Что нам делать с жестокими детьми?

Елена ДОЗОРЦЕВА, руководитель Лаборатории психологии детского и подросткового возраста Центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского: – Нам нужно продумать, каким образом в школе наших детей учить не только их правам, но и ответственному поведению. За последние 20 лет количество убийств, которые были совершены подростками: в 1989 году – 450, в 1995 году – 1500, в 2001 году – 2100, в 2005 году – 1800.

На жестокость детей влияет общественная ситуация. Если мы говорим о средствах массовой информации, о том показе насилия, против которого многие возражают, то здесь очень важно, как к этому относится семья: просматривает ли это ребенок вместе с родителями, какую они оценку дают, как комментируют то, что видят по телевизору. В Государственной Думе РФ принят закон о детской информационной безопасности, депутаты попытались выстроить какую-то систему для того, чтобы оградить детей от того вала насилия, которое они могут наблюдать. Но это, конечно, очень тонкий вопрос, потому что здесь нельзя перейти грань и устроить некую цензуру.

Очень важны индивидуальные особенности ребенка, есть ли у него чувство сострадания, которое должно вырабатываться в младенческом возрасте его родителями. Сейчас акцент делают на интеллектуальном развитии, уже к 7 годам ребенок начинает говорить на иностранных языках, играет на пианино, но при этом …не играет. Между тем чрезвычайно важны ролевые игры, в которых дети меняются разными ролями и примеривают на себя чувства разных людей, очень важны игры по правилам. При этом происходит необходимая социализация для развития собственного эмоционального потенциала, для понимания того, что есть другой человек рядом, что у него тоже есть чувства и права, что допустимо в поведении, а что недопустимо.

Проблема допустимости каких-то видов поведения, эмоциональная реакция на то, что неправильно, неадекватно, очень существенна. Есть исследования подростков с девиантным поведением, в которых было выяснено: тем, кто особенно склонен к агрессии, особенно склонен к жестокости, свойственна очень низкая чувствительность к сигналам окружающей среды.

Они не понимают, что такое чужая боль, а это как раз предпосылка для того, чтобы вести себя подобным образом. Эта проблема опять же уходит в ранее детство, когда это все только формируется. Тут возможны какие-то нейропсихологические проблемы, потому что при особых формах жестокости, при совершении убийства мы очень часто видим: там есть мозговые нарушения. Исследования американцев последних лет показывают, что решение моральных проблем происходит в определенных отделах мозга, которые ответственны за эмоции. Здесь нужен комплексный подход к решению этой проблемы, должны быть и педагоги, и психологи, и во многом психиатры, потому что из той выборки, которой мы занимались по подросткам, совершившим убийства, у нас только один был признан психически здоровым из нескольких десятков. Конечно, у нас выборка в центре Сербского специфическая, ее нельзя распространять на всех, но тем не менее нужно заниматься этими проблемами, оказывать помощь, причем и медицинскую тоже.

Те банды скинхедов, про которые мы все знаем, у нас тоже проходили экспертизу. Я как-то услышала, что скинхеды – это подростки из необеспеченных слоев, плохо учатся в школе. Но, по нашим данным, там есть и студенты вузов, и ученики школ, у них есть большое количество внутренних проблем, которые проецируются вовне. Но с этими проблемами тоже нужно работать очень тонко, очень индивидуально, потому что последствия бывают очень сложные.

Но я все же думаю, что нам все равно нужно верить в наших детей, в наших подростков. Работая даже с трудными подростками, совершившими сложные, тяжелые преступления, мы всегда доходили до какого-то момента нравственного чувства, какого-то момента творчества, возможности творчества, веря, что они могут развиваться в таком положительном направлении.