Что значит знать литературу

Из опыта учителя словесности

«За этим поездом, который бежит, «железной ноздрей храпя», бежит по степям, мчится «красногривый жеребенок» – символ прошлого, такого любимого и родного, такого привлекательного. У него не «лапы», а «тонкие ноги», он не бежит, а скачет, «милый, милый, смешной дуралей». «Паровоз бежит, «кроясь», как хищник, в то время как жеребенок скачет открыто, «как на празднике отчаянных гонок».

Вот где раскрывается культура чтения, умение слышать каждое слово, вот что такое знать литературу.

Приведу полностью одно сочинение, сочинение в полном смысле этого слова – это действительно все сочинено. Оно подкупает меня зоркостью и чистотой чувства при всех недостатках этой работы. Напомню, что все это написано за один урок.

«В стихотворении Есенина рассказывается о смерти, о смерти живого, замене живого машинами и механизмами. Есенин описывает поезд так, что кажется, будто это железное чудовище, «в туманных озерах кроясь», крадется на своих «лапах чугунных». Сразу рисуется мрачная картина чего-то неизбежного, чего-то такого, что подминает под себя все, что встает у него на пути. И это чудовище «бежит», и уже ничего не может его остановить. Но вот за ним появляется «красногривый жеребенок». Он «скачет», но это уже не тот бег поезда, который невозможно остановить. Он скачет, «тонкие ноги закидывая к голове». Его ноги – не чугунные «лапы» поезда. По сравнению с поездом жеребенок кажется хрупким существом, которое неспособно противостоять натиску поезда. Но жеребенок не знает, что «в полях бессиянных той поры не вернуть его бег». И Есенину грустно и больно от этого. Ведь это его родина: и красногривый жеребенок, и озерные туманы, и большая трава, и лес – все это теперь разбужено скрежетом неживого существа. Ему грустно и больно оттого, что за тысячи пудов конской кожи и мяса покупают теперь паровоз».

«Когда строку диктует чувство», – написал Борис Пастернак. Но когда «строку диктует чувство», то всегда проигрывают баллы. Вот и здесь: напиши на ЕГЭ по литературе такое сочинение или напиши что-либо подобное на олимпиаде по литературе, и тебе снимут баллы за отсутствие научности – в работе нет ни одного литературоведческого термина.

В течение многих лет меня спрашивали ученики, что обозначает слово «бессиянный». Проверил в словарях – нет такого слова. И вот в 1998 году впервые, кстати, не в гуманитарном классе, а в обычном, прочел в ученической работе: «Жеребенок – совсем ребенок. И как природа в стихотворении Есенина по-детски совсем наивна и потому завоевана «стальной конницей», у Есенина поля названы «бессиянными», то есть они потеряли то волшебное сияние нетронутости, которое было когда-то, и его не вернуть». Я показал эту выписку академику РАО, главному редактору журнала «Русский язык в школе» Н.М.Шанскому, и он отметил тонкое чувство слова у этой ученицы. А в 2002 и 2006 годах уже несколько человек обратили внимание на это слово: «он говорит о новом мире: «бессиянные поля», «разбуженный скрежетом плес».

Что касается смысла стихотворения, то писали о противопоставлении старого и нового, деревни и города, живого и железного, мира традиционного и мира революции.
12 человек написали (я уже говорил, что пишу о трех классах), что это стихотворение о себе: «жеребенок такой же в новом мире, как он сам». При анализе сочинений напомню две цитаты: «Я отовсюду гонимый, чрез железных врагов прохожу», «Остался в прошлом я одной ногою, стремясь согнать живую рать».

За все десятилетия, что я проводил это сочинение, однажды было сделано наблюдение поразительно тонкое, увидено и то, что я сам не видел: «Может быть, и самому поэту не угнаться за эпохой, как не угнаться милому, смешному дуралею» жеребенку за стальным конем… Да и «покупают они, а не я, не мы».

Но только немногие, 8 человек, то есть 12%, увидели, что это стихотворение о смене ценностей, мироощущений, миропонимания, образа жизни, смысла ее, смене системы координат. «Жеребенок – это жизнь, которая осталась позади с ее ценностями и устоями». «В погоне за временем люди не будут видеть прекрасное». «Наступает мир бездуховных ценностей». «Бездушные машины никогда не смогут заменить все живое, что есть на нашей планете, ведь они не умеют чувствовать, радоваться, грустить». «На смену чему-то красивому, живому, природному, милому приходит что-то чугунное, неживое».

Еще раз напомню: в 2006 году у нас в школе не было ни одного гуманитарного класса, но в классах другого направления всегда были и яркие гуманитарии. В прошлой школе, кстати, мне было особенно интересно работать, когда половина класса были гуманитарии, а половина – технари.

Анализируя сочинения, я читаю выписки и из сочинений, написанных об этом же стихотворении в прошлые годы. Я всегда так делаю, когда что-то в сочинении нынешнего года не прозвучало достаточно полно.

«Жеребенок – символ чего-то нежного, ласкового, теплого, живого. Жизнь распорядилась по-иному. Нужнее всего не живое, чистое, светлое, а практичное, железное, стальное, чугунное, холодное». «Меняются люди, они становятся более черствыми, бесчувственными». «Обедняется человеческая душа. Есенина тревожит, что новая жизнь сметает красоту истории». «Суровый практицизм может убить и поэзию в мире, где нет ни гармонии, ни человека».

«Люди не понимают, что, если им не нужны живые кони, значит, скоро станут не нужны и степи, и озера, вообще вся природа. И тогда люди сами превратятся в железные машины. Жеребенок – это своеобразное напоминание людям о природе, о чистоте человеческих отношений». «Начинается стихотворение противопоставлением железно-чугунно-мертво-неотвратимого поезда, который, как наша техническая эпоха, мчится неотвратимо, безнадежно, обгоняя жеребенка. По-видимому, в этом есть ностальгия по природе, даже по какому-то человечье-душевно-коняжьему прошлому человека, когда его душа была связана с природой, не оторвана от своих корней и души человеческой». «По-иному судьба на торгах перекрасила». Торги. Пере­оценка ценностей. Горечь и тревога за будущее всей природы, тревога, как бы эти дивные леса, реки, поля, не стали мерить так же, как сейчас коней, только по пользе, которую они могут принести, забывая про красоту».

В стихотворении Юрия Левитанского есть такие строки:

Всего и надо вчитаться, – Боже мой,
Всего и дела, что промедлить над строкою –
Не пролистнуть нетерпеливою рукою,
А задержаться, прочитать и перечесть.

Вот вам и программа преподавания литературы, вот вам и стандарт, вот вам и ответ на вопрос «что значит знать литературу». Но это, как говорят математики, условие необходимое, но недостаточное. Важно еще вписать прочитанное в контекст того времени и контекст нашего времени. Предупреждаю, что дальше всюду выделение шрифтом мое.

Напомню сцену из романа Николая Островского «Как закалялась сталь». Рита Устинович и Сергей Брузжак.

«Он придвинулся к ней.

– Видишь небо? Оно голубое. А ведь у тебя такие же глаза. Это нехорошо. У тебя глаза должны быть серые, стальные. Голубые – это что-то чересчур нежное.
И, внезапно обхватив его белокурую голову, властно поцеловала в губы». Вот оно, ключевое слово эпохи: стальное. Помните, у Маяковского: «Мы живем, зажатые железной клятвой».

У меня есть единственное издание романа «Как закалялась сталь», в котором помещены снятые до первого издания книги большие куски текста. Есть там и такое место. Корчагин говорит о Есенине: «Мало ли есть талантливых людей, что льют воду на нашу мельницу? Факт, от которого не уйдешь. Вот у нас пришлось исключить кучку разложившихся, они называют себя «есенинский кружок». Враг заползает в самую сердцевину, а мы им предоставляем станки и печати. А «есенинщина» среди молодежи имеет место, это нам нельзя не видеть. Я никак не пойму, в наше железное время, смотришь, вылезает в литературе этакая нездоровая крапива». Отметим, что в письмах самого Островского мы находим цитаты из стихов Есенина.

Время было действительно железное. О «мерной поступи железных батальонов» говорил Ленин. А о самом Ленине Бухарин писал: «Владимир Ильич – железный вождь пролетарских масс, как вылитый из стали». Из его же, Бухарина, выступления: «Язык железа и стали, которым говорила рабочая диктатура», «железные законы истории».

В стихотворении «Красная площадь», написанном к первой годовщине революции, пролетарский поэт Николай Полетаев скажет: «Не торжество, не ликованье, // Не смехом брызжущий восторг, // Во всем холодное созданье, // Железный, непреложный долг».

«Это сталь, железо это» – так охарактеризовал Маяковский в поэме о Ленине делегатов съезда Советов.

Торжествуй, гремя победно,
возрожденная природа,
Славь железного Мессию,
новых дней богатыря!
В этих сумрачных ладонях –
безграничная свобода,
В этих мускулах железных –
человечества заря.

Обратим внимание на дату этого стихотворения одного из поэтов революционных лет: 1920 год. Это год есенинского «Сорокоуста». А поскольку Мессия – спаситель, приносящий с собой новое состояние всего мирового бытия, а в христианстве Мессия – это Иисус Христос, то образ железного Мессии обретает особый смысл.

Вспомним «Балладу о гвоздях» Николая Тихонова: «Гвозди бы делать из этих людей; крепче бы не было в мире гвоздей». И выразительные названия известных книг: «Железный поток», «Как закалялась сталь». Слова С.Третьякова «Это в железных когтях Землю несет Октябрь» сегодня звучат пародийно. Но сказаны они были восторженно. «Железной рукой загоним человечество к счастью» – этот лозунг был создан энтузиастами и романтиками. Напомню, что Дзержинского называли железным Феликсом. Выразительны и псевдонимы вождей: Сталин, Молотов, Каменев. Характерно сочетание железа и камня у Маяковского: «Железом и камнем формясь». И даже у Есенина: «через каменное и стальное».

Подбираем на уроке синонимы к слову железный, как оно употреблено в приведенных примерах. Железный – твердый, несгибаемый, сильный, непреклонный, бескомпромис­сный, жесткий, безжалостный.

По-иному воспринимается стальное, железное в стихах Есенина, в чем мы убедились во время самостоятельной работы.

Читаю в классе размышления писателя Федора Абрамова, которые были опубликованы после его смерти.

«Об одном его (С.Есенина. – Л.А.) стихотворении, о «Сорокоусте», в котором вся философия и вся трагедия его поэзии.

Немыслимо. В начале 20‑х годов, сразу же после Гражданской войны, когда гвоздя с огнем поискать, – проклятья железной машине. Да, да! Страна кричит, криком исходит: железа, железа! Машин! Тракторов! В этом наше спасение. А поэт-молокосос шлет проклятие железу. Поэт-молокосос видит главную угрозу жизни в этом железе… Бред! Пророчество человека, отравленного алкоголизмом, химеры, порожденные белой горячкой. Нет. Поэт, истинный поэт – это тончайший из тончайших сейсмографов, которому одному дано услышать гул надвигающейся катастрофы. И эта катастрофа – приближающе­еся наступление, безжалостное наступление на новую жизнь бездушного железа, бессметного количества всевозможных машин. И не есть ли вся поэзия Есенина – схватка, обреченное единоборство златокудрого юноши, любителя всего живого, с бездушным веком железа, с веком-роботом?

Та опасность, которая во время Есенина существовала только в зародыше, сегодня стала самой главной опасностью для человечества, опасностью номер один».

Подбираем синонимы к слову железный в есенинском восприятии: бездушный, холодный, неживой, бесчеловечный, как бы сейчас сказали, бездуховный, жестокий, хищный…
Считая себя певцом «золотой бревенчатой избы», Есенин, естественно, не был врагом железа в самом прямом, непосредственном смысле этого слова. И когда Пришвин в 1931 году записывал в своем дневнике: «Сталь и чугун задавили жизнь», это вовсе не будет означать, что в деревне не нужны косы и тракторы.

В письме к Е.И.Лившиц, написанном в конце 1920 года, где Есенин рассказал о встрече с маленьким жеребенком, который скакал за паровозом, поэт, еще до создания стихотворения, написал: «Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую драму умерщвления личности как живого, ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал, а определенный и нарочитый, как какой-нибудь остров Елены без славы и мечтаний. Тесно в нем живому, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают мост в мир невидимый из-под ног грядущих поколений».

Умерщвление личности – вот что самое страшное для Есенина. В том же двадцатом году, когда Есенин написал «Сорокоуст», Евгений Замятин закончил роман «Мы». Обратим внимание на одну лишь деталь романа: «Мы построили Зеленую Стену… Мы этой стеной изолировали свой машинный современный мир от неразумного, безобразного мира деревьев, птиц, животных». В рецензии на этот роман Замятина, рецензии, написанной в середине сороковых, когда еще не был написан его собственный знаменитый роман «1984», Джордж Оруэлл отметил, что роман «Мы» рассказывает «о бунте природного человеческого духа против рационального, механизированного, бесчувственного мира». Думаю, что в полной мере эти слова можно отнести и к «Сорокоусту» Есенина.

Естественно, мы должны знать и понимать, что голос Есенина в этом отношении был одним из голосов в двадцатые годы многоголосой жизни и литературы. Беда преподавания литературы советского периода была в том, что она представала перед школьниками как нечто единое и монолитное. На самом деле все было сложнее.

Читаю на уроке отрывки из очерка Есенина «Железный миргород». Очерк был написан в 1923 году. Через два года Маяковский написал «Небоскреб в разрезе». Читаю это стихотворение.

Возьми разбольшущий
дом в Нью-Йорке,
взгляни
насквозь
на зданье на то.
Увидишь –
старейшие
норки
да каморки –
совсем
дооктябрьский
Елец аль Конотоп.

Миргород, Елец, Конотоп выступают здесь как символы духовного и нравственного убожества, провинциализма, как что-то безнадежно прошедшее, бесконечно далекое. Вспомним в этой связи чеховскую «Чайку», рассказ Нины Заречной: «Жила я радостно, по-детски, – проснешься утром и запоешь – любила вас, мечтала о славе, а теперь? Завтра утром ехать в Елец в третьем классе… с мужиками, а в Ельце образованные купцы будут приставать с любезностями. Груба жизнь!»

Лев АЙЗЕРМАН