На чтение: ≈ 13 мин.Виталий Коржиков – поэт, детский писатель, моряк и настоящий мужчина. Каждая строчка его стихов проверена честной и чистой жизнью, в которой было столько трагического и возвышенного.
Его отец, крупный государственный деятель, формировал дивизию Щорса, был членом ЦК партии Украины, затем работал в Кремле. Закончил университет, дружил со многими писателями, сам сочинял пьесы. В 1937-м его расстреляли. Трагически сложилась и судьба матери, подающего надежды скульптора: ее забрали прямо с азовского пляжа и в одном платьице отправили в собачьем ящике в Москву. Так будущего писателя обожгло первое страшное горе…
В конце сороковых Коржиков становится студентом Московского государственного педагогического института им.В.И.Ленина, по распределению в 1953 году уезжает учительствовать на Сахалин, потом во Владивосток. “А за окнами школы проплывали корабли”. И Коржиков становится моряком.
У Виталия Коржикова много книг, но самая известная и любимая многими поколениями детей, пожалуй, “Мореплавания Солнышкина”- книга, родившаяся из веселых морских историй, которые писатель рассказывал двум своим сыновьям.
– Виталий Титович, что эта за история про вашу ночную пирушку с Визбором?
– Однажды готовился очередной студенческий вечер, и для нашего курса закупили большое количество продовольствия и напитков. Охранять их поручили мне. Вечером институт опустел, я расположился поуютней в аудитории на 3-м этаже, стал стихи сочинять. Вдруг – перебор гитары. Выглянул – Визбор идет. Оказалось, с утра какая-то группа собиралась в поход, и Юрка остался охранять рюкзаки. Мы разговорились, потом распили с ним одну бутылку и закусили рыбой. И рыба была до того хороша, что Визбор сказал: “Слушай, а что если еще навернуть?”Навернули еще… Потом, уже после окончания института, Юрка приглашал меня в открывшийся при “Кругозоре”детский звуковой журнал “Колобок”, и я там записывал пластинки, рассказывал о кругосветном плавании, о том, как тонули в Арктике… Когда вернулся из плавания в Москву, узнал, что Юрка написал на мои стихи песню “Качка”…
– Как вы стали моряком?
– Подавал документы в загранфлот, а меня из-за биографии не пускают: пограничный край, в комиссии сидит двадцать остолопов, каждый имеет что-то против. И тут большую роль в моем определении на флот сыграл Василий Трофимович Кучерявенко, писатель, бывший моряк. Он сказал: “Не пускают за границу? Иди в Арктику! Там интересного еще больше!”Однажды в кабинете начальника отдела кадров пароходства столкнулся с капитаном, который кричал: “Мне грузчики нужны!”Я подошел: “Возьмете меня?”Так отправился матросом второго класса в Арктику. Работали мы на погрузке, таскали стокилограммовые мешки: четыре часа грузим, четыре отдыхаем.
Много увидел я там интересного: веселого, трагического. И люди были замечательные: раскованные, свободные… И спасали друг друга, из-подо льда вытаскивали, и на необитаемом острове трое суток сидели во время шторма. Есть нечего, пить нечего. Вдруг шаги – пацан с ружьем, такой мужичок с ноготок: “Кушать хочешь? Пойдем!”Приводит на другую сторону острова, где лежит десяток распотрошенных огромных моржей. Мы спрашиваем: “Твои? Для себя, небось, набил?”А он в ответ с достоинством: “Зачем для себя? Для всех!”У нас это в поговорку вошло.
– Ваша жизнь богата всякими невероятными событиями. Конечно, были среди них и драматические?
– Бывали такие жестокие ситуации, о которых и вспоминать не хочется. Однажды во Владивостоке возвращался поздно вечером после выступления перед читателями и увидел, как толпа, двенадцать человек, избивает ногами парня. Попробовал вмешаться – ничего слушать не хотят, тащат его на трамвайный круг, бросают на рельсы: трамвай из депо пойдет и наверняка перережет. Я снова попытался их остановить, тогда они всей толпой набросились на меня. Один полоснул ножом по бушлату, по щеке, другой пытался впиться ногтями в глаза. Я его отчетливо запомнил: плюгавый, верткий. Тут из кинотеатра, что был неподалеку, народ показался – ночной сеанс закончился. Девушка и молодой парнишка из “бригадмильцев”(так назывались добровольные помощники милиции) бросились мне на помощь. Через несколько дней я того плюгавого случайно встретил в бане. Иду с полной шайкой кипятка, а он – навстречу. Увидел – затрясся: “Прости, я рыбак, завтра в море ухожу – не держи зла!”Потом оказалось, что никакой он не рыбак, а вор. Целая банда занималась уже тогда, 30 лет назад, тайно в сопках каратэ. Они много попортили мне крови, прямо на допросе грозились отомстить, детей убить…
В другой раз провожал жену и сыновей в пионерлагерь на одном из островов под Владивостоком. Команда катера перепилась, и, когда пришли на остров, матросы стали неправильно подавать корму к причалу. Я уже выпрыгнул на берег, смотрю: трос вот-вот лопнет. Хотел отскочить назад, этот трос человека пополам может перерубить, а обратно дороги нет – сзади старуха с двумя пацанами. Успел только лицо руками прикрыть. Страшный удар, крики: “Убило! Убило!”Перебило мне обе руки, ключицу и позвонок. Увезли в больницу, загипсовали, дело до милиции дошло. Команда этого катера боролась за звание “Бригады коммунистического труда”. Вот они и начали все вместе говорить, что это я был пьян, сам, дескать, покалечился, а они ни при чем. Но вступилась за меня та старуха: “Он меня спас и мальчишек моих!”
– Летом прошлого года начались съемки первого телесериала для детей по вашей сказке “Мореплавания Солнышкина”. У этой книги богатая кинематографическая история…
– В свое время был снят хороший мультфильм. Но вызвало меня начальство и говорит: “Что это у вас за матросы, которые ходят качаясь и поют одесские песни?”Я в ответ: “А вы что, хотите, чтобы они пели “Под звездами Кремля”?”Они: “Если эти моменты не уберете, поставите под удар труд целого коллектива”. Пришлось нам уступить, и мультфильм вышел на экраны, но самых веселых эпизодов там нет. Эдик Успенский все бегал и кричал: “Разве нас режут? Вот Коржикова как режут! Посмотрите, какую капусту из него сделали!”
Потом хотели делать по книжке мюзикл. Галина Михайловна Орлова собиралась пригласить на роль Солнышкина Костю Райкина: “Ничего, что он черненький, сделаем из него рыженького!”Но вызвал меня некий товарищ Мамедов: “Послушайте, почему у вас капитан Плавали-Знаем такая скотина? Надо вместо него поставить настоящего мужика, который бы жизнь знал”. Я, говорю, делать этого не буду, потому что теряется весь смысл. Возвращаюсь из плавания, включаю телевизор – фильм. Многое, как у меня в “Солнышкине”, только вместо Плавали-Знаем положительный крепкий капитан, которого играет любимец наших детских лет Борис Андреев.
Несколько лет назад пришел ко мне режиссер Александр Клименко: “Виталий Титович, я вашу книгу давно знаю, через Афганистан пронес. Мечтаю с тех пор снять “Солнышкина”. Я предлагал сделать 12 серий, режиссер – 26. Три четверти сериала отсняли, а тут кризис. И все оказалось в подвешенном состоянии.
– Ваше стихотворение времен “оттепели””Мексиканка”заканчивается словами: “Никто земли не окует ни подлостью, ни золотом”. А сейчас вы верите в это?
– Знаете, мы сами надеваем на себя оковы и новое ярмо. И ведем себя не по-человечески. Была встреча Нового года, в Большом театре танцевал уважаемый мною Васильев, Андрей Вознесенский поднимал бутылку шампанского, а на следующий день тысячи ребят полегли в Чечне. Есть этика момента, когда то, что позволительно полчаса назад, через полчаса неэтично. И если ты сердцем чувствуешь, что наступает, должен знать, что можно сказать, а чего – нельзя. В ту ночь я написал короткое стихотворение:
Опять – хоть век взорви! –
Нам пить из адской чаши:
Вновь мальчики в крови.
Все наши, наши, наши!
Пробоины в броне забили юным
телом,
И тянет по стране измученным,
горелым.
Опять снега красны,
И снова, снова, снова
Страну терзают сны
Бориса Годунова.
– Неужели вы не боялись вступиться за того парня, которого бандиты избивали?
– Не хотелось бояться…
Когда рядом были эти сапоги, которыми меня и того парнишку били, – это было ужасно отвратительно. Дико и страшно. И мысль была: “Не успею сделать…”(я тогда как раз начал писать “Солнышкина”). Знаете, мне часто хочется то, что я написал, прочитать тем, кого уже нет.
Жить надо по-человечески, чтобы тебе не смогли посмотреть вслед с гадливостью.
– Правда, что вы были одним из прототипов Гека в рассказе Гайдара “Чук и Гек”?
– Мне было года три. Мы ехали к отцу в Магнитогорск. Ночью я выскользнул из купе и пошел по своим делам. Вернулся – смотрю: вместо матери какая-то усатая морда. Ну я заорал, сверху спрыгнул человек в галифе и шерстяных носках: “Чего ты?”Взял со столика апельсин, сунул мне в руку, потом отвел к маме в купе…Гайдар виделся с отцом на Магнитке и слышал от него эту историю. Потом меня часто просили: “Расскажи, как ты был Геком!”И каждый раз мне приходится объяснять, что я не был Геком, у него другой прототип.
– Вы счастливый человек, Виталий Титович?
– Я должен был плыть в Новую Зеландию на судне “Тикси”, на которое не попал по чистой случайности – жена вызвала радиограммой: “Сын заболел, слепнет, срочно вылетай”. Вернулся во Владивосток и ночью по “Голосу Америки”услышал, что на рейде такого-то японского порта затонуло советское судно “Тикси”. Никто из экипажа не спасся. Счастье, что я случайно уцелел. Но всю жизнь меня потом будет преследовать мысль: а Володи нет. И Вани нет. И Доры нет… Счастье – величина, существующая во времени.
Наталья БОГАТЫРЕВА
Выбор читателей
Комментарии