Чтоб не погас очаг. У многих народов земной огонь воплощался в образе защитника семьи

Было это множество раз – не счесть, и каждый случай, как первый. Попадаешь в темный холодный дом, и все в тебе подчинено одной мысли: согреть жилище, тело и душу. В моем варианте – ночь, пустой дом на берегу реки, одиночество – на это способна только печь. Сначала я создаю пустоту – вычищаю золу. Это первое необходимое условие для возникновения жизни. Затопив печь и убедившись, что огонь схватился, я выхожу на улицу и начинаю собирать мелкие веточки, сучки, гнилушки, кору, оставшиеся после заготовки дров.

На дворе ветрено и дождливо. Потрескивают, шумят черные деревья, за ними слышен рев реки. И я доволен, что эта стихия уже не имеет власти надо мной. Захочу – еще немного проветрюсь, взбодрю себя холодком и дождичком, надоест – шаг к дому, и я возле печки, возле очага. Он сегодня мой бог. А дровяная мелочь – это так, для игры в экономию настоящих дров (в основном дубовых или акациевых), ради имитации занятости, выражающейся в постоянном запихивании в печное нутро дровяных обломков. Впрочем, это одновременно и желание, чтобы огонь оценил твое внимание, заботу о разнообразии его дровяного меню. Так, в Средней Азии чай пьют из пиал, в которые хозяин, показывая свое уважение гостям, все время подливает горячий напиток маленькими, буквально на несколько глотков, порциями. Плюс к этому и детское любопытство: сырые дрова отзываются сиплыми голосами, недовольно шипят, пуская струйки дыма, вспыхивают разноцветными лоскутками пламени. У огня свой язык. Выучить его несложно. Нужны лишь два условия – холод и темнота. Однажды в доме вдруг погас свет. Свечей под рукой не оказалось, я открыл задвижку печки, и тьма чуть отступила. Более того, на стенах заплясали тени. Они присоединились к нашему разговору с огнем. Содержательная вышла беседа. Главное – мирная, душевная, как моя бабушка говорила, неспорливая. В Средневековье в Китае было такое учение суньгу – наука о толковании слов. Собирались ученые мужи и толковали значение не только слов, но и отдельных знаков (иероглифов). Занятие это было доступно только избранным. То же самое и с толкованием огня, и игрой теней…Много всего помнится из далекого детства. Но самые волнующие и отчетливые воспоминания о пребывании у деда и бабушки. Зимний морозный вечер. Я растянулся на лежанке, которая пристроена к печке и выходит в крохотную бабушкину спаленку. Под головой у меня мешок с сухарями и чулок, набитый тыквенными семечками, в ногах – торбочка с орехами. Я лежу и слушаю сквозь дрему, как огонь дощипывает угольки. В это время хлопает дверь. На пороге появляется дед. Он был в гостях у земляка на другом конце города и припозднился.- Где же ты потерялся, батечку, мы все жданики проели, – плаксиво тянет бабушка и вдруг командует: – Скидай швидше кожуха!Дед не обращает на нее внимания, рвется к печке. Вытягивает из кошелки пару чурбачков и отодвигает ими чугунные кружки. Потом поленом, которое потоньше, ворошит угли и бережно укладывает на них дрова. И вот уже заструилось пламя, усилился треск и вскоре перерос в ровный гул. Дед потирает руки над ожившей печкой и приговаривает:- Х-холод такой, аж зори посмерзались, так я шел и прихватил дровенят. Той, значит, добре… Ставь, маты, воду, чаювать будем…Сколько таких вечеров, в центре которых был родной очаг – старенькая печка. Более полувека она честно служила деду и бабушке и сейчас, наверное, продолжает обогревать жилище новых хозяев.Вспоминаются мои странствия по белу свету. В памяти множество очагов и очажков, которые и согревали, и давали свет, и кормили. Это и огромные прожорливые сибирские печи, от которых тепло расходилось по всей избе, и «буржуйки» в таежных зимовниках, и железные печурки в ненецких чумах, которые топили мерзлым хворостом, предварительно поливая его соляркой, и затейливо разрисованные украинские варистые печи, и дворовые маленькие очажки – плиты и ватраки, и банные печурки-каменки, и азиатские глиняные тандыры, и открытые дымные очаги в монгольских юртах, для топки которых использовали комки сухого навоза, и камины в дачных коттеджах. Любая крыша, под которой пришлось мне провести ночь или переждать непогоду, запомнилась мне наличием в ней очага. Нередко я и сам начинал обживать какое-нибудь заброшенное строение или хибарку-развалюху, куда определяла меня на временный постой дорожная судьба, с устройства очага. Я уже не говорю про очажок-костер возле палатки или шалаша. Вечером, когда мир погружался в темноту, я сидел и смотрел на языки пламени, которые согревали и освещали мой маленький мирок.Есть мироздание, есть планета, есть мир людей. А есть еще и внутренний мир человека. Очаг – сакральный центр этого мира. У родного очага много смыслов. Это и крыша, и стены, и родные люди. Так мы думаем сегодня. Но при этом ощущение, что чего-то все равно не хватает. В старину очаг – это прежде всего печной огонь. Именно он наполнял дом теплом, в том числе и душевным, был главной святыней жилища, одухотворял его и населял его добрыми духами-защитниками.У многих народов земной огонь воплощался в образе домашнего очага – защиты и объединяющего начала семьи. В Древней Греции семейный очаг символизировала юная богиня Гестия. Ей приносилась жертва перед началом всякого священнодействия. «Начинать с Гестии», – говорили греки, готовясь к какому-нибудь важному делу. Интересно, что Гестию (у римлян Весту) почти не изображали в человеческом обличии. Ее присутствие было столь же ощутимо, как огонь, дающий свет, тепло для обогрева жилища и жар для приготовления пищи. Ну а чтобы представить образ богини, достаточно было вглядеться в трепещущее пламя, которое напоминало женские волосы или изгиб женской спины. Или озорной, капризный, гневный (это уж кому как привидится) взгляд.У китайцев понятие «очаг» записывается иероглифом, представляющим собой пещеру (кстати, у слов «пещера» и «печь» один корень) с сидящей в ней лягушкой. Можно предположить, что первоначально существовала вера в хранителя очага в облике лягушки. Позднее китайцы населили домашний огонь различными духами, среди которых были князь очага, бог очага, повелитель очага, бодхисатва очага, повелитель судеб восточного угла кухни.Славянами очаг осмыслялся как живое существо со своим характером, привычками, капризами. А вместе с тем равноправный член семьи, который нуждается в заботе и внимании. Перво-наперво нужно позаботиться о его пропитании. Как ребенку-несмышленышу нужна кашка, так огню – растопка. Потом уже более грубая дровяная пожива. Огонь «подкармливали» – оставляли на ночь в печи горшок с водой и полено, чтобы в доме всегда был достаток. Позднее одним из олицетворений домашнего очага стал домовой. При переезде в новый дом его старались забрать с собой, чтобы и на новом месте он оберегал домочадцев….Печь и огонь в ней довольно занятная игра. Вот дрова уже почти прогорели, остались красные угли. Кладу на них пару средних поленьев. Загорятся или нет? Любопытно. «Наши истинные учителя – опыт и чувство», – писал Руссо, любивший посидеть у огня и в игре пламени находивший ответы на многие вопросы бытия. Чувство подсказывает, что огонь свое возьмет, опыт пока молчит. Сижу и жду. Нет, надо заняться делами. Закрыл дверцу и стал чистить картошку. Вдруг слышу, раздалось тихое потрескивание, а потом отчетливый треск. Кажется, дрова загорелись. Не удержался, открыл дверцу: точно – в печном нутре заплескалось пламя. Я некоторое время любовался игрой его цветных сполохов, а потом продолжил приготовление ужина. Через пять минут это занятие пришлось прервать. Печной огонь подыграл кулинарному воображению. Пришла мысль поджарить на плите хлеб. Я порезал буханку на аккуратные прямоугольнички и разложил на горячей чугунной плоскости. Теперь надо было проследить, чтобы они не подгорели.Детские игры с огнем до добра не доводят. Это известно всем. Художники всех времен и народов на этой плакатной теме собаку съели. Взрослые другое дело. Для них часто игры с огнем весьма серьезное и ответственное дело. Классикой этого философски-бытового жанра стал джентльмен, поправляющий специальными щипцами дрова в камине, или даже просто его халатная (то есть одетая в халат) особь, попыхивающая трубкой в кресле возле каминного огня. Мой товарищ, который живет в собственном доме и ни в чем, в общем-то, не нуждается, установил в комнате маленькую аккуратную печурку. Довольно эффектно и гармонично вписал ее в современный интерьер, украсив цепями, горшочками, печным инструментарием. Вечернее растапливание «буржуечки» (так он ласково называет ее) стало одной из любимых его забав. Летом удовольствие ему доставляет заготовка дров, за которыми он во время выгула собаки наведывается в старый парк. Между прочим, по его словам, на отопление дома он стал тратить газа в два раза меньше. Подозреваю, что в старину загадывание желаний во время святочных бдений возле печи, гадание на огне, угольках было скорее всего развлечением, забавой, поводом для розыгрышей…Рядом со мной возле печки, устав играть со щепкой, на задних лапках, хвостик колечком, передние лапки скромно вместе, как у провинившегося первоклашки, послушно сидит котенок Кошмарик. Так его назвал хозяин дома. Приблудившийся симпатичный зверек был поначалу пуглив и шарахался по углам неухоженного жилища. Потом привык. Котенок, как и я, тоже смотрит на огонь. В его зеленых глазах-бусинках те же вопросы, что и у меня. Вопросы без ответов. Впрочем, вряд ли. Зверь он и есть зверь, и вопросы у него звериные. А в ответах животное не нуждается. В вопросах наверняка тоже. Этот «кошмар» животное оставило человеку.В старой печке гудит, вихрится (говорят, это умершие просят помощи у живых) пламя, а в глазах зверька – его отблески. Думаем, живем дальше…