Церковь и школа

Их точки соприкосновения искали на очередном «Родительском собрании» радиостанции «Эхо Москвы».

Владимир ЛЕГОЙДА, председатель синодального информационного отдела Московской патриархии:Сегодня обсуждают предложение: открыть молельные комнаты в школах. Речь идет о поправках в закон «Об образовании в РФ», эти поправки вносит Правительство РФ, конечно, ни о каких молельных комнатах в прямом смысле речь не идет. Это интерпретация коллег, которая пусть остается на их профессиональной совести. Зачитываю то, что написано в предлагаемой поправке: «Религиозные обряды могут также проводиться в зданиях, строениях религиозного назначения, расположенных на территории образовательных организаций, а также в помещениях, специально выделяемых для таких организаций по просьбе совершеннолетних обучающихся или родителей, законных представителей (по просьбе, если просьбы нет, нет и проблем) этих образовательных организаций». Иными словами, речь идет не о православной церкви, предполагаются традиционные религии России, когда, например, в собственности образовательного учреждения находится здание, которое есть или было предметом религиозного культа.Представьте себе деревню, где нет храмов, где есть родители, которые хотят, чтобы накануне Рождества или нового учебного года приехал батюшка и отслужил молебен, они могут обратиться к администрации, а администрация может разрешить во внеучебное время, без нарушения светскости школы, то есть без создания какой-то религиозной организации, отслужить молебен в школьном помещении.Школа, конечно, должна быть светской. Кстати, мы не можем определить светскость, пока я ни одного более-менее внятного определения светскости не встречал. Но я уверен, что быть светским не означает игнорировать мировоззренческий выбор людей. Нам говорят, что РПЦ должна заявлять свои позиции, но это тонкий момент: религия и религиозная мотивация. Человек может сказать, что он православный, что он должен поступать так или иначе. Но, может быть, сначала нужно разобраться, что такое, например, православие, отправить человека поучиться. В принципе вопрос о факультативном преподавании основ той или иной религии давно обсуждался и никогда не вызывал глобального противодействия. При этом мы знаем, что дисциплина «Основы религиозной культуры и светской этики», которую по инициативе религиозных организаций России преподают у нас, курс культурологический. Когда его называют Законом Божьим, это совершенно неправильно, потому что это не так.Прежде всего запрещено создавать структуры религиозных объединений в государственных школах, это абсолютно незыблемый принцип, который категорически не может быть нарушен, так как школа не для того, чтобы в ней существовали религиозные организации, она просто для другого. Но мне кажется, что не нужно детей ограничивать от знания религии. Религия – очень тонкий, деликатный, огромный мир. Вопрос в том, смогу я рассказать о ней детям или нет. Эта проблема существует, но наличие проблемы не исключает саму возможность. Надо понять, нарушается или не нарушается при этом характер светскости государства. Я хотел бы, чтобы мои дети изучили основы ислама, чтобы они послушали самих мусульман, иначе это будет смешно: пусть химики преподают физику, и мы тогда увидим, что получится. Сегодня стало известно об открытии кафедры теологии МИФИ, но мне кажется наивным разговор о кафедре теологии. И философия, и теология, и богословие держатся на неких методологических принципах, человек, который защищает докторскую или магистерскую по богословию, потеет не меньше, чем философ или химик. Что касается конкретно МИФИ, то речь идет о том, что есть инициатива самого МИФИ, люди хотят, чтобы студенты имели возможность при желании ознакомиться с богатейшим пластом мировой культуры. Пусть студенты МИФИ узнают, что есть и другой мир, пусть у них будет эта кафедра, пусть они это изучают.Наука, религия и искусства – три разных способа познания мира, они не могут пересекаться. Доводы науки – помимо религии.Человечество наивно полагает, что нужно придумать какие-то правила – светскости или не светскости, но правила, на которых мы сегодня настаиваем, могут измениться в будущем, а любое решение в современном информационном обществе требует открытого обсуждения. Если мы говорим что-то навсегда, не обсуждая, то это будет создавать проблемы на 100%.Есть разница между религией и религиозной мотивацией. Если я называю себя человеком религиозным, то пытаюсь жить по Евангелию. Вся жизнь любого человека – попытка ответить, поступил по Евангелию или нет. Из 12 людей, кто окружал Христа, один оказался предателем, почему мы ждем, что у нас сегодня все, кто выходит в эфир с крестом нательным, будут говорить так, как написано в Евангелии?Я призываю к тому, чтобы думать. Курс ОРКСЭ должен помочь не строить стены. Если ребенок из христианской семьи, то он должен услышать об исламе от преподавателя, а не то, что папа прочитал в журнале. Я за то, чтобы дети в рамках этого курса прошли все модули. Не могу сказать, что я в восторге от тех учебников, которые видел, но и выбрасывать на помойку я бы их тоже не стал.Евгений ЯМБУРГ, директор Центра образования №109, заслуженный учитель РФ:Опять у нас очень много слухов и неточностей. В Центре онкологии, где у нас сейчас филиал школы, где мы обучаем больных детей, строится на территории госпиталя церковь. Можно понять этих людей, это нормально.В давние годы на территории Детской республиканской больницы, где мы тоже обучаем больных детей, отец Георгий Чистяков ввел катехизацию этих детей, встречался с родителями, там было оборудовано помещение. Это нормально в таком контексте. Но мне кажется, проблема гораздо глубже: есть тонкая сфера взаимоотношений культуры, образования и религии, но есть у взрослых людей разруха в головах и смута в сердцах. В 1916 году Мандельштам написал: «Есть ценностей незыблемые шкалы», то есть шкала ценностей, которая в XX веке оказалась серьезно разрушена. XX век показал кризис автономной безрелигиозной морали, никаких философских обоснований этики нет. Естественно, шкала ценностей опирается на святыни, и грустно, и смешно от этого, потому что по-прежнему в сознании бытие определяет сознание, а все наоборот.Когда я читаю японские работы, в которых написано, что главный фактор развития рынка взаимное доверие, то есть, когда все обманывают всех, не может быть рынка. Мне понятно стремление людей опереться на святыни, но есть и другая параллельная линия, она довольно опасна. Если в первой линии мы можем взаимодействовать очень глубоко с церковью, с религиозным деятелем, то вторая линия – поиск идентичности, того, чем мы отличаемся от других. Но на самом деле мы видим, как самые благие вещи превращаются в поиск врагов, как духовность становится свирепой, как начинается путаница в головах людей: мы путаем духовность и клерикализм, мы путаем веру отцов и вражду отцов друг к другу.В условиях такой поликонфессиональной, многонациональной страны школа должна быть светской, но быть светским не означает быть агрессивно атеистическим, тут требуется колоссальная деликатность. У философа Соловьева была своя лестница – 4 ступени развития любого народа: самосознание, самодовольство, самолюбование и саморазрушение. Если мы будем транслировать самолюбование, мы придем к саморазрушению, вот что страшно.Все сложно, мы же имеем, как правило, дело с неофитами, с людьми не очень образованными и не очень глубокими. Помните, была такая замечательная сначала поэтесса, потом монахиня Кузьмина-Караваева. Она писала о том, что, когда рухнет коммунистический строй, ментальность останется и мы будем преследовать тех, кто к причастию не ходит. Мы сегодня это видим, особенно в линии, связанной с идентичностью. Церковь и школа – союзники для опоры нравственности. Но эта тема тоже крайне деликатная, требующая определенности. Для меня и ислам, и христианство, и иудаизм – разные команды альпинистов, которые поднимаются на одну высоту. Задача школы – подчеркивать не то, что нас разъединяет, а то, что нас объединяет. Все религии корнями сплетаются, и на глубине они в одном и том же. Довольно худо, что дети из Центральной России не знают, что в одной из сур Корана написано: «Пусть все религии соревнуются друг с другом в добре». Я глубоко убежден, что вера – вещь интимная, семейная. Я категорически против введения ОРКСЭ в детских садах, не поддерживаю введение этого курса в 4-м классе, я за то, чтобы его вводили в 9-х классах, когда с детьми можно разговаривать.Недавно была история в Ставропольском крае, когда школа запретила девочкам-мусульманкам приходить в школу в хиджабах. Я много лет работал в Ставропольском крае, знаю, какой это оголенный провод и как там все непросто. В этой связи возникли определенные протесты, а наш уважаемый министр образования и науки РФ Дмитрий Диванов отреагировал очень уклончиво: школа-де должна найти поле для компромисса, и сразу возникли другие проблемы. Вмешался президент и напомнил, что школа светская. Но почему тогда параллельно идет разговор о создании богословия во Всероссийском ядерном университете МИФИ? Это вызвало протест профессуры, они считают это издевательством над научным мировоззрением.Я понимаю, что даже с маленьким ребенком надо говорить о вере, но начинать это надо не с уроков. Что же касается позиции государства, что школа должна быть светской, то, как только мы начинаем политику двойных стандартов, начинается нарастание взаимной ненависти. И это кончается всегда кровью.Школа не может быть свободна от религиозных тем, но разговаривать нужно со старшеклассниками, со взрослыми людьми, глубоко, серьезно. Есть люди, для которых нужны перила богословия, а есть те, для которых не нужны. Мне довелось побывать на лекциях Померанца и Миркиной, там речь идет о культуре, литературе. Я пытаюсь объяснить старшеклассникам (я не теолог, а просто историк), что такое страх божий. Это не страх уголовного наказания, а страх расстроить человека, который тебя любит. Конечно, попытка людей дойти до корней очень симпатична, но поскольку мы имеем дело с очень вздыбленным обществом, это нужно делать предельно аккуратно. Нельзя задавать вопрос: «Во что ты веришь?». Человек для себя все решает сам, это свобода совести, а когда эта совесть напоказ, я, простите, начинаю сомневаться. Бог в сердце, никакими формулами это не заменяется, а мы пытаемся давать формулы. Меня беспокоит, когда бесы всех мастей сплетаются хвостами, когда возникает православный сталинизм, когда очень часто мы имеем дело не с единобожием, а с магизмом. Дети спрашивают про святую Матрону, это потрясающая женщина, гонимая, верующая. Но когда начинается разговор о том, что она Сталину сообщила: Москва не будет взята, это же чушь несусветная! Мы этим запутываем людей.Я глубоко убежден, что подлинная религиозность исключает мракобесие. Сегодня во многих школах дети более 30 национальностей, в одном и том же классе сидят и татары, и евреи, и русские, и я против того, чтобы разгонять их по разным конфессиональным квартирам. Школа – единственное место, где они объединяются. Если мы начнем строить стены, это будет очень опасно.В 18-м или в 16-м году вышла книжка замечательного православного педагога Поварнина «Искусство спора». Я эту книгу сейчас размножил и дал детям: высшая дискуссия – это поиск истины, когда люди получают удовольствие, а дальше начинается низшая – подавить соперника. Сегодня гораздо более разрушающим в СМИ стали не какие-то порнографические вещи, а то, как взрослые люди спорят, как они кричат и не слышат друг друга. Самое главное – научиться слышать.Информация к сведениюВладимир Легойда родился 8 августа 1973 г. в городе Кустанай (Казахстан) в семье сотрудника МВД и учительницы. В 1990 г. окончил кустанайскую среднюю школу №10 с золотой медалью. В 1996 г. окончил с отличием Московский государственный институт международных отношений (университет) МИД России, факультет международной информации. В 2000 г. защитил кандидатскую диссертацию на соискание ученой степени кандидата политических наук; в 2005 г. ВАК присвоил ему ученое звание доцента. С 1996 по 2007 г. преподаватель, затем старший преподаватель и доцент кафедры мировой литературы и культуры МГИМО (У) МИД России, с 2007 г. по май 2009 г. – заведующий кафедрой международной журналистики МГИМО; исполнительный директор Учебно-исследовательского центра МГИМО «Церковь и международные отношения», с 2009 г. – председатель Синодального информационного отдела Русской православной церкви, секретарь Высшего церковного совета Русской православной церкви, профессор кафедры международной журналистики МГИМО (У) МИД России, член Попечительского совета Благотворительного фонда преподобного Серафима Саровского (с 2005 г.), член Комиссии по международным отношениям Всемирного совета церквей (от Русской православной церкви), член Совета при Президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека (с 2009 г.), член Общественной палаты РФ (с 2009 г.).