Кризис преподавания литературы в школе начался не сегодня. Его причина не в политических, экономических и социальных потрясениях последних десятилетий. Эти потрясения лишь проявили с особой силой те тенденции, которые жили давно. У меня в школе в кабинете литературы лежат две большие папки с вырезками из газет и журналов со статьями о неблагополучии с преподаванием литературы за последние шестьдесят лет. Но было бы неверно связывать это неблагополучие лишь с наследием советской эпохи.
Еще в 1915 году в статье «О принципах изучения литературы в средней школе» против «погони за научностью», против того, что «средняя школа стала перенимать и, конечно, по-своему искажать то, что делается в школе высшей», выступил Юорис Эйхенбаум. «Я полагаю, что средняя школа должна ставить себе свои собственные задачи, и процесс самостоятельного усвоения должен считаться главной основой средней школьной системы. Вот почему такое положение «словесности», при которой изучение ее строится на упрощенной передаче научных точек зрения, кажется мне неправильным, ненормальным». Эйхенбаум говорил о работе с учениками на уроках словесности, что «надо все время возвращать их к тексту, к подлиннику, что и в художестве есть знание и что поэтому усвоить образцы поэта – значит через его душу коснуться духа истины». Читая эту статью, поражаешься не только ее современности и злободневности: «Незачем тратить время на подлинные тексты – гораздо проще и легче выучить все по учебнику». Разве это не про нас нынешних? Только мы ушли еще дальше по пути прогресса. Сейчас наши ученики сплошь и рядом постигают литературу уже не по учебнику, а по тонким брошюрам с готовыми ответами на все вопросы, пухлым томам готовых сочинений, сборникам пересказов в кратком изложении произведений классиков и, естественно, шпаргалкам Интернета.«В деле преподавания литературы средняя школа должна научиться усвоению художественных образов. Именно этим процессом усвоения школа должна воспитывать дух». Разве это определение основного курса школьного преподавания литературы не звучит сегодня как напоминание и нам, во многом сбившимся с этого курса и подменившим постижение литературы усвоением готовой краткой информации о литературе?А один из основоположников отечественного литературоведения Семен Афанасьевич Венгеров 17 декабря 1916 года говорил на открытии Первого Всероссийского съезда преподавателей русского языка и словесности о том, что существует резкая разграничительная черта между всем вообще преподаванием в средней школе и преподаванием литературы, которое должно носить совсем особый характер, ибо в русскую словесность «входит элемент художественный, то есть нечто требующее не только «изучения», но и постижения». Ведь «средняя школа готовит не специалиста, а, так сказать, «общечеловека» и при этом дает багаж на всю остальную жизнь. А потому на уроках словесности вся педагогическая энергия должна сосредоточиваться на том, чтобы всякие сокровища художественной литературы были бы усвоены в наибольшей полноте». Следовательно, главное для учителя – «следить за тем, чтобы великие и просто достойные писатели были прочитаны с должным вниманием».Однако бесспорно, что именно в последние десятилетия все эти опасные тенденции приняли катастрофические размеры. Почему? Резко сократилось время на изучение литературы. Особенно неблагополучно в десятом классе, где и «Обломов», и «Преступление и наказание», и «Война и мир». На все про все 3 урока в неделю. Произошли коренные изменения в обществе, в том числе культуре. Сегодня 49% наших соотечественников не прочитывают в год ни одной книги (а это наши родители). А те, кто читает, уже в основном читают другое – легкую литературу, ту, которая, как говорят, не «грузит».Есть тут и еще одно очень важное обстоятельство. Современный реальный школьник часто не стыкуется с нравственными устоями русской классики, ее фундаментальными основами. Покажу это на трех примерах восприятия Пушкина нынешними учениками. 7-й класс. «Станционный смотритель». Недавно прочел статью учительницы из Иркутской области о том, как она проводила урок по этой повести. Обратив внимание на картины, которые развешаны по стенам комнаты самого станционного смотрителя Вырина, учительница вспомнила вместе с учениками о блудном сыне Евангелия. Затем она предложила семиклассникам сравнить эту притчу с сюжетом самой повести. И они убедились, что судьба станционного смотрителя и его дочери в этой притче отразилась зеркально: ни возвращения, ни раскаяния, ни встречи с живым отцом и признания вины перед ним в повести Пушкина нет.«Возможно, – подводит итог этой части урока литературы учительница, – повесть «Станционный смотритель» – это предостережение писателя современникам, людям ХIХ века, для которых евангельская притча утратила религиозный смысл, перестала быть живым нравственным уроком, превратилась лишь в часть быта».Возможно, и так. А я вспомнил об этой статье и перечитал ее после того, как моя коллега по школе рассказала мне, как проходил совсем недавно у нее урок по «Станционному смотрителю» в нынешнем седьмом классе. А класс этот повесть Пушкина не принял. И поздние слезы Дуни на могиле отца их не тронули.- И правильно сделала, что уехала с офицером.- Ну умер бы он рано или поздно, отец ее, так что же, ей в этом захолустье так и горевать?- И кому бы досталась красота ее необыкновенная?- Да и ни в каком сне не приснилась бы ей шестерка лошадей, ее дети-барчата и служанка. И что ждало ее в жизни, о которой в самом начале сказано, что она дочь «сущего мученика 14 класса»?Вот тут-то собака и зарыта.Многие поколения русских людей, кто бы они ни были по национальности, как нечто непреложное воспринимали «Капитанскую дочку» Пушкина с ее «Береги честь смолоду». И как должное воспринимали тот эпизод, когда Гринев отказался целовать руку Пугачева. А сегодня восьмиклассники кричат в классе: «Ну и дурак! Что он, не мог поцеловать ему руку? Подумаешь, делов-то! Зато остался бы жив. Рисковать жизнью из-за такой ерунды».Я давно не вел уроков по «Евгению Онегину», но учителя мне рассказывали, что девятиклассники, особенно девочки, не принимают Татьяну с ее «Но я другому отдана и буду век ему верна». «Она добилась того, о чем и мечтать не могла: он у ее ног, а она держится за верность старому нелюбимому мужу».А мы вместо того, чтобы прежде всего думать о том, как раскрыть своим ученикам живое, непреходящее, сегодня волнующее содержание книг классиков, сплошь и рядом отвращаем от литературы, заставляя выучивать затхлые литературоведческие схемы и трафареты. Недавно молодая учительница нашей школы, когда мы с ней говорили об этом, сказала мне: «У учеников пропадает мотивация. Они перестали понимать, зачем преподается литература».И вот результат: ученики в старших классах перестают читать программные произведения. По моим данным, от 30 до 70 и более процентов в десятом классе не читают классику, в лучшем случае заменяя это чтение книжицами из серии «За 30 минут»: «Война и мир» за тридцать минут», «Тихий Дон» за тридцать минут».Уроки литературы становятся у нас уроками без литературы. Другими словами, стремительно нарастает тенденция к ликвидации литературы как школьного предмета, призванного научить читать и постигать написанные писателями произведения.К этому толкает система проверки знаний на экзаменах, о чем мы еще скажем. К этому ведет во многих случаях и наша методика. Остановимся лишь на одном примере, а число их легко увеличить. Поучительно в этом смысле обратиться к изданной «Просвещением» книге Н.В.Беляевой и А.С.Иллюминаровой «Литература. 10 класс. Поурочные разработки».Не будем ничего говорить о трактовке произведений, о понимании писателей, о стиле книги. Хотя у меня в ней многое вызывает возражение. Так, меня коробят такие выражения, как: «…слышит ли жизнь природы лирический субъект!», «…лирический субъект не может забыть свою любовь», «…во второй строке явно чувствуется упрек лирического субъекта самому себе». Может, в высокой современной постмодернистской науке теперь и принято говорить на таком языке, но со школьниками говорить-то нужно все-таки проще, по-человечески.
Комментарии