Цифра и слово,

Через пятнадцать лет одиннадцатиклассники тоже писали об этом же. «Личного счастья нет, есть ощущение счастья». «В Едином Государстве есть только мы, а потому счастье единое и для всех одинаковое». «Все счастливы в равной степени. Степень этого счастья рассчитывается с математической точностью, с учетом всех деталей и мелочей». «Здесь вырабатывают общую формулу счастья, которая предстает как постоянная, единая величина». «Счастье не включает в себя индивидуального желания, потребности каждого человека, жизнь всех людей выведена по единому шаблону». Вот что пугало Достоевского в идеях социализма.

Математическое освоение мира связано со всей полнотой человеческих чувств и страстей. Не в этом ли смысл слов Блока «жар холодных чисел»? Или, может быть, они о том, что может стоять за всеми формулами и расчетами, когда они приводят и к атомной бомбе? Или они о том, что цифрами и в цифрах человечество измеряет свои прозрения и прорывы в будущее и свои страшные трагедии и катастрофы? Блок, естественно, никогда не знал о практической социологии, которая в цифрах и графиках измеряет надежды человека, его убеждения, интересы, понимание мира и себя. Но ведь и это «жар холодных чисел».
Пятьдесят лет я проводил сочинения «о времени и о себе», сочинения, «в которых отра­зился век и современный человек изображен довольно верно». Я каждое из них обсчитывал, сравнивал по годам и десятилетиям. Этому учился я у социологии. Но и к литературе я подходил с такими же расчетами и обсчетами. Лет двадцать я проводил сочинения на тему «Что меня волнует в русской классической литературе и что оставляет равнодушным». И по годам подсчитывал движение симпатий и антипатий. Моя работа об итогах проведенного в Москве сочинения в 9, 10 и 11‑х классах на тему «Какое произведение современной советской или зарубежной литературы мне больше всего понравилось и почему», которое в 1963 году писали тысяча сто тридцать девять человек, была переведена на английский язык и дважды напечатана в США. Мою статью о сочинении, в котором я привычную точку поменял на вопросительный знак, – «В жизни всегда есть место подвигам». Ты согласен с этим утверждением?», – статью, написанную на основании 372 классных сочинений, напечатала «Юность», издававшаяся тогда двухмиллионным тиражом.
Но я научился, работая в институте усовершенствования учителей, когда мы ежегодно по два раза в год проводили  в московских школах сочинения, чтобы узнать, как обстоят дела с преподаванием литературы, уйдя от традиционного подсчета пятерок, четверок, троек и двоек, поэлементному анализу написанного школьниками, своими и другими. Потом эта методика помогла противостоять клиническому безумию, когда о работе ученика, учителя, школы, района, округа стали судить по итогам тестирования по литературе. Цифры помогали мне в работе над словом. До тех пор, пока мы не стали путать тень от человека и самого человека.
Но вернемся к «Мы» Замятина. Лишь несколько человек и 15 лет назад, и потом написали о том, что математически безошибочное счастье – это счастье, лишенное свободы. Тогда: «Счастье в Едином Государстве действительно математически точно, одинаково. И именно точное, так как нельзя выйти за рамки этой точности, нельзя отклониться от принципов государства. Счастье одинаковое для всех людей, а значит, это не счастье. Люди не свободны, так как не имеют права иметь собственное, личное счастье, личные чувства, не похожие на чувства других». Теперь, через 15 лет: «Жизнь просчитана от начала до конца. Либо свобода, либо счастье. Получается, что, будучи свободными, они не могут быть счастливыми». Естественно, я напоминаю о «Легенде о Великом инквизиторе» Достоевского, которую мы читали после «Преступления и наказания».
Понимаю, что вы можете сказать: не выходит ли, что в наш цифровой век все то, что писали о цифре русские писатели, уже устарело, не соответствует реалиям нашего времени? Нет, конечно. Та цифра, которую отвергали русские писатели, была символом, метафорой того, что в наше время приобрело особо важное значение. И дело тут не только в русской литературе. Напомню вам «Маленького принца» Экзюпери:
«Взрослые очень любят цифры. Когда рассказываешь им, что у тебя появился новый друг, они никогда не спросят о самом главном. Никогда они не скажут: «А какой у него голос? В какие игры он любит играть? Ловит ли он бабочек?» Они спрашивают: «Сколько ему лет? Сколько у него братьев? Сколько он весит? Сколько зарабатывает его отец?» И после этого воображают, что узнали человека.
Когда говоришь взрослым: «Я видел красивый дом из розового кирпича, в окнах у него герань, а на крыше голуби», – они никак не могут представить себе этот дом. Им надо сказать: «Я видел дом за сто тысяч франков, – и тогда они восклицают: «Какая красота!»
Но ведь это и про нас тоже. Я никак не могу привыкнуть к тому, что о новых фильмах прежде всего пишут, сколько каждый из них собрал денег за первую неделю, за первый месяц. Певцов, кинодив градуируют в зависимости от их годового дохода. Только закончился чемпионат мира по футболу, как популярная газета публикует трансферную стоимость 25 футболистов нашей команды.
Отдаем ли мы себе отчет, что все это формирует и наших детей тоже? В последнее время я читаю о том, что нынешние дети стали позже взрослеть. Но если исходить из координат, предложенных Экзюпери, они, наоборот, уже давно взрослые: цифры и подсчеты все больше привлекают их внимание. Особенно перед экзаменами, во время них и при поступлении в институт.
Мне лично всю сложность этой ситуации впервые открыла переведенная на русский язык в 2011 году книга «Дети цифровой эры», которую написали Джон Палфи и Урс Гассер. Вот как они сами определили смысл своей книги: «Цель этой книги заключается в том, чтобы провести черту между тем, о чем нужно беспокоиться, и тем, что не должно пугать, а также между тем, с чем мы должны бороться для спасения наших детей, а что нам следует приветствовать в новом, цифровом мире». И все стало на свои места. Потому что вокруг себя я видел другое.
Остановлюсь лишь на двух проблемах, о которых авторы говорят, что они относятся к тому, с чем следует бороться и что не следует приветствовать.
Первое. «Многие юноши и девушки, в отличие от людей старшего возраста, не умеют самостоятельно оценивать качество информации». «Юные пользователи в большей степени, чем взрослые, уязвимы перед теми негативными последствиями, которые влечет за собой источник информации». «Интернет открывает большие возможности, но неправильная информация может нанести серьезный вред тем, кто ею пользуется». «Для детей процесс оценки качества информации особенно труден».
По моим наблюдениям, главный враг написания сочинений в ЕГЭ по русскому языку, в ЕГЭ по литературе и итоговых сочинений – это задания, которые предлагаются ученикам: всякого рода печатные пособия и руководства и особенно Интернет. Интернет – главный поставщик фальсификата в наши отечественные школы. Пушкинские дети второпях зовут отца: «Тятя! тятя! Наши сети притащили мертвеца». А наши сети приносят целые кладбища мертвой халтуры, спекуляций, безграмотности. Посмотрите хотя бы банк литературных примеров для ЕГЭ по русскому языку.
То, что я сейчас процитирую, объясняет проблему самого глубокого переворота в изменении отношения наших учеников к чтению, к тому, что им нужно прочесть на уроках литературы в старших классах. «Современные дети редко прочитывают книгу от корки до корки». «Преподаватели университетов опасаются, что лозунги, сформулированные в формате заголовков статей, доминируют во всей той информации, которая просачивается в сознание молодых людей». «Многие современные дети отдают предпочтение чтению более коротких произведений. Они больше не читают полноформатные журналы и книги и предпочитают им сообщения на веб-сайтах». «Во Всемирной сети сокращенный формат пользуется большей популярностью, чем полный, о чем бы ни шла речь. Сокращение времени концентрации внимания свойственно не только молодым людям, но и всем остальным пользователям Сети. Во время чтения новостей в Интернете пользователи привыкли перескакивать с одного короткого формата к другому».
Таких обобщающих книг, как книга «Дети цифровой эры», в нашей педагогической литературе я не читал.
И еще одно, для меня лично самое главное:
«Процессу обучения всегда будут неизбежно свойственны качества, практически не связанные с технологией.
Включение технологий в процесс обучения не имеет никакого смысла, если это делается собственно только из интереса к этим технологиям. Люди рассуждают примерно так: «Вести блоги так здорово! Детям это нравится, к тому же они получают какую-то информацию в учебных целях». Такие рассуждения ошибочны. Следует разбираться, как использование технологии может достичь педагогических целей. Сможет ли ведение блогов удовлетворять требованиям учебного процесса? Не следует сгоряча отказываться от проверенных традиционных методов обучения в погоне за применением новых технологий в учебных классах… (У нас еще в Древней Руси об этом говорили так: «Пошли дурака цифре молиться, он и лоб расшибет». – Л.А.)
Навыками критического мышления студенты овладевают в большинстве случаев средствами традиционного диалога, участники которого обмениваются мнениями и глубоко аргументируют рассматриваемую тему, задавая вопросы и отыскивая ответы на них в контексте реальной жизни. В таких случаях процесс обучения совсем не должен обязательно опираться на новые технологии. (Судя по публикациям, у нас все чаще стремятся повсюду изгнать с урока самих учеников, которые под руководством учителя в диалоге, споре, обсуждении ищут решение поставленных на уроке задач. Все компьютер да компьютер. А где же работа в команде? – Л.А.) Возможно, это и есть самая трудная задача, которую нужно решить преподавателям: как, с одной стороны, избежать лишнего применения технологий в учебном процессе, а с другой – в каких случаях их целесообразно использовать».