цветаева в статье «Поэт о критике». Высокий поэт – жираф, который есть шея (часть самого себя). Высота – единственный признак существования высокого поэта. А великий поэт включает высокого и уравновешивает его, хотя великий ниже, чем высокий.

«Слишком обширен и прочен земной фундамент гения, чтобы дать ему – так – уйти в высь. Шекспир, Гете, Пушкин. Будь Шекспир, Гете, Пушкин выше, они бы многого не услышали, на многое бы не ответили, ко многому бы просто не снизошли».

Единственное исключение из этой системы – Рильке (великий и исключительно высокий).

А теперь о том, что в очерке описано очень кратко, но емко по содержанию.

Воля поэта направлена «…к физическому воплощению духовно уже сущего (вечного) и к духовному воплощению (одухотворению) духовно еще не сущего и существовать желающего, без различия качеств этого желающего. К воплощению духа, желающего тела (идей), и к одухотворению тел, желающих души (стихий). Слово для идеи есть тело, для стихий – душа».

Рассмотрю геометрический смысл этой цитаты. Тогда мысль, заключенная в ней, будет более ясна.

Разбиваю цитату на части. Первая часть – первое предложение о направлении воли поэта к физическому воплощению духовного и к одухотворению материального (телесного). Изобразим два пересекающихся круга: Дух с оболочками и Тело.

Вторая часть – второе предложение, из которого следует, что первая оболочка Духа – тело его – идеи, а у Тела есть Душа – стихии. Идеи относятся к области духовного, стихии – это Душа, находящаяся в Теле.

Третья часть: вторая оболочка Духа – тело идей – тело тела Духа – Слово. В то же время Слово – душа стихий, душа Души Тела.

Стало быть, Тело, Душа и Дух имеют общую часть. Эта часть – Слово. «В начале было Слово…» В картине устройства мира и человека у Марины Цветаевой Слово занимает центральное место.

Место искусства в этой картине мира там, где «Тело идей – Слово – Душа стихий»: «По отношению к миру духовному – искусство есть некий физический мир духовного.

По отношению к миру физическому – искусство есть некий духовный мир физического».

В то же время рождение, писание и чтение стихов для Марины Цветаевой такое же явление природы, как дождь, гроза… Искусство – это явление природы, происходящее в Душе. Душа – часть Природы. «Неодушевленной природы – нет, есть только неодухотворенная…»

Поэтому Природу на рисунке изображаю, как оболочку Тела, содержащего Душу.

Что касается человеческой природы, то такое человеческое качество, как воля, в понимании Марины Цветаевой – «высшая степень душевной собранности», следует отнести тоже к области «Тело идей – Слово – Душа стихий». Вспомните: «Последний атом сопротивления стихии во славу ей – и есть искусство. Природа, перебарывающая сама себя во славу свою». В области «Тело идей – Слово – Душа стихий» сходятся: Природа-стихия, Искусство и Воля, как то, что противится стихии и позволяет искусству быть.

Эта область для Марины Цветаевой самая значимая и значительная, так как «…стихию слова, которая, единственная из всех стихий, отродясь осмысленна, то есть одухотворена». А вот телом идеи может быть не только слово, а, например, чертеж, график, математическая формула и т.п., поэтому область «Тело идей» шире области «Тело идей – Слово – Душа стихий».

Итак, что касается воплощения, проявления Духа и Души:

Большой поэт – слуга только стихий. Высокий – только идей. Великий же поэт – слуга и стихий, и идей.

Многие современники Марины Цветаевой и исследователи ее творчества не оценили этот очерк по достоинству.

Современники упрекали его в отсутствии логики, излишней эмоциональности, субъективности. Мы убедились, это не соответствует истине. Марина Цветаева построила абсолютно логичную философию искусства (литературного творчества), описала процесс создания поэтического произведения. А большинство исследователей творчества Марины Цветаевой увидело в очерке только то, что касается нравственности, пропустив то, что относится к ее пониманию искусства, поэзии. Причем мысль о том, что творчество есть подверженность стихиям и идеям, что «художественное творчество в иных случаях (Курсив мой. – Ю. П.) некая атрофия совести, больше скажу: необходимая атрофия совести, тот нравственный изъян, без которого ему, искусству, не быть», интерпретируется как заведомая безнравственность литературного творчества, а главное – жизни поэта.

Что же имела в виду Марина Цветаева, как мне кажется, на самом деле?

Она не отождествляет поэта за работой и человека с его реальными поступками. Поэт во время творчества должен быть свободен от всего, от себя самого. Он находится под чарой, во власти стихии.

«Состояние творчества есть состояние сновидения, когда ты вдруг, повинуясь неизвестной необходимости, поджигаешь дом или сталкиваешь с горы приятеля. Твой ли это поступок? Явно – твой (спишь, снишь ведь ты!). Твой – на полной свободе, поступок тебя без совести, тебя – природы». В реальной жизни Марина Цветаева, конечно же, не подожжет дом, не погубит друга и т.п. О ее нравственных установках можно судить хотя бы по открытому письму, написанному в эмиграции для предполагавшегося детского журнала на русском языке. В среде цветаеведов называется оно «Милые дети». Это не сборник нравоучений для детей, это принципы рыцарства в обычной – и детской, и взрослой жизни, которым следовала сама Марина Ивановна.

Если бы творец в момент творчества думал о чем-нибудь, кроме самого творения (это может быть что угодно: корысть, мода, общественное мнение, предполагаемые последствия для автора или читателей…), то мы бы лишились большей части гениальных произведений. «Всезабвенье, то есть забвенье всего, что не вещь, то есть самая основа творчества».

В каком случае поэт откажется от того, что диктует ему стихия? Марина Цветаева отвечает так:

«Душу отдать за други своя.

Только это в поэте и может осилить стихию».