Цену победы спроси у проигравших. Размышления после конкурса

Завершившийся конкурс «Лучшие школы России» оставил некое послевкусие, в котором необходимо разобраться. Разобраться в том, почему некоторые очень сильные российские школы не попали в заветную десятку лидеров.

После любого конкурса общество какое-то время после победных возгласов еще продолжает размышлять, что нужно было бы сделать для победы и почему эта заветная победа не стала реальной, а потом забывает происшедшее до следующего года. Между тем именно анализ происходящего на конкурсе принципиально важен не только для организаторов, а в целом для всей отечественной системы образования. Ведь необходимо понять: если эти школы признаны лучшими, то в какой мере они отражают тенденции развития образования, какие коррективы нужно внести в этот процесс. Иными словами, конкурс может стать тем зеркалом, в которое требуется посмотреть и увидеть истинное положение дел.

В нынешнем конкурсе «Лучшие школы России» на втором этапе участвовали те образовательные учреждения, которых отобрали эксперты на первом заочном туре. И тут возникает вопрос: а судьи кто? «Судьи» в основном были представлены сотрудниками Академии переподготовки и повышения квалификации работников образования, которую возглавляет Эдуард Никитин. Он же председатель Большого жюри, которое принимает решение о десяти победителях. Казалось бы, позиции руководителя академии должны практически полностью совпадать с позициями экспертов, оценивавших работы, представленные на конкурс. Ан нет, по моим личным наблюдениям, этого не произошло, иначе Эдуард Михайлович не сокрушался бы так откровенно и эмоционально по поводу того, какие школы попали в финал.

В финале практически сразу проявилось то, что отбор на первом туре шел по документам. А как иначе? Ведь никто не дает возможности тем же самым экспертам ездить по стране и на месте, в деле посмотреть на ту или иную школу, которая претендует на победу. Эксперты, кстати, практически те же самые специалисты, что формируют требования и к оценкам работ, присланных на конкурс в рамках нацпроекта «Образование». Как известно, в рамках нацпроекта школы пишут свои программы развития. Давайте признаемся честно: на первом году в победители нацпроекта прошли действительно многие по-настоящему лучшие школы, сегодня они же побеждают во второй и третий разы, и побеждают совершенно заслуженно. Но что происходит с теми, кто идет вслед за ними? Написать программу самой школе, у которой даже есть определенный задел, но нет навыков по части такой работы, довольно сложно. Тут приходят на помощь (не всегда бескорыстно) сотрудники институтов повышения квалификации, или, как их часто теперь называют, институтов развития образования. Некоторые институты даже открывают некие курсы, на которых за определенную плату учат ОУ, как правильно писать программы. Даже беглое знакомство с заявками показывает: простым языком никто уже давно не пишет, почему-то считается хорошим тоном употреблять как можно больше научных терминов. Кстати, в последнее время, как рассказывают сотрудники академии, даже учителя стараются достать работы своих предшественников на конкурсе в рамках нацпроекта и скопировать если не саму работу, то уж точно стиль, композицию и прочее. В этих работах бедные педагоги тоже старательно вставляют в описание своего личного опыта научные термины, значение которых не всегда знают, но это мало кто анализирует, ведь учитель, в отличие от школы, может принимать участие раз в пять лет. В конкурсные дни члены жюри, да и сам Никитин, частенько удивлялись тому, что некоторые школы мало того что не могут толком рассказать о своей работе, так еще и употребляют по делу и без дела эти самые пресловутые научные термины. А чего возмущаться, когда сама академия вводит такие термины, и тоже явно не по делу? Например, именно академия научила педагогов вместо простого «распространения опыта» употреблять «диссеминацию». Кстати, и региональные институты вносят свой вклад в это «славное дело». Чего, например, стоят материалы Московского института стратегий развития образования во главе с Юрием Громыко! Юрий Вячеславович большой ученый, но когда сотрудники его института начинают выступать и писать статьи, то слово «эпистемотека» оказывается чуть ли не самым простым в описании моделей Школы будущего. Кому нужно таким образом говорить о вещах, которые должны быть понятны вовсе не докторам и даже не кандидатам наук, а простым директорам школ, в том числе массовых школ, тоже думающим о будущем? Все эти тенденции занаучивания презентаций сыграли на конкурсе неблаговидную роль для многих его участников.

Есть еще одно важное обстоятельство в оценке школ. Дело в том, что в большинстве своем члены жюри не в курсе того, что участники конкурса лучших школ представляли на первом этапе, ведь в первом туре заявки читали и оценивали эксперты, то есть совсем другие люди. А участники были не в курсе того, что жюри не в курсе, поэтому не раз во время выступлений возникали не забавные, а просто горькие ситуации. Полагая, что материалы члены жюри прочитали и нет нужды повторять основные тезисы, участники пели, танцевали, произносили возвышенные оды в честь своих образовательных учреждений. Из таких презентаций порой нельзя было понять, что собой представляет школа. Не случайно член жюри – директор питерской гимназии №56 Майя Пильдес без устали задавала почти всем школьным командам один и тот же вопрос: как называется ваша программа развития, на какие годы рассчитана и чего в результате ее выполнения вы планируете добиться? То есть после выступления конкурсантов оставались одни и те же недосказанности.

Не всегда надеясь на то, что выступление произведет впечатление на членов жюри, школы старались привезти на конкурс своих былых выпускников или партнеров – людей, известных своими заслугами всей стране. Видимо, конкурсанты рассуждали так: разве жюри посмеет выставить низкий балл команде, которую поддерживает писатель и журналист Генрих Боровик или известный авиаконструктор, дважды Герой Социалистического Труда Генрих Новожилов? В результате возникала весьма неловкая ситуация и неизменно срабатывал принцип «от противного»: по результатам конкурса видно, что приглашением великих школы добивались подчас совершенно противоположного результата в оценках жюри.

После конкурса Эдуарда Михайловича Никитина спросили: заметил ли он отличие региональных моделей образования и в полной ли мере школы представили их своеобразие. На мой взгляд, этого как раз и не произошло. Выступление школ на конкурсе никоим образом не было привязано к региональному своеобразию, разве что это можно было некоторым образом проследить в презентациях школ из Находки, Хабаровского края или сельских школ, явно имеющих свою специфику. На конкурсе были представлены модели самих школ, и если бы об их работе было рассказано простым, человеческим языком, то, видимо, в конце концов стало бы понятно, чем они отличаются друг от друга, в чем своеобразие той или иной региональной модели. Но, как я уже сказала, часто слова в простоте не произносили.

Почему же региональные модели так неявно были представлены на конкурсе лучших школ? Думаю, в определенной мере тут сыграли роль два обстоятельства. Во-первых, во все большей степени на отбор участников конкурса влияют местные чиновники, которые по тем или иным причинам определяют, что эта школа выдающаяся, а эта – не выдающаяся. При такой оценке никто, видимо, всерьез не думает о том, как регион будет выглядеть после конкурса в глазах России, видимо, тут в ходу некие другие соображения. Во-вторых, участие в конкурсе (всероссийском!) не становится делом региона, чаще всего это личное дело самой школы. Иначе почему сельской школе из Мордовии не дали командировочных и в результате ее команде нечем было заплатить за московскую гостиницу? Иначе почему в такую же ситуацию попала школа из Йошкар-Олы? А между тем обе школы стали победителями конкурса и вошли в десятку.

Дело, разумеется, не только в деньгах. Дело прежде всего в том, зачем школы раз за разом объявляют о своем желании и участвуют в конкурсе. Может быть, это связано с тем, что школам не хватает морального поощрения за свою работу. Может быть, с тем, что школам нужна оценка не только чиновников, но и педагогического сообщества, которое должно оценить, правильным ли путем идут товарищи. Поэтому понятно, сколь высока цена той оценки, которую получают школы на всероссийском конкурсе. Поэтому столь остро школы реагируют на невключение их в десятку счастливчиков.

Большая проблема в том, что готовить школы на конкурс в регионах (Москва не исключение), видимо, не считают нужным. Лавры победы хотят делить все, а вот внести свою лепту в победу не торопится практически никто. Вполне вероятно, это происходит по той причине, что местные методисты вообще не в курсе, как проходит конкурс, какие требования предъявляются к конкурсантам и как они показывают на конкурсе свою работу. Кстати, на нынешнем конкурсе я практически не видела региональных методистов. Но что говорить о них, когда и московские методисты сидели в зале отнюдь не полным составом окружных методических центров. На таких конкурсах практически не присутствуют управленцы, значит, они тоже пребывают в полном неведении относительно того, что происходит на конкурсе. Не знают этого и чиновники Рособразования, Министерства образования и науки РФ, хотя для них конкурс мог бы стать хорошей базой для анализа того, кто на самом деле и за какие заслуги становится победителем в нацпроекте «Образование». От первого до последнего дня все просмотрела лишь директор Департамента молодежной политики и социальной защиты Минобрнауки РФ Алина Левитская, но она входила в жюри, и это было ее святой обязанностью. Кстати, участники конкурса приготовили много вопросов министерству. Но обещанная встреча так и не состоялась: то ли чиновники испугались острых вопросов, то ли были заняты более важными делами, то ли просто проявили равнодушие к региональным посланцам. Это тем более странно, что первые руководители ведомств – и министр образования и науки РФ Андрей Фурсенко, и руководитель Рособразования Николай Булаев проявляют искреннее внимание к педагогам и директорам школ. Николай Иванович был и на открытии, и на закрытии и продемонстрировал полную осведомленность в происходящем на заключительной пресс-конференции. Андрей Александрович, хоть его и ждали на открытии III Фестиваля науки в МГУ, все же нашел несколько минут, чтобы выступить перед посланцами регионов на закрытии конкурса.

Обычно, завершив какое-то важное дело, говорят, что нужно забыть о нем, едва отзвучат последние аккорды праздничных мелодий. Но педагогические конкурсы не позволяют забыть о том, что было. Слишком серьезное это дело для развития образования. Нам в самом деле нужно анализировать региональные системы образования, по крайней мере то, в какой мере они сливаются в единое образовательное пространство и какая модель российского образования складывается в результате. Конкурс дает возможность услышать голос тех, кто, по сути, берет на свои плечи тяжкий груз опробования и реализации всего того, что задумывается на федеральном, а потом на региональном уровне. Конкурсанты имеют право на высказывание своего мнения именно потому, что они лучшие, потому, что своей практической работой доказали это право. Важно только, чтобы голос трудового педагогического народа был услышан.