На чтение: ≈ 8 мин.На свете нет печальней повести, чем жизнь, прожитая по совести” – это эпиграф к письму учителя-пенсионера Валентина Лаптева, который вместе со своей семьей вынужден был покинуть Чечню в 1994 году и, как многие, оказался теперь в унизительном положении “вынужденного переселенца”. Приведу строки из этого письма.
“Сколько можно унижать учителя?! “УГ” от 30 января 1996 года опубликовала мое письмо “Беглецы, объединяйтесь!”. Прошло шесть лет, и что же? Какая реакция чиновников Минобразования, учительского профсоюза, “широкой общественности”? Никакой. Впрочем, глубокое равнодушие к судьбам учителей-беженцев разве не ответ? “Всякое добро проистекает от просвещенного ума”. Возможно, просвещенные умы есть, но вот добра от них явно не проистекает. Не с ними беда приключилась, не они сами попали в трагическое положение. И остался учитель-беженец один на один с бедой. Мало кто из учителей умеет и может отстоять в одиночку свои права. “Не умеем, не приучены. Все убеждены были, что государство не даст в обиду, защитит, не допустит несправедливости… Но случилась беда в Чечне, тут же и проявилось истинное отношение государства к людям…”
Валентин Лаптев потерял в Чечне все, что наживал много лет: трехкомнатную квартиру, небольшие накопления на сберкнижке, а главное – работу. В Краснодарском крае, станице Новолеушковской, где ему удалось обрести статус вынужденного переселенца и купить за бесценок старенькую хатку, работы не нашлось.
В своем письме Валентин Дмитриевич ставит ряд важных вопросов, с которыми (судя по почте “УГ”) пришлось столкнуться каждому имевшему дело с миграционной службой. Ответить на них я попросил заместителя начальника Управления по делам миграции ГУВД Москвы Эдуарда Русмана.
– Учитель Лаптев, в частности, спрашивает: “Беженцам из Чечни осени 1994-го отказано в праве на компенсацию за утраченное жилье. В октябре будет восемь лет нашего скитания по стране. За эти годы от государства мы не получили ни копейки, ни грамма помощи, ни куска хлеба, ни таблетки лекарств, ни элементарной крыши над головой. Есть ли у нас надежда?”
– Этот вопрос следовало бы задать нашему правительству, – ответил Эдуард Русман, – поскольку именно оно утвердило постановление от 30 апреля 1997 года N 510 “О порядке выплаты компенсаций за утраченное жилье и имущество гражданам, пострадавшим в результате разрешения кризиса в Чеченской республике и покинувшим ее безвозвратно”. В этом постановлении сказано, что право на получение компенсации имеют только те граждане, кто безвозвратно покинул Чечню с 12 декабря 1994 года по 23 ноября 1996-го. Есть и еще три условия: в этот период гражданин должен был снять с регистрационного учета всех членов семьи по прежнему месту жительства, отказаться от жилья на территории Чечни и встать на учет в территориальном органе миграционной службы по месту пребывания.
– Но почему взят столь узкий временной отрезок – два года? Ведь война продолжалась гораздо дольше.
– 12 декабря 94-го и 23 ноября 96-го – это формальные даты начала и окончания так называемой первой чеченской войны, за которой последовала временная передышка, прерванная вторжением в Чечню банд Басаева в 99-м.
– Неужели тем, кто по каким-либо причинам не уложился в этот, как вы сами выразились, формальный временной интервал, государство не гарантирует никаких выплат? Даже на лекарства?
– Государство – нет, а местные власти могут, если позволяет бюджет. Насколько мне известно, по распоряжению Московского правительства городские поликлиники бесплатно снабжали лекарствами инсулинозависимых и некоторые другие категории больных вне зависимости, есть у них постоянная прописка в Москве или нет. Разумеется, это касается граждан, имеющих удостоверение вынужденного переселенца.
– “Удостоверение вынужденного переселенца, которое я оформил на последние деньги, сейчас недействительно – прошло более пяти лет…” – пишет Лаптев.
– Да, удостоверение имеет ограниченный срок действия – пять лет. Чтобы его продлить, достаточно обратиться в миграционную службу по месту пребывания.
Еще цитата из письма: “На руках остались подлинники сберкнижек, оформленные в отделении Сбербанка в Чечне. На новом месте сберкнижки не признаются, вклады не ставятся на учет, деньги не выдаются. Чем провинились мы, беженцы из Чечни октября 1994-го? Тем, что отдано школе почти сорок лет… Голодное, холодное детство, гибель отца под Ржевом, детский дом… – к старости все повторилось, остались у разбитого корыта. Государство сделало нас нищими”.
– Сбербанк проводил индексацию вкладов вынужденных переселенцев из Чечни в конце прошлого года. Правда, период подачи документов, подтверждающих подлинность вкладов, ограничился тремя месяцами. Как говорится, кто не успел – тот опоздал.
– Что значит “не успел”? Вряд ли человек добровольно откажется от своих же собственных сбережений! Тем более в такой трудной ситуации. Скорее всего он просто не знал об индексации. Но мы ведь не в лесу живем. Неужели сбербанк не мог предупредить своих же вкладчиков? Где же забота о человеке?
Читаю еще строки из письма: “Я потерял работу – на новом месте вакансий в школах нет, да и кому нужен пенсионер? Если бы Министерство образования, учительский профсоюз были искренне заинтересованы в помощи учителям-беженцам, то подключились бы к созданию программы поддержки. Разумеется, трудно собрать полную достоверную информацию о каждой учительской семье. Но ведь учителя, вставшие на учет в миграционной службе, так или иначе заявляли о себе в местные отделы образования…”.
– Вынужденные переселенцы – это прежде всего граждане Российской Федерации, на которых распространяются все законы и социальные гарантии. Статус вынужденного переселенца не дает льгот при трудоустройстве. Вы знаете, что безработица практически во всех регионах России одна из острейших социальных проблем.
…Неужели отраслевые профсоюзы и Минобразование не реагируют на проблемы учителей-беженцев? Оказалось, да. Ни о какой программе поддержки, о которой пишет Валентин Дмитриевич Лаптев, в этих ведомствах не знают.
Дмитрий ЕГОРОВ
Выбор читателей
Комментарии