Что есть труд?

«Трудяга», – похвалил меня друг, когда я написал ему о покорении очередной горной вершины. Прозвучало серьезно, но я воспринял с иронией. Никогда не относил себя к трудягам. Бог когда-то напутствовал Адама «есть хлеб в поте лица своего». Чего-чего, а в поте лица добывать, а тем более вкушать хлеб насущный мне никогда не хотелось. Хоть и приходилось. Но я от такого «труда» не получал никакого удовольствия. Известно, что труд превратил свирепого и косматого примата в весьма занимательную человеческую особь. Муравей тоже трудился, но пути Господни неисповедимы. Судя же по тому, чем сегодня человек занимается, как трудится, куда направлен его трудоголизм, а главное, как упивается результатами своего труда, прогресс, кажется, остановился и даже стал двигаться в обратном направлении. Поэтому вполне уместный вопрос: зачем превратил? «Терпение и труд все перетрут», – говорят в народе. Иногда действительно перетирают – в пыль, порох, прах, пепел. И что удивительно, при этом ведут речь о труде исключительно праведном.

Листайте вправо, чтобы увидеть больше изображений

Труд бывает разным: азартным, творческим, ударным, титаническим, мартышкиным, с огоньком, с прохладцей или ленцой. Но главное – он в той или иной форме и мере проходит красной нитью через всю жизнь каждого человека. Ребенок, появившись на свет, сучит ножками и тянется к материнской груди, и это есть его труд. Старик ковыляет по улице, опираясь на палку, старуха кряхтит, согнувшись над грядкой, и это тоже их труд, который применительно к некоторым совсем немощным особам даже называют подвигом. В достопамятные советские времена граждан страны называли трудящимися. Была еще такая категория, как «трудовые резервы». Других как бы и не существовало.

Кстати, еще на заре советской власти государство объявило труд чуть ли не новой религией, сделало его своим знаменем, неким символом настоящих и будущих побед на всех фронтах. В 1920-1921 годах на базе РККА была даже создана (для помощи народному хозяйству) Трудовая армия. Позже, в 1942-1946 годах, ее государственный статус укрепился, превратившись в «систему принудительной трудовой повинности населения СССР, призываемого в организованные по военному образцу трудовые организации». С тех пор выражение «трудовой фронт» постоянно фигурировало в призывах партии и правительства. «Каждый трудовой день – ударный», «Надо нам труду учиться – дело мастера боится», «Хорошо трудиться – хлеб уродится», «Вместо Рождества организованный день труда» – подобные плакаты встречались повсюду, социалистический труд славили на всех перекрестках. В расписании школьных предметов, по которым выставлялись оценки, труд значился наравне с математикой, историей и литературой. И чуть ли не со школьной скамьи в счет жизни человека засчитывались только его «трудодни». Трудом наказывали, однако и воспитывали, и перевоспитывали. «Чтоб другим ты снова стал, тебя трудлаг перековал!», «Через труд – к освобождению!» – такие лозунги украшали стены бараков многочисленных трудлагерей и трудколоний, разбросанных по просторам Страны Советов. Ретивых в труде, но покорных начальству и преданных делу партии бойцов трудового фронта награждали почетным званием ударника коммунистического труда. Касалось это исключительно сталеваров, шахтеров, монтажников и прочих представителей пролетарских профессий.

Ударники музыкальных ансамблей, равно как и артисты, учителя, врачи, ученые, в рядах ударных коммунистических тружеников не значились. Народ, правда, к таким инициативам партии и правительства относился иронически. При нэпе, например, говорили об артелях «Напрасный труд» – самодеятельных трудовых коллективах, надлежаще не определивших цель своей деятельности. Так, кстати, случалось, в народе называли и вновь образованные колхозы, и вообще социалистическое хозяйство. Повсеместно ходили и анекдоты про труд, к которому призывали власти: «Ты что сейчас делаешь?» – «Занимаюсь общественно полезным трудом» – «Каким?» – «Никому не мешаю».

С детства родители (государство к ним присоединилось позднее) меня пичкали сказками и мифами. В том числе и о Сизифе. Подленький был царек, но все же жалко бедолагу, поневоле обреченного стать героем-трудоголиком. Запал он мне в память. И вот однажды (кажется, накануне символической красной черты – возраста Иисуса Христа) я, грустно перелистав свою трудовую книжку, испещренную разными четкими и недвусмысленно-официальными записями, и не найдя в них даже между строк ничего утешительного, свернул с не мной проторенной трудовой стези и пустился в свободное плавание. Пора во двор, пора и со двора. По-разному случалось. Иногда вприпрыжку, с горки, по течению, по воле волн и ветра. Без труда, говорят, не выловишь рыбку из пруда. Но люди стремятся именно к тому, чтобы сделать это без труда. По крайней мере, особого. Это закон природы. Dura lex, sed lex. Закон суров, но это закон. В одной из прибалтийских республик жители городского района в шутку объявили свою территорию республикой. Даже сочинили собственную конституцию, один из пунктов которой гласит: «Человек имеет право понимать». В следующем же пункте, следуя принципу свободного волеизъявления, начертали: «Человек имеет право не понимать». То же самое можно сказать и о труде. Человек имеет право на труд. Точно такое же право он имеет и на безделье. На Востоке под него даже подвели философскую основу, назвав недеянием.

Все же деваться некуда, часто с напрягом, через силу, в поте лица своего приходилось… трудиться, одолевая дорожные версты, пробираясь через таежные дебри, пересекая пустыни и покоряя вершины. Сизиф, кстати, при этом часто вспоминался. До сих пор не знаю, можно ли это назвать трудом или, наоборот… освобождением от него. Мысли об этом раньше часто посещали. Постигал, вдохновлялся, оглядывался, загадывал наперед, сомневался, отчаивался. Утешали, правда, слова одного мудрого человека о том, что думание (исключительно своей головой!) – это и есть труд. Порой весьма нелегкий. Вот почему так мало людей этим занимаются. Еще во время привальных бдений (нередко из-за непогоды довольно затяжных) вспоминалась одна притча, которую прочел у Григория Сковороды. Однажды философ встретил отшельника, который проводил время за странным занятием: вечером он завязывал узлы, а утром их развязывал. Сковорода сначала усомнился в полезности такого времяпрепровождения, но, поразмыслив, пришел к выводу: если человек никому не делает зла, то в этом и есть и добро, и польза, чем бы он ни занимался. «С трудом», – говорим мы о сложном деле, которое дается нам исключительно через… труд, но без удовольствия, нередко даже с надрывом физических и духовных сил. По этому поводу тот же Сковорода сказал: «Трудное не нужно, а нужное не трудно». Речь в том числе и о труде. Любом. Физическом и умственном, престижном и не очень. Но главное – свободном, творческом, радостном, плоды которого приносят удовлетворение самому трудящемуся и идут на пользу окружающим.

…Всходит и заходит солнце, дуют ветры, по небу бегут облака, гремят грозы, текут реки, не кончаются шляхи, шоссейки, тропки. Жизнь продолжается! Когда нет цели, а ты просто дышишь, шагаешь, ищешь, ожидаешь, теряешь, выбираешь, волнуешься, это вряд ли подходит под определение труда. Что ж, пусть будут просто… трудовые будни, дневные труды. По ним и воздастся.

Владимир СУПРУНЕНКО, фото автора