Очень помогает именно так решать эту проблему с ребятами на уроках литературы, мировой художественной культуры и эстетики, на мой взгляд, обращение к стихам о любви Максимилиана Волошина. В них это возвышенное чувство – один из достойных для человека способов жить. Как и любая жизнь, любовь для его лирического героя и героини – это многомерное пространство, в каждом из уголков которого есть место для света разума и души. Пусть даже этот “уголок” или поступок не самое лучшее мгновение их любви. При этом само понятие “совершить поступок” для поэта тождественно “создать стихотворение”. Именно поэтому, например, стихотворение “Таиах”1, где он прощается со своей первой любовью, очень ярко нам характеризует, с одной стороны, личность коктебельского отшельника-философа, а с другой – его отношение к предмету любви. Примечательно, что оно стоит в сборнике “Amori amara sacrum”2 сразу же после стихотворения “Старые письма”, которое как бы готовит читателя своей красотой увядания к тихому, грустному прощанию с любовью Маргариты Васильевны Сабашниковой. У меня такое ощущение, что дороже этой женщины у него ничего в жизни не было. Хотя они и прожили вместе всего один год. Маргарита Васильевна была первой женой художника3. Именно ее он на протяжении всей жизни называет царицей Таиах. Постепенно из образа конкретной женщины она превращается для поэта в образ любви вообще.
Когда сегодня вглядываешься в лицо Маргариты Васильевны, невольно приходишь к выводу: нет ничего удивительного, что поэт почти обожествлял свою возлюбленную. Одна из самых эффектных фотографий ее сделана в Париже в 1911 году. На ней она похожа чем-то на “Незнакомку” Крамского. Ее взгляд, устремленный куда-то в сторону от обьектива, тонкий профиль, кокетливо сдвинутая вперед шляпа – все выдает в ней романтическую натуру, которая не желает считаться с какими-то земными реалиями.
Такая внешность, которая, несомненно, имела духовную основу, не могла не будоражить воображение поэта. Впрочем, обожествление других было для Волошина делом привычным. Иногда оно доходило до мистификации и существенно вторгалось как в судьбу поэта, так и его окружающих людей. Это подтверждает хотя бы история с Черубиной де Габриак4. В стихотворении “Таиах” свое угасающее чувство к женщине поэт называет “прелестью умирающих цветов”. У него достаточно духовной силы, чтобы отнестись к произошедшему разрыву с любимой по-философски. Хотя, конечно, как человек он очень переживал ее потерю. Многочисленные обращения к ее образу в дальнейшем своем творчестве выдают нам эту тайну. Именно тайну. Ибо человек, по Волошину, – это не тот, кто спешит обременить своей болью других. Возможно, поэтому одно из самых трогательных стихотворений в русской лирике “Таиах” излучает совершенно особую, светлую грусть. Она – результат не отчаяния и не разгульной удали, а вдумчивого, трогательного отношения к дорогому для поэта человеку.
М.Волошин называет свою возлюбленную царевной. Жизнь ее – лунной сказкой. При этом ни слова упрека в ее адрес. Или в адрес кого-то третьего. Почему? Прежде всего потому, что Максимилиан Александрович твердо помнил истину: “Не судите, да не судимы будете”. Но и потому, что сам поэт никогда не ощущал себя царевичем. Выше царственного сана для него было звание – ПРОХОЖИЙ, который “близкий всем, всему чужой”.
Однако такое понимание своей судьбы не становится у поэта основанием для обвинения той, которая, возможно, не сумела его понять как человека. Напротив, он настроен очень дружелюбно:
Мы друг друга не забудем
И, целуя дольний прах,
Отнесу я сказку людям
О царевне Таиах.
Если это и прощание с любовью, то божественное прощание. Хотя, подчеркнем еще раз, Максимилиан Волошин не спешил обьявить себя богоравным. Наоборот, примерно в 1905 году можно проследить его желание утвердиться в поэзии через свои земные, вполне конкретные чувства. Это хорошо видно из стихотворений, вошедших в тот же цикл “Amori amara sacrum”. Именно в это время у него появляются очень сокровенные слова о любви.
Знакомясь ближе с поэзией М.Волошина, радуешься тому, что при общей выдержанности ее стиля, который можно определить как мифологический, каждое стихотворение в ней остается глубоко индивидуальным. Не составляет исключения и его любовная лирика. Обратимся к стихотворению, которое поставлено поэтом в цикле сразу после только что процитированного. Оно также отличается изысканной поэтической речью, но вместе с тем очаровывает и классической выдержанностью стиля. Хотя, конечно, таинство мифологизации, свойственное вообще для творчества и жизни поэта, торжествует и здесь:
Мы заблудились
в этом свете.
Мы в подземельях темных. Мы
Один к другому, точно дети,
Прижались робко
в безднах тьмы.
В стихотворении есть все: и боль одиночества, и тайна древнегреческой культуры, и любовь двоих обыкновенных земных людей, наших современников, разумеется, один из которых Орфей, а другая Эвридика. У нас на глазах происходит вечная трагедия: возлюбленные расстаются. Реальность и вымысел слились в один сияющий поток стихотворения. Мы понимаем, что разлука любимых – это и есть настоящая смерть. Смерть духовная. Как и любая разновидность смерти, она не может быть вечной, однако голос поэта прерывается от жгущей его боли: “И влажный камень вдалеке лепечет имя Эвридики”.
Таинство любви совершает вещи невероятные, когда весь окружающий мир человека – это божественный орган живой природы – вторит каждому слову поэта. И даже более того: поэт почти не делает никаких признаний, за него это свершают небо, звезды, солнце, ветер, деревья… Нечто подобное происходит, когда мы идем за поэтом и возлюбленной по узенькой тропинке стихотворения “Второе письмо”. Мы как бы глазами влюбленных видим “реку, несущую свои зеркала”, поющий “фонтан в зеленой мгле”, “густую цепкую траву”, влажно касающуюся их ног. И вместе с ними в душе у нас “встают редчайшие слова”.
Поэт, очевидно, возрождает в своей памяти какой-то монолог возлюбленной, в котором она, увлеченная антропософией, представляет себя в образе еще не воплотившейся в материальное состояние духовной субстанции5. И даже в том случае, если вы кое-что знаете из “Летописи мира” Р.Штайнера, вам не покажется это высказывание вторичным. Вы верите героине, потому что за ее словами стоит правда чувств поэта и женщины, которые были молоды и искренне увлечены друг другом. Это увлечение лишь счастливо соединилось с философией, поэтому звучит как гимн любви к жизни земной.
И мы, как боги, мы, как дети,
Должны пройти
по всей земле,
Должны запутаться во мгле,
Должны ослепнуть
в ярком свете,
Терять друг друга на пути,
Страдать, искать
и вновь найти…
Одновременно эти строки поэта – доказательство того, что и после разлуки его сердце еще на что-то надеется и хранит любовь… Своеобразное подтверждение тому – стихотворение из того же цикла “В мастерской”. В нем он рассказывает, как она была в его комнате. При этом он понимает, что от того, как он это видит, зависит, насколько и мы поверим в ее незримое присутствие в мастерской в сию минуту. И, надо отдать должное чувству поэта, он умеет по-настоящему увлечь своего читателя. Мы видим все это особым внутренним зрением, потому что:
Мы глаза таинственной
земли.
Вглубь растут
непрожитые годы.
Чуток сон дрожащего стебля.
В нас молчат
всезнающие воды,
Видит сны незрячая земля.
Невольно ловлю себя на мысли, что прав тот, кто утверждает: любая цитата, вырванная из контекста, – мертва. Особенно если она взята из стихотворения. Кажется, одна строчка немыслима без другой. По большому счету это истина. Стихи надо воспринимать сердцем. Только такое прочтение и имеет смысл.
Тьма времени отобрала у поэта возлюбленную. Поэт остался “в зрящем сумраке один”. Но…
Как Млечный путь,
любовь твоя
Во мне мерцает
влагой звездной…
Ты слезный свет
во тьме железной,
Ты горький звездный сок.
А я –
Я помутневшие края
Зари слепой и бесполезной.
Прекрасная трагедия любви продолжается. А значит, и продолжается жизнь.
Александр ГОРДИН,
учитель
г. Усолье-Сибирское,
Иркутская область
2 “Amori amara sacrum” – (лат.) Любви посвящается горечь.
3 МАРГАРИТА ВАСИЛЬЕВНА САБАШНИКОВА (1882-1973) – художница, племянница известных книгоиздателей. В апреле 1906 года Сабашникова стала женой Волошина, но уже через год они расстались. Весь раздел “Amori amara sacrum” посвящен М.В.Сабашниковой (за искл. двух стихотворений). Причем некоторые из стихотворений, например такие, как “Второе письмо”, воспроизводят в своеобразной форме монологи Маргариты Васильевны, бывшие частью бесед ее с Максимилианом Александровичем, которые записаны Волошиным в его дневниках 13 июня 1904 года, 21 июня 1904 года, 10 апреля 1905 года и др. Причиной их развода, по мнению биографов М.Волошина, стал Вячеслав Иванов (1866-1944), выведенный М.Волошиным в образе “Солнечного зверя” в стихотворении “IN MEZZA DI CAMIN”.
4 ЧЕРУБИНА ДЕ ГАБРИАК – она же Елизавета Ивановна Дмитриева, поэтесса, которая стала очень популярной в начале XX века благодаря созданию ее поэтического образа М.Волошиным. Они вместе придумали ей псевдоним – Черубина де Габриак. Габриак – название одного из корней. Черубина – это измененное итальянское имя Керубина. Волошин предложил девушке посылать свои стихи по почте в редакцию журнала “Аполлон”. А самой ни в коем случае в редакцию не являться. Важно заметить, что девушка имела физический дефект – она хромала. Видимо, на этой почве у нее был какой-то комплекс. Так что придуманный имидж с психологической точки зрения был как нельзя кстати. Биографы утверждают, что М.Волошин был некоторое время увлечен Елизаветой Дмитриевной. Об этом свидетельствуют стихи, которые он ей посвятил, – “Теперь я мертв, я стал строками книг” (1910), “Судьба замедлила сурово” (1910), “Себя покорно предавая сжечь” (1910), “С тех пор как тяжкий жернов слепой судьбы” (1910), “Пурпурный лист на дне бассейна”, “В неверный час тебя я встретил”. Об этой дружбе очень интересно рассказывает в своем эссе “Живое о живом” Марина Цветаева. Когда их игра открылась, произошел скандал между Н.Гумилевым и М.Волошиным из-за того, что Максимилиан Александрович посчитал поведение последнего бестактным и вызвал его на дуэль.
5 “ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕБЯ В ОБРАЗЕ ЕЩЕ НЕ ВОПЛОТИВШЕЙСЯ В МАТЕРИАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ СУБСТАНЦИИ” – речь об одном из интереснейших философических высказываний из учения Р.Штайнера, основополагающим трудом которого считаются вместе с другими книгами этого философа “Летописи мира”, где он излагает свою теорию происхождения жизни на земле. Суть ее в том, что он рассматривает эволюцию всего живого на земле не от вида к виду, а как одновременную эволюцию всех основных видов как единой материи. Так он считает, что когда-то земля была в газообразном состоянии (или в близком к этому состоянию), а будущее человечество, представлявшее из себя совокупность духовных бессознательных субстанций, было “жителями” космоса. Постепенно, в течение миллионов лет, земля меняла свое состояние от газообразного до твердого. Меняло и будущее человечество свою форму бытия, проходя различные этапы развития вместе с другими разновидностями материи. Оно все ближе и ближе приближалось к земле. Наступил момент, когда человек ступил на землю. Но при этом он долгое время оставался еще жителем космоса и земли одновременно.
Комментарии