Что такое вечность? Ответ во внеконкурсных фильмах ММКФ

Лучшее, что есть на Московском кинофестивале, – это внеконкурсные показы», – подобные заявления в последние годы нам пришлось слышать не единожды. Мнение, наверное, слишком резко выраженное, но имеющее под собой почву. К нашему искреннему огорчению, 31-й ММКФ вновь дал повод называть его этаким междусобойчиком, наградив российские картины, которые были не самыми сильными в конкурсе. Но самой слабой, на наш взгляд, оказалась именно обладательница «Золотого Святого Георгия» – картина Николая Досталя «Петя по дороге в царствие небесное».

Это еще один оставляющий безучастным ракурс сталинской эпохи, не более того. Нет в нем также ни юмора, ни эпичности уровня «Форреста Гампа». А лучшая, по мнению практически всех видевших ее, картина конкурса – «Мелодия для шарманки» Киры Муратовой получила «утешительный» приз за лучшую женскую роль и второстепенные награды от кинокритиков. Такой ложно понятый патриотизм вредит репутации ММКФ в мире.

На этом фоне внеконкурсные программы фестиваля выглядят подчеркнуто выигрышно. В первую очередь это относится, конечно, к фильмам-участникам и победителям других международных кинофестивалей. В этом году зрительский ажиотаж традиционно вызвали картины последнего Каннского фестиваля – «Антихрист» Ларса фон Триера и «Белая лента» Михаэля Ханеке.

«Белая лента», получившая «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах, особенно наглядно показала разрыв, если не сказать пропасть, в режиссерском мастерстве и уровне мышления ведущих отечественных кинематографистов и мэтров западного кино. При помощи первоклассных актеров, музыки, операторской работы Ханеке выстроил неторопливое и при этом напряженное медитативное повествование, напомнив манерой съемки Бергмана. Внешне речь в картине идет о череде непонятных событий, произошедших в маленькой немецкой деревушке в 1913-1914 году. Сначала кто-то подстроил падение с лошади местного доктора, затем был жестоко избит маленький сын барона и покалечен деревенский мальчик-дурачок.

Временами кажется, что это мистический, а затем просто деревенский детектив, но одним щелчком фильм сбрасывает узкие жанровые рамки, оставляя нас наедине не с криминальной и даже не с мистической, а с философской, экзистенциальной тайной. Готовый ответ местного учителя, попытавшегося раскрыть эти преступления, режиссер делает неочевидным, оставляя вопрос о злоумышленниках и причинах поступков открытым. Не это важно Ханеке, а в глубине своей иррациональная, необъяснимая природа зла. Особенно если допустить, что все натворили дети, невинные вроде бы существа. Почему, откуда в человеке зарождается насилие? Возможно, это реакция на излишнюю строгость, тотальный контроль со стороны взрослых? А может быть, зло витает в самом воздухе времени, проникая туда из некого общего информационного поля (ведь Ханеке подчеркивает связь между «незначительными» событиями в деревеньке и грядущим началом Первой, а косвенно и Второй мировой войны)? Насилие зреет в глобальном масштабе и отравляет отдельных людей или это происходит наоборот? Или мы сами изначально (со времен первых людей, поддавшихся соблазну узнать, в чем разница между добром и злом) несем в себе проклятое «семя» дьявола?

Ханеке умудряется дать разные концепции возникновения зла и ни на одной из них не останавливается. Потому что это Тайна, а Мастер ее не профанирует. Ханеке поднимает такие сложнейшие вопросы, практически не озвучив их, словно бы между строчек. В конце фильма персонажи в ожидании какой-то церемонии усаживаются на стулья и смотрят на нас (или сквозь нас?), предоставляя нам самим думать о том, кто мы такие. Такой вот высший пилотаж…

В программе «Восемь с половиной фильмов» состоялся показ картины австралийского режиссера Джулиена Темпла «Человек-вечность». Это фильм-опера (актеры здесь в основном поют), в его основе – реальные события. Прототипом главного героя послужил действительно существовавший человек по имени Артур Стейс, ветеран Первой мировой войны, алкоголик. Однажды в церковной столовой на него снизошло внезапное озарение, давшее новую цель в жизни. В течение сорока лет с того дня он ходил по улицам Сиднея, писал мелом слово «вечность» как некое послание людям. «Еternity» – каллиграфическим почерком, два коротких штриха в буквах «t» и затем последняя точка над «i». Артур Стейс написал слово «вечность» более пятисот тысяч раз. Тридцать лет спустя после его смерти, во время празднования 2000 года, в Сиднее зажглось слово «вечность» неоновыми огнями на мосту Харбор – главной достопримечательности города.

В одном из интервью на вопрос: «Что такое вечность?» – Джулиан Темпл ответил:

– Это зависит от контекста. Иногда вечность – это когда ждешь поезда, а он все не приходит. В случае моего героя это означает, что когда в следующий раз пойдет дождь, это будет конец света. Ведь он смоет слово «вечность», написанное мелом на асфальте. Так, как для меня было бы катастрофой, если бы дождь смыл с пленки мой фильм. Но вообще-то говоря, вечность – это смирение, когда понимаешь, насколько ты мал. И города, и цивилизации – все, чему мы привыкли придавать значение, – по сравнению с вечностью все оказывается таким мимолетным.

Четверо мальчишек из фильма «Дни скуки» сирийского режиссера Абделлатифа Абделхамида (программа «Вокруг света») выросли в обстановке войны. Играли вокруг подбитого танка, бегали под вышкой, на которой дежурил часовой. Командование часто вызывало отца для выполнения военных заданий. Дети оставались с матерью. Когда отец отсутствовал, приезжала машина с водой, и, следуя приказам, водитель наполнял ею всю посуду, что была в доме. Вода в пустыне – великая ценность. Родители мечтали о пятом ребенке, о девочке.

Скука не совсем точное определение. Скука – от безделья, здесь же, в фильме, показана повседневная жизнь одной сирийской семьи с ее тревогами, надеждами, на фоне то затухающего, то снова вспыхивающего военного конфликта, который тоже часть этой повседневности, и событий здесь на самом деле много: школьные соревнования по бегу, напугавшая всех змея, заползшая в дом, тот эпизод, когда мальчишки наелись дурмана, плоды которого показались им вкусными. Но где-то далеко происходят другие события, о которых герои узнают лишь по радио: революция в Ираке, визит президента Объединенной Арабской Республики Насера в Москву и Сирию – события, известные теперь, пожалуй, тому, кто специально изучал историю Ближнего Востока.

Но время идет, обстановка накаляется. Уже возле дома копают окопы, и четверо братьев помогают солдатам. Впрочем, для них, кажется, это все еще игра. Наконец их и мать эвакуируют, семья переезжает к родственникам. Но мальчишки так же беззаботны. Одно несчастье омрачает: у мамы произошел выкидыш. Земля принимает неродившуюся сестренку, как принимает и мины, которые ставит на линии фронта их отец. Земля – немой свидетель человеческого горя…

Отец возвращается с полностью забинтованной головой: взорвалась одна из мин. Война перестает быть игрой. Последний кадр – лицо мальчишки, который и радуется, что отец вернулся, и плачет от непоправимой беды. Он пытается играть и шутить, как прежде, тем более что отец просит, но слезы не остановишь. Это не только лицо человека, который и радуется, и страдает одновременно, это также лицо мстителя, который, придет время, заменит отца и будет беспощаден. Дети войны слишком рано становятся взрослыми.

Виктор БОЧЕНКОВ

Татьяна ЕФЛАЕВА

Кадр из фильма «Дни скуки»