Cоединение времен

Как-то в Израиле один ортодоксальный еврей, чуть презрительно посмотрев на меня поверх приспущенных на нос очков, спросил: «Зачем вы пишете, молодой человек? Зачем вы пишете, если уже есть Библия и там все написано?» И он, наверное, был в чем-то прав. Не в том, что не надо писать, потому что уже есть Библия. А в том, что каждый пишущий все-таки должен самому себе ответить на вопрос, зачем он пишет. Но на вопрос, зачем пишу я, я сейчас отвечать не буду, потому что речь не обо мне. Речь об Игоре Волгине. Речь о том, чтобы понять, зачем пишет он.

Книга «Толковый словарь» – вторая поэтическая книга Волгина (после сборника «Персональные данные» (М., «Время», 2015), изданная после нескольких десятилетий поэтического молчания. Вообще-то это довольно уникальное явление для нашей поэзии. Другой бы давно забыл, как слагаются строчки, тем более что многие годы Игорь Леонидович занимался преподаванием и писал историко-литературные произведения. Да, это было связано с литературой и историей, но в любом случае не с поэзией. Волгин же не просто вернулся в поэзию, он вернулся в нее триумфально. И вернулся, по словам Евгения Евтушенко, «совсем незнакомым поэтом». «Я заждался стихов, – писал Евгений Александрович, – которые были бы так блистательно созданы». Примерно так же встретили возвращение Волгина в поэзию не только его коллеги (Евтушенко и Евгений Рейн), но даже и давно убеленные сединами его ученики – Бахыт Кенжеев, Алексей Цветков и многие другие.
Наверное, юным читателям и юным поэтам сегодня трудно понять, за какие такие заслуги Волгин в свое время стал самым молодым членом Союза писателей СССР и почему в большую поэтическую жизнь его отправил такой мэтр, как Павел Антокольский. Но я догадываюсь, что на фоне зачастую барабанной поэзии и барабанных выступлений шестидесятников, частенько работавших для внешнего эффекта, Волгин сразу явил пушкинскую простоту, прозрачность, ясность, что гораздо точнее отражало эпоху, чем категоричность, лозунговость или лукавая ироничность. А главное – уже тогда угадывалось, что стихи его надолго. Они пригодятся и другим поколениям. Посмотрите, разве это стихотворение, написанное в первой половине 60‑х годов прошлого века, не для сегодняшнего дня?

Эпоха просит простоты.
Она устала от изыска,
от изощренной пустоты,
от осмотрительного риска.

Ей равным образом претит
все, что по сущности манерно:
напыщенность кариатид
и обезличенность модерна.

О эта правда естества,
заветная первооснова,
когда обычные слова
нас продирают до озноба!

Так, задохнувшись бы, вошла
к тебе вдруг женщина с мороза,
с которой тщетна и смешна
любая выспренность и поза.

«Обычные слова» в стихах Волгина действительно часто продирают до озноба. Пронзительность достигается так просто и буднично, что даже непонятно, откуда она берется. Как, например, в стихотворении «Отец уже три года не вставал…», о родителях. Что в нем? Да ничего. Просто констатация каких-то фактов. А дрожь пробирает.

Они ушли в две тысячи втором.
А я живу. И ничего такого.
И мир не рухнул. И не грянул гром –
лишь Сколковом назвали Востряково.

Если бы Волгин начал для выражения своих чувств подбирать какие-то необычные, вычурные слова и аналогичный стиль, эффект бы испарился. Но он присутствует. И именно потому, что слова – обычные.
А зачем, кстати, Волгину слова необычные, если он владеет всей палитрой русского поэтического языка – от сумароковского и державинского до современного ему молодежного сленга? Более того, современному Волгину естественным образом удалось скрестить все эти языковые пласты, что и сформировало его особый ни на кого не похожий стиль. А непохожий, скорее всего, потому что современные поэты русским языком прошлых веков просто-напросто не владеют. И многие даже не поймут, из каких отстоящих на столетия языковых пластов созданы, например, две непритязательные строчки:

И, похмелившись, отверзнет уста
бедная Лиза…

Или эти строки, выдающие знание исторических племен, проживавших на нашей территории, – чудь да мерь – с их горькой иронией «нелюдь», не скрывающей отношение поэта к произошедшему не только с русским языком – со страной:

Восходит красная луна
над чудью, нелюдью и мерью.
Прощай, великая страна,
ушедшая, не хлопнув дверью.

Волгин – историк. Для него страна – единое целое во времени. Думаю, именно поэтому он включил в свою книгу «Толковый словарь» и ранние стихи. Потому что история поэта, как и история страны, тоже едина во времени. А может быть, точнее, чем поэт, историю никто и не может сохранить. Вот стихотворение «Кануны»:

Майоров пишет грустные стихи:
«Мы были высоки, русоволосы…»
Фашисты в Праге.
Скорбны и легки,
горят, как свечи, польские березы.

А над Москвой простерта тишина.
Шумят деревья влажною листвою.
Идет весна.
За ней идет война.
Она еще не стала мировою.

Она еще не сгорбила их плеч,
еще ни бомб, ни затемненных окон.
«Нам лечь, где лечь,
и там не встать, где лечь»,
– в последний раз прочтет ифлийцам Коган…

Да, мы живем в мире, где принято разделять времена на эпохи и на календарные даты. Но вот тут и можно ответить на вопрос моего давнего знакомого-ортодокса «зачем вы пишете?». Отвечаю: Волгин пишет для того, чтобы соединять времена и не давать истории распадаться на незнакомые друг другу отрезки.

Игорь Волгин. Толковый словарь. – М. : Время, 2019.