Цейлонский гость Чехова

Про любовь Чехова к собакам знают все. Человек, не любящий собак, не написал бы «Каштанку». Но мало кто знает, что в качестве домашних питомцев Антон Павлович держал не только собак. Были у Чехова и мангусты. Самые настоящие, привезенный им из далекого Цейлона в качестве экзотического сувенира близким. Один из них прожил у Чеховых 14 месяцев, не так уж мало! Почему мангусты не стали персонажами какого-нибудь рассказа, трудно сказать. Наверное, причины были. Но в письмах 1890-1892 годов диковинные зверьки упоминаются не раз и не два. Я процитирую несколько отрывков из писем, но вначале уточню некоторые детали.

Как писатель попал на Цейлон, читатели «УГ» наверняка знают. Чехов возвращался с острова Сахалин, куда добирался по материку в течение двух с половиной месяцев (с 21 апреля по 11 июля), морским путем, обогнув всю Азию и сделав, таким образом, кругосветное путешествие. На Сахалине он пробыл чуть более трех месяцев.

24 декабря Чехов сообщает Суворину, своему самому главному конфиденту на протяжении многих лет, следующие подробности: «…Я привез с собой из Индии интереснейших зверей. Это мангусы, воюющие с гремучими змеями; они очень любопытны, любят человека и бьют посуду. Если бы не Трезор (собака Суворина. – Прим. авт.), то я привез бы одного в Питер пожить; он бы обнюхал все Ваши книги и пересмотрел бы карманы всех, приходящих к Вам. Днем он бродит по комнатам и пристает к людям, а ночью спит на чьей-нибудь постели и мурлычет, как кошка…» 12 декабря Жан Щеглов отвечает Чехову: «Меня ужасно заинтересовали Ваши мангусы! Я немножко узнаю в них себя. Я ведь тоже страшно любопытен, до гадости привязываюсь к человеку и, когда остаюсь один, часто плачу. Я тоже сражаюсь с гремучими змеями… литературными <…> Чтобы Вам назвать одного мангуса в мою память Жаном Щегловым?!»

Чехов отказывается: «Такое желание слишком лестно и для мангуса, и для Индии, но, к сожалению, оно запоздало: мангусы уже имеют имена. Один мангус зовется сволочью – так, любя, прозвали его матросы; другой, имеющий очень хитрые, жульнические глаза, именуется Виктором Крыловым; третья, самочка, робкая, недовольная и вечно сидящая под рукомойником, зовется Омутовой…»

Замечательно во всех отношениях письмо Чехова брату Александру, написанное 27 декабря. В нем обо всем, включая мангустов. Цитирую его частично: «Да, я возвратился. Да, Сашичка. Объездил я весь свет, и если хочешь знать, что я видел, то прочти басню Крылова «Любопытный». Какие бабочки, букашки, мушки, таракашки! Возьми в рот штаны и подавись ими от зависти. Проехал я через всю Сибирь, 12 дней плыл по Амуру, 3 месяца и 3 дня прожил на Сахалине, был во Владивостоке, в Гонг-Конге, в Сингапуре, ездил по железной дороге на Цейлоне, переплыл океан, видел Синай, обедал с Дарданеллами, любовался Константинополем и привез с собою миллион сто тысяч воспоминаний и трех замечательных зверей, именуемых мангусами. Оные мангусы бьют посуду, прыгают на столы и уж причинили нам убытку на сто тысяч, но тем не менее все-таки пользуются общею любовью».

И действительно, близкие сначала были рады экзотам, а потом испытывали к ним, скажем так, противоречивые чувства. Сам же Чехов не нарадуется на своих питомцев, особенно выделяет одного из них, называет своим любимчиком. 5 января 1891 года он пишет Суворину в постскриптуме к письму: «Как жаль, что Вы не видели моего мангуса! Удивительное животное!»

Вскоре, уехав в Петербург, Чехов поручает зверька сестре Марии Павловне. Но переживает и спрашивает о нем в письме: «Цецилия Архимандритова! Я жив и здоров, перебоев нет, денег тоже нет, и все обстоит благополучно. […] Как поживает мой мангус? Не забывайте давать ему пить и есть и бейте его без пощады, когда он прыгает на столы. Он людей ест? Желаю здравия и веселия».

В день своих именин Чехов снова пишет сестре: «Честь имею поздравить Вас с именинником; желаю Вам и ему здравия, благополучия, а главное, чтобы мангус не бил посуды и не обдирал обоев». Через день Антон Павлович уведомляет домашних из Петербурга о своих ближайших планах: «Не ждите меня раньше четверга будущей недели. Модест Чайковский уехал в Москву и зайдет к нам смотреть мангусов. Примите его получше, т. е. поласковей».

Чехов вернулся из Петербурга в конце января. Его встретили плохие новости. Об этом он сообщает в письме Суворину: «Дома застал я уныние. Мой самый умный и симпатичный мангус заболел и смирнехонько лежит под одеялом. Скотинка не ест и не пьет. Климат занес уже над ним свою холодную лапу и хочет убить его. А за что?» Но все обошлось! 5 февраля Чехов радостно сообщает Суворину: «Мой мангус выздоровел и уже преисправно бьет посуду…» Пишет об этом и брату Ивану: «Мангус был болен и околевал, но теперь здоров и бунтует…»

В начале марта Чехов с Сувориными решаются на заграничное турне «через Варшаву в Вену, оттуда в Венецию, потом в Милан, во Флоренцию, Рим, Неаполь, Палермо и т. д.». Перед отъездом из Северной (а в то время главной) столицы Чехов пишет дяде Михаилу в Таганрог подробное письмо, в котором среди прочего есть такие строки: «…Какая интересная страна Индия! Я хотел бы рассказать Вам про нее. Писал ли Вам Миша, что я привез из Индии интересных зверей? Об этих зверях в газетах писали. Мать от них в восторге, а папаше приятно, когда зверь лезет ему на голову и теребит волоса. В Индии я видел диких слонов и очковых змей, видел знаменитых индусов-фокусников, которые делают буквально чудеса».

В какой-то момент из трех новоприбывших у Чеховых остается лишь один мангуст. С марта 1891 года и далее в письмах говорится лишь об одном питомце. Так, 16 марта, накануне отъезда, Чехов заканчивает письмо сестре так: «Завтра в половину второго уезжаем в Варшаву. Оставайтесь все живы и здоровы. Кланяюсь всем, всем, даже мангуске, которая не стоит, чтобы ей кланялись».

О питомце Чехов не забывал. В письме сестре от 26 марта есть такая фраза: «Как живет синьор Мангус? Я каждый день боюсь получить известие, что он околел». Поскольку ответов на свои вопросы Чехов долго не получал, беспокойство его усиливалось. 1 апреля он посылает домой не очень веселое письмо, в котором объясняет причину: «Приехавши в Рим, пошел на почту и не нашел там ни одного письма. Суворины получили по нескольку писем. Я решил отвечать вам тем же, т. е. не писать вам вовсе, но бог с вами! Я до писем не охотник, но в путешествии нет ничего хуже, как неизвестность. Как вы решили дачный вопрос? Жив ли мангус? и проч. и проч…» Не могу удержаться от соблазна процитировать это письмо почти целиком: «Путешествие очень дешево. Можно съездить в Италию, имея только 400 руб., и вернуться домой с покупками… От хождения болит спина и горят подошвы. Ужас, сколько ходим! Мне странно, что Левитану не понравилась Италия. Это очаровательная страна. Если бы я был одиноким художником и имел деньги, то жил бы здесь зимою. Ведь Италия, не говоря уж о природе ее и тепле, единственная страна, где убеждаешься, что искусство в самом деле есть царь всего, а такое убеждение дает бодрость».

К огорчению Антона Павловича, его заграничное путешествие затянулось. Он сетует в письме родным, что не успевает вернуться к Пасхе: «Христос воскрес! Со всеми христосуюсь и прошу прощения, что не успел домой к празднику… Досадно. Завтра мы едем в Россию; на пути заедем в Милан, на итальянские озера (Комо, Лаго-Маджиоре), потом в Берлин; стало быть, буду я в Москве раньше Фоминой недели. […] Если наша дача близка к реке, то умоляю Вас, сеньоры, купите вы хоть две верши. Надеюсь, что сбруя для мангуса уже приобретена. Был ли он, подлец, в заседании Общества естествоиспытателей?»

Вернувшись из Европы, Чехов нашел домочадцев в добром здравии, и вскоре вся семья вместе с мангустом переезжает на дачу близ города Алексина Тульской губернии. Природа, приволье и тишина радуют Чехова, однако в письмах он признается, что после заграницы ему немного скучновато, и настойчиво приглашает в гости своих братьев и знакомых. Вот письмо брату Александру, написанное между 4 и 15 мая: «Двулично-вольнодумствующий брат наш! Сим извещаю твое благоутробие, что я уже вернулся из гнилого запада и живу на даче (зри выше адрес). Со мною имеет пребывание и отец… Со мною же и мангус, вынимающий из бутылок пробки и бьющий посуду. Если тебе не случится видеть сего зверя, то это будет такое лишение, что и представить трудно. Ради зверя следовало бы приехать к нам. Кланяйся супруге и петербургским мещанам. Упрекающий в нерадении А.Чехов».

Вскоре после этого письма случилось непредвиденное – мангуст сбежал в лес. Позже Чехов с радостью сообщал своему другу: «Мангус нашелся. Охотник с собаками нашел его по сю сторону Оки, против дачи Снигирева, в каменоломне; если бы не щель в каменоломне, то собаки растерзали бы мангуса. Блуждал он по лесам 18 дней. Несмотря на ужасные для него климатические условия, он стал жирным – таково действие свободы. Да, сударь, свобода – великая штука». О возвращении мангуста Чехов сообщает и в письме Лике Мизиновой 12 июля.

Следующее упоминание о домашнем питомце встречаем в письме к сестре. Мария Павловна на несколько дней уехала по делам в Москву, и брат просит ее вернуться поскорее: «Машя! Торопись ехать домой, так как без тебя наше интензивное хозяйство пришло в совершенный упадок. Есть нечего, мухи одолели, из ватера идут удушающие миазмы, мангус разбил банку с вареньем и проч. и проч. …Скорей приезжай, ибо скучно чертовски. Сейчас поймали лягушку и дали мангусу. Съел».

Потом упоминаний о мангусте нет вплоть до октября. Чехов напряженно работает, дачное уединение этому способствует. Все лето он пишет о Сахалине, одновременно работает над «Дуэлью», начинает три серьезнейших повести: «Попрыгунья», «Рассказ неизвестного человека» и «В овраге», лето 1891 года было для Чехова очень продуктивным в творческом отношении. Значение имело и другое: за границей Чехов задолжал Суворину и летом был вынужден отказаться от всех поездок, в том числе в Феодосию, куда так рвалась его душа, особенно с наступлением холодов. Все это мы узнаем из писем. Узнаем и о том, как много Чехов делает для жителей Сахалина. Он не только информирует образованную часть общества о бесчеловечных условиях содержания каторжных и их детей, но делает все возможное, чтобы помочь им. В Петербурге добивается аудиенции влиятельных чиновников, информирует высшее начальство об искажениях в отчетах, направляемых центру сахалинскими властями, помогает открыть на острове детский приют, собирает книги для сахалинских библиотек. Читающая публика откликается на призыв Чехова, на Сахалин уходит посылка за посылкой. Поток гуманитарной и финансовой помощи, который инициирует и организует Чехов, впечатляет. Особенно если знаешь, что сам писатель сидит все лето без денег, еле сводя концы с концами.

По-видимому, ответственность за семейство и финансовая неопределенность сказываются на здоровье Чехова. По возвращении в Москву его самочувствие и настроение заметно ухудшились. Об этом читаем в одном из писем Суворину, от 13 октября: «Мне так скучно, что в Питер приеду я, вероятно, раньше ноября. Погода убийственная, туманная, денег нет, работать мешают, мангус прыгает и проч. и проч.» И это первое упоминание о питомце с июльских писем. Тоска и раздражение слышатся и в следующем письме к Суворину, от 20 октября: «Ах, подруженьки, как скучно! Если я врач, то мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке с мангусом. Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни, хоть маленький кусочек, а эта жизнь в четырех стенах без природы, без людей, без отечества, без здоровья и аппетита – это не жизнь, а какой-то <…> и больше ничего».

Общественных забот у Антона Павловича зимой много, поэтому в итоге он решает подарить экзотов Московскому зоосаду. О своем решении сообщает Смагину в письме от 14 января 1892 года: «Мангуса я жертвую в Зоологический сад. Кусается, сволочь». В этот же день, накануне отъезда по «голодным делам», Чехов обращается в правление Зоологического сада: «В прошлом году я привез с о. Цейлона самца-мангуса (по Брэму – mungo). Животное совершенно здорово и бодро. Уезжая на́долго из Москвы и не имея возможности взять его с собой, я покорнейше прошу правление принять от меня этого зверька и прислать за ним сегодня или завтра. Самый лучший способ доставки – небольшая корзинка с крышкой и одеяло. Животное ручное. Кормил я его мясом, рыбой и яйцами. Имею честь быть с почтением А.Чехов».

От имени правления Зоологического сада А.Вальтер в письме от 15 января 1892 года благодарил Чехова и сообщал, что мангуст «доехал благополучно».