На чтение: ≈ 26 мин.Вечер начинается с музыкального вступления. Негромко звучит “Лунная соната” Бетховена. Постепенно музыка стихает, и первый ведущий (учитель) открывает вечер. Чтецы, участвующие в композиции, сидят поодаль. Стоят небольшие столы, покрытые скатертью. На них – папки (или конверты) с письмами выдающихся людей. Для оформления можно использовать свечи или неяркие лампы, отвечающие старинному стилю. Стихи и сонеты должны быть выучены наизусть, а письма будут прочитаны по написанным текстам.
Первый ведущий: У одного из величайших поэтов Возрождения – Данте Алигьери есть поэма “Божественная комедия”. В ней Данте повествует о том, как он однажды заблудился в темном лесу. На помощь ему приходит незнакомец, который оказывается духом его любимого писателя Вергилия. Вергилий проводит Данте через “Ад” и “Чистилище”, чтобы указать ему путь к спасению души. Дальше, по “Раю”, Данте ведет его возлюбленная Беатриче. Из “Рая” Данте возвращается на землю. Достигнув наивысшего духовного напряжения, Данте перестает что-либо видеть. Но после пережитого им озарения его страсть и воля (сердце и разум) в своем стремлении навсегда подчинены тому ритму, в котором божественная Любовь движет мироздание. Вот как говорит сам Данте об этом:
Здесь изнемог высокий духа
взлет,
Но страсть и воля мне уже
стремила,
Как если колесу дан ровный
ход,
Любовь, что движет солнце
и светила.
Вновь звучит “Лунная соната”, сначала довольно громко, но постепенно музыка становится тише, и ведущий продолжает.
– Мы хотим рассказать вам об эпизодах жизни и любви выдающихся людей… Многие из них оставили не только письма любимым, но и прекрасные произведения, в которых воспели своих любимых. История человеческих отношений подарила нам бесчисленное множество сказаний, песен, баллад, мадригалов, сонетов, од, элегий, посланий, поэм, драм, трагедий, посвященных великому чувству любви. О любви первой и последней, любви неразделенной и счастливой, возвышенной, романтической и чувственной, земной.
Любовь – это не только самое древнее чувство человека, но и самое благородное, созидательное и самое человечное. Страдание, унижение, зависть, эгоизм, честолюбие, жадность – все меркнет перед очищающей и осветляющей силой любви.
О Елене Прекрасной, о Беатриче, о Лауре, Татьяне Лариной, о дочери Гудала Тамаре, об Анне Снегиной, о Татьяне Яковлевой, Элоизе и многих других мы бы и не знали, если бы в их честь не было написано замечательных стихов. Величайшие поэты и писатели, философы и мудрецы слагали стихи о любви. Славу им принесла глубина их переживаний, их восторг перед красотой человеческих отношений.
(Один из чтецов исполняет сонет Петрарки “О высший дар, бесценная свобода…”).
Это сонет итальянского поэта эпохи Возрождения – Петрарки, посвященный его возлюбленной Лауре. Стихов таких у Петрарки множество. Первые помещены в разделе “На жизнь Лауры”; вторая часть сонетов называется “На смерть Лауры”. Всю свою жизнь поэт посвятил воспеванию единственной дамы сердца. Многих это удивляло. Скептики сомневались: а была ли эта женщина реальной? Может быть, это только сердечный вымысел Петрарки?
Добросовестные историки перерыли архивы и доказали с нотариальной точностью, что Лаура действительно существовала. Но чтобы понять любовь Петрарки к Лауре – “заурядной жене” заурядного авиньонца, имевшей 11 детей! – надо углубиться не в архивы, а в самый потрясающий опыт человека, как однажды сказал о любви один из философов.
(Исполняется сонет “И мира нет – и нет нигде врагов…”).
Раскрыв томик Петрарки, уже невозможно отстранить его от себя. И когда Петрарка пишет: “Все – добродетель, мудрость, нежность, боль – в единую гармонию сомкнулось, какой земля не слышала дотоль. И ближе небо, внемля ей, нагнулось, и воздух был разнежен ею столь, что ни листка в ветвях не шелохнулось”, то в этом ощущении единства между человеком и космосом, в понимании того, что сердце и листва составляют единое целое, – мудрость любви, а не холодного умозрения.
“Я сны устал ловить. Надежды лживы”. “И как мои не утомились ноги разыскивать следы любимых ног”. “Коль не любовь сей жар – какой недуг меня знобит?”
(Звучит “Токката” Баха (ре минор). От тихого переходит к громкому звучанию, затем музыка постепенно стихает).
– Когда Петрарка увидел Лауру в одной из авиньонских церквей, было ему двадцать три, ей – двадцать. Она была замужней женщиной. Он – молодой ученый, поэт.
В сорок вторую годовщину их первой встречи, через двадцать один год после ее кончины, Петрарка, уже старик, перебирая архив, нашел сонет, который раньше ему не нравился, и написал новые строки: “В год тысяча трехсот двадцать восьмой, в апреле, в первый час шестого дня, вошел я в лабиринт, где нет исхода”. Через пять лет он умер, сидя за работой, с пером в руке. Незадолго до этого он написал: “Уже ни о чем не помышляю я, кроме нее”.
(Следующий чтец исполняет сонет “О вашей красоте в стихах молчу…”).
Мы чувствуем в Петрарке живую, страдающую, тоскующую душу – душу, вызывающую острое сегодняшнее сочувствие, потому что любит он не “идеальный”, вымышленный образ, а живую “земную” женщину.
Его сонеты – письма к ней.
(Звучит сонет “Благословен день, месяц, лето, час…”).
Второй ведущий: Нет, вероятно, двух любящих, которые бы видели что-то совершенно одинаковое в тех, кого они любят. Любому открывается в любом совершенно особенное, единственное, отвечающее потребностям именно его души. Что ни любовь, то новая истина.
(Романс в исп. М.Магомаева “Средь шумного бала, случайно…”).
Это романс Чайковского, написанный на стихи Алексея Толстого, которые Толстой посвятил первой встрече с будущей женой.
10 июля 1870 года Алексей Константинович Толстой, поэт, романист, драматург, писал из Дрездена жене – Софье Андреевне Толстой: “Вот я здесь опять, и мне тяжело на сердце, когда я вижу опять эти улицы, эту гостиницу и эту комнату без тебя. Я только что приехал в 3 1/4 часа утра и не могу лечь, не сказав тебе то, что говорю уже двадцать лет, что я не могу жить без тебя, что ты мое единственное сокровище на земле, и я плачу над эти письмом, как плакал двадцать лет тому назад…”
Да, двадцать лет назад он увидел ее в первый раз “средь шумного бала, случайно…” И через двадцать лет после “шумного бала” писал ей из старой дрезденской гостиницы: “Кровь застывает в сердце при одной только мысли, что я могу тебя потерять – я говорю себе: как ужасно глупо расставаться! Думая о тебе, я в твоем образе не вижу ни одной тени, ни одной. Все вокруг лишь свет и счастье…” Они расставались часто. Его письма к ней – история двух сердец, постепенно соединившихся настолько, что можно говорить об одном человеческом сердце, об одном человеческом существе.
Началась эта история драматически. Софья Андреевна во времена “шумного бала” была замужем за нелюбимым человеком – кавалергардским полковником Миллером. До замужества она пережила трагедию – была увлечена князем Вяземским, и из-за этого увлечения один из ее братьев был убит на дуэли…
Не был счастлив и Толстой. Он томился службой при царском дворе “особыми”, нравственно для него тяжелыми поручениями, а мечтал о литературе, искусстве – хотел посвятить им себя полностью и не находил сил разорвать со службой, двором, мундиром…
Они оба тогда были во власти нелюбимого. Она – нелюбимого мужа, он – нелюбимой службы. И оба мечтали о любимом. История их сложных взаимоотношений – это борьба за то, чтобы стать самим собой в любви, в искусстве, в жизни. Но тогда была для многих и для этих двух любящих действительность жестокая, социальная (то, что Николая I на троне сменил Александр II, лишь осложнило положение художника, ибо император питал к нему особую “симпатию” и надеялся на него как на деятельное должностное лицо). Софья Андреевна по-прежнему оставалась женой кавалергардского полковника, ибо развод в царской России был делом почти неосуществимым… И эта действительность не отпускала, держала в плену. Они освободились душевно: он отдавал лучшие силы стихам и роману “Князь Серебряный” (и, конечно же, ей), а не особо “почетным” поручениям государя; она любила его, а не мужа; но полного освобождения от того, что не любишь, не наступало… И все же! В них жила любовь!
Он все время всматривается в ее душу, в ее лицо. Тайна, которая покрывала ее черты в день их первой встречи, со временем стала не менее, а более явственной, хотя давно отшумел тот бал. Это тайна любимого лица. Почему надо раскрыть тайну? Это вопрос о смысле любви. Сегодня любовь для человека то же самое, читаем у одного старого философа, чем был разум для мира животного: она существует лишь в первоначальных задатках, но еще не на самом деле. Она – любовь – как будто бы будущее. Но это будущее наступало уже не раз в отношениях людей, сумевших оправдать на деле высший смысл любви, то есть соединить две жизни в одну, два существа в единую личность.
Толстой наконец решается и твердо пишет императору Александру II: “Служба и искусство несовместимы. Одно вредит другому. И надо делать выбор”. Он пишет императору о том, что больше не может носить мундир. Давнишнее внутреннее решение становится долгожданной реальностью. И вот наконец он пишет из гостиницы “Виктория” в городе Шлагенбад не Софье Андреевне Миллер, а Софье Андреевне Толстой: она разошлась и стала его женой. Исполнилось то, о чем они мечтали годы.
“Когда я вижу, – писал он, больной, стареющий, из Карлсбада, – что-нибудь хорошее, тотчас подумаю о тебе и ничем удивительным не могу наслаждаться без тебя”.
И он наслаждается – не один! – с нею… И тогда, когда незнакомая старая женщина в кафе дарит ему розу, и тогда, когда рассеивается утренний туман и горы выступают в четкой отчетливости. Но со временем в письмах Толстого начинает повторяться слово “умер”. Умерла женщина, которая некогда подарила ему розу в кафе. Умер швейцар в отеле, умер смотритель замка…
“И мы тоже умрем, – пишет он ей из Дрездена 11 июля 1871 года, – и вот отчего мне так тяжело сокращать время, которое нам остается быть вместе”. И через несколько дней он пишет ей опять: “Если б у меня был, Бог знает, какой успех литературный и если б мне где-нибудь на площади поставили статую, все это не стоило бы четверти часа быть с тобой, и держать твою руку, и видеть твое милое, доброе лицо. Что было бы со мной, если бы ты умерла? А все-таки пусть лучше я после тебя умру, потому что я не хочу, чтобы тебе было тяжело после меня. И тяжело слушать музыку без тебя…”
А ведь был в его жизни огромный литературный успех! После постановки трагедии “Смерть Иоанна Грозного” и “Царь Федор Иоаннович” на русских и европейских сценах Толстого сравнивали с Гете и даже с Шекспиром. Он радовался успеху и с нескрываемой гордостью писал ей о триумфах, а вот оказалось: нужно не это, а нужно “держать твою руку и видеть твое милое, доброе лицо!” Сама собой выстроилась иерархия – лестница ценностей.
Последнее в жизни письмо он написал с ней “в четыре руки” – братьям Жемчужниковым, которые участвовали в создании вымышленного образа Козьмы Пруткова. Первую часть письма написала она, вторую – он. Они написали его, как играют в четыре руки пьесу, которую иначе, двумя руками, сыграть нельзя. Этой пьесой была их жизнь.
(Звучит “Сентиментальный вальс” П.И.Чайковского, ведущий говорит следующий текст на его фоне).
“Тайна сия велика есть…”. Повторяем мы порой старинную, возвышенную формулу любви. Повторяем часто бездумно, а нередко и иронично… А это действительно тайна. И она в самом деле велика. Эта тайна явственно живет в письмах к любимым, она пульсирует в них, как живая…
Письма к любимым по очереди читают ученики.
I. Александр Пушкин – невесте Наталье Гончаровой из Москвы в Полотняный Завод. Начало июня 1830 года.
“Итак, я в Москве, – такой печальной и скучной, когда вас там нет… Вы не можете представить себе, какую тоску вызывает во мне Ваше отсутствие… Я отсчитываю минуты, которые отделяют меня от Вас…”
II. Александра Муравьева – мужу Николаю Муравьеву, декабристу, заключенному в одиночную камеру Петропавловской крепости, откуда он написал ей покаянное письмо, где молит о прощении за все горе, которое ей причинил его арест. Потом, как известно, она последовала за ним в Сибирь.
“Мой добрый друг, мой ангел… Ты просишь у меня прощения. Не говори со мной так, ты разрываешь мне сердце. Мне нечего тебе прощать. В течение почти трех лет, что я замужем, я не жила в этом мире – я была в раю. Счастье не может быть вечным. Не предавайся отчаянию, это слабость, не достойная тебя. Не бойся за меня, я все вынесла. Я самая счастливая из женщин. Письмо, которое ты мне написал, показывает все величие твоей души. Ты способен учить… твоя жизнь будет большим примером. Не теряй мужества. Что касается меня, мой добрый друг, единственное, о чем я тебя умоляю именем любви, которую ты всегда проявлял ко мне, береги свое здоровье…”
III. Эдуард Гольдернесс, поэт, переводчик – любимой женщине.
“Есть Вы, – и прекрасен рассвет, чарует музыка Баха, сладок сок граната, жизнь – радость. Нет Вас – и рассвет хуже мглистых сумерек, музыка – нудный шум, гранат – кислятина… Слова, быть может, и пустые, и громкие, но чувство это – огромное, нежное, беспощадное, вне этого чувства нет человеческого существования, есть только более или менее благообразный полуживотный быт… Любовь – это чудо. Чуда не достигнешь трезвым и планомерным стремлением к нему. Этого для чуда мало, нужны порыв за грани возможного, бесстрашное самоотречение, самопожертвование, которого не замечаешь. В каждом человеке есть хрупкое торжество над мраком небытия, только это и роднит людей друг с другом, дает им забыть об ужасе неизбежного ухода… Все люди умрут. Но только избранные умирают на костре. Вы возвели меня на мой. Вы одарили меня этим. Может быть, и без Вас я в конце концов заслужил бы его, но без Вас никогда его пламя не было бы таким чистым, без копоти”.
Первый ведущий: Если стихия увлечений – время, то стихия любви – вечность. Любовь вне перемен, и перемен в ней быть не может…
Известному английскому философу Джону Стюарту Миллю было 25 лет, когда он познакомился с женщиной, о которой потом говорил: “В сопоставлении с ее душой все высшее в поэзии, философии, искусстве кажется тривиальным”. Она была женой товарища его детских лет, мистера Тейлора, с которым он почему-то до этого долго не виделся. Полюбив ее, он в течение двадцати лет, пока был жив Тейлор, поддерживал с ней возвышенно-интеллектуальные отношения, делился любимыми мыслями, читал черновики сочинений, выслушивал ее суждения. Он видел ее два раза в неделю, и ему не нужна была больше ни одна женщина в мире. Общение с ней было для него источником постоянной радости и новых сил. Он любил ее настолько, что никогда не боялся показаться чересчур восторженным или смешным. Когда Тейлор умер, она стала женой Милля. Они жили замкнуто и уединенно; им никто не был нужен. Она умерла через семь лет в Авиньоне, куда он поехал ради нее по совету врачей. “Отныне, – писал Милль в Англию, – жизнь моя подточена в самом корне”. Он умер через несколько лет в том же Авиньоне, городе, в котором Петрарка увидел Лауру. Старого философа похоронили рядом с его женой.
История человеческих чувств – история восхождения к все большей человечности. Быть может, самое романтическое в этой истории (истории человеческих чувств) – романтизм русской любви.
Отношения Онегина и Татьяны известны нам с детства. Она увидела его в деревне, полюбила, написала письмо; отвергнутая им, вышла замуж за немолодого генерала, из ничем не замечательной сельской девушки стала велико-светской дамой. Он увидел ее на балу, полюбил и был отвергнут ею из чувства долга, хотя любила она его по-прежнему. Об этом рассказали нам и роман, и опера. “Я вам пишу, чего же боле…” “Вы мне писали…” “Ужель та самая Татьяна…” “…И буду век ему верна”. И это не удивляет, а волнует. А между тем здесь удивительно все, удивительно ошеломляюще. И не подробности удивительны, а сами события. Увидела, полюбила – это понятно. А вот написала письмо с романтичным и человечным объяснением в любви… Написала первая… Кто, когда в литературе ли, в жизни отваживался из девушек на это? Да еще в век “кропотливого материнского дозора”, в век устойчивых нравов и традиций, когда при всей фривольности дворянско-помещичьей жизни девушка не смела и помыслить о том, чтобы объясниться – в письме! – в любви первой.
Широко известная отповедь Онегина начинается несколько странно: “Вы мне писали, не отпирайтесь…” А собственно говоря, почему она должна отпираться?! Да потому, что Онегин, как и любой из повес той поры, не понимает, как можно написать подобное в трезвом уме и твердой памяти и не пожалеть в душе об этом. Для него это нечто безумное, ночное, от чего естественно отречься, когда возвращается утренняя ясность ума. И если бы Татьяна отреклась, он отнесся бы к этому, наверное, с пониманием и радостью. Но она и не думала отпираться. Это написала она. В ее безмолвии после великолепной онегинской отповеди не растерянность, а верность себе. И верность ему. В эту минуту она верна ему безраздельно, как будет верна потом, любя его по-прежнему, нелюбимому мужу. Трагедия Татьяны – это трагедия верности. Ее письмо – героическая попытка стать выше всех условностей, нравов, традиций, чтобы поверх всех барьеров – человечно и высоко – соединиться с любимым. В истории чувств нет ни одного женского письма, равного по отваге сердца письму Татьяны… И хотя эта героиня, о которой мы говорили, вымышлена, не вымышлено то чувство, которое испытала она.
Пушкин и Лермонтов, Державин и Жуковский, Баратынский и Веневитинов, Шекспир и Ронсар, Апухтин, Кольцов, Бернс, Петрарка, Тютчев, Фет, Маяковский, Верлен, Толстой – невозможно назвать всех. Обидно кого-нибудь не назвать. Но это они создали “науку страсти нежной”, которую человек изучает веками, но так никогда и не может постигнуть ее до конца, ибо в этой науке все загадка, все тайна.
(Все чтецы по очереди декламируют стихи о любви: В.Шекспир, сонет 149 (“Ты говоришь, что нет любви во мне…”); Паруйр Севак, “В жизни встречаемся мы случайно…”; Д.Давыдов, “Я вас люблю так, как любить вас должно…”; А.Апухтин, “Мне не жаль, что тобою я не был любим…”. Последнее стихотворение читает второй ведущий, затем вновь негромко звучит “Лунная соната”, на фоне музыки ведущий говорит заключительные слова).
Алексей Апухтин
Мне не жаль, что тобою я не был
любим, –
Я любви недостоин твоей!
Мне не жаль, что теперь я
разлукой томим, –
Я в разлуке люблю горячей;
Мне не жаль, что и налил и
выпил я сам
Унижения чашу до дна,
Что к проклятьям моим, и
к слезам, и к мольбам
Оставалася ты холодна;
Мне не жаль, что огонь,
закипевший в крови,
Мое сердце сжигал и томил, –
Но мне жаль, что когда-то я жил
без любви,
Но мне жаль, что я мало любил!
Любовь – это самое великое чувство человека, которое только может посетить однажды человеческое сердце. Сделать человека счастливым. Чувство, что, как сказал поэт, “движет солнце и светила”…
Евгения ВЕДЕРНИКОВА,
учитель русского языка и литературы средней школы N 12
Новосибирск
Выбор читателей
Комментарии