«Честь унизится, а низость возрастет»

«Нерасторжимы словесность и совесть», – сказал поэт. Там, где совесть молчит, заканчивается искусство. Убежден, подлинное творчество не может быть бессовестным, художник – всегда подвижник духа, защитник высокого в человеке и открыватель нравственной чистоты, не увиденной другими. Отчего же в иных современных «новаторских» текстах, особенно в провинции, банальной пошлости и грязи часто больше, чем букв? Может быть, действительно, мат – это прежде всего провинция духа?

Наша реакция на прочитанное зависит, как правило, от трех факторов: что написано, где написано и как написано. Матерное слово на заборе чаще всего вызывает беззлобное осуждение неведомого грамотея, мол, научили дурака писать. Однако такое же грязное слово в книге писателя вызывает бурю негативных эмоций, психически здоровый человек, читая матерное ругательство, не может испытывать эстетического наслаждения.

«Вульгарные слова, – говорил К.И.Чу­ков­ский, – порождение вульгарных поступков и мыслей». Именно так! Кроме того, грязное матерное слово в тексте художественного произведения независимо от уровня дарования автора стилистически почти всегда диссонирует и выпирает из контекста. Матерное слово в структуре художественного текста останавливает и ошарашивает своей тупой однозначностью и переключает внимание с текста на его автора. Я, как читатель, споткнувшись на матерном слове в художественном тексте, думаю уже не о героях книги, а о самом сочинителе. Думаю о той творческой катастрофе, которая постигла автора. Именно катастрофе, потому что мат в структуре художественного текста – это, как правило, словесный срыв, провал вкуса, дистрофия чувства меры.

Все сказанное, однако, вовсе не означает, что писатель не вправе нарушать существующие языковые нормы. Напротив, обостренное чувство нормы языка и меры возможного и допустимого его обновления – один из бесспорных признаков профессионального владения словом. Однако мат в произведении писателя – это, как правило, проявление языковой несостоятельности, красноречивое свидетельство либо неумения, либо нежелания профессионально работать со словом. Смысловой же аспект такого рода языковых «новаций» всегда один и тот же. Стихия родного языка для такого автора сужается и органически сливается с той лексической пеной и грязью, которые из соображений самозащиты язык сам выталкивает на поверхность. И, как ни прискорбно, именно эти пена и грязь оказываются тем соблазнительным лыком в строку, которым скороспелые новаторы спешат «украсить» свои тексты. При этом, как правило, они ссылаются на то, что «так говорит улица». Да, жизнь и художественное творчество взаимосвязаны. Но ссылки такого рода с целью оправдать пошлость и мат в произведении – это признание собственной профессиональной несостоятельности.

Следует сказать, что данная проблема выходит за пределы лингвистики. Это проблема этики, общественной морали и, конечно, нравственности. Не считаться с этим, не озаботиться этим, полагаю, не вправе ни один писатель! Нация обречена на вырождение, если ее певцы, ее художники будут говорить на языке толпы из одного только желания понравиться ей. За эту дурную услугу, за это дешевое тщеславие и легкомысленную жажду мнимой популярности всем нам когда-нибудь придется заплатить очень высокую цену. И мы уже платим! Платим унижением и стыдом, сталкиваясь в обыденной жизни с грубостью и откровенным хамством.

Конечно, пресловутый язык улицы, на который чаще всего ссылаются те, кто употребляет ненормативную лексику в своем творчестве, сформировался не на Марсе. В сущности, мат – это язык невольников, передаваемый из поколения в поколение. И он прочно вошел в наш постсоветский быт. Он был своеобразным кодом, по которому легко распознавался либо бывший сиделец, либо бывший вертухай, других, как выяснилось, у нас почти и не осталось. Либо осталось так мало, что оказывать заметное влияние на уровень и развитие языковой культуры и, соответственно, общественной морали и нравственности они не в состоянии. Оскудение умов и вырождение нравов сегодня зашкаливают и уже достигли масштабов поистине общенационального бедствия. Но давайте все-таки будем честны – это только половина правды. Другая, и, пожалуй, не менее горькая, состоит в том, что срамной язык улицы стал языком нашего повседневного общения. «…Есть рай языка и ад языка, – совершенно справедливо утверждает замечательная саратовская поэтесса Светлана Васильевна Кекова. – Человек призван к преображению, и слово, которое влечет и направляет его к этому своей светлой энергией, – поистине слово райское. К сожалению, мы все сейчас погружены в ад языка (достаточно вслушаться в повседневный язык улицы: сквернословие стало нормой отнюдь не только для низов социальной лестницы). Задача любого нормального человека, а тем более человека, работающего со словом, – противостоять этому аду, не впускать его в свою речь». Как не согласиться с поэтессой, чуткой к слову.

Опаснее всего, что в этом беспросветном языковом аду взрослеют наши дети. Настоящий кромешный ад бескультурья и откровенно бравирующего хамства нас еще ожидает впереди. «Честь унизится, а низость возрастет… И лицо поколения будет собачье…» Неужели и это про нас?

Дети, как водится, присматриваются и внимательно слушают нас, взрослых, они подражают нам, учатся у нас, в том числе и культуре речи. И научаются! Пройдитесь по школьному двору или ступайте на спортивную площадку вслед за ватагой малолеток, вы наслушаетесь таких слов, о существовании которых прежде и не подозревали. При этом откроете для себя две характерные особенности: ученики начальных классов бранятся чаще старшеклассников, а всех больше и циничнее матерятся девочки. Присутствие взрослого нисколько их не смущает…

Умение противостоять злу формируется воспитанием. И в первую очередь воспитанием в семье, добрым родительским примером. Самые первые уроки нравственности ребенок получает от отца с матерью. И первые уроки родного языка тоже дают они. Мудрый писатель Иван Серге­евич Соколов-Микитов говорил: «Первый профессор словесности – родная мать».

Именно так! Засыпая под сладкий напев колыбельной, дитя, еще не умея говорить, постигает ритмику родной речи, музыку родного языка. В семье, в отчем доме слышит ребенок первые слова о любви и добре, учится правильно произносить их и следовать им. А уж если в доме звучат бранные или (того хуже) матерные слова – это пожизненный приговор детям. Родители наделили их этим несчастьем, как дурной болезнью, которая потом и внукам достанется.

К сожалению, мы привыкли во всех бедах винить детский сад, школу, улицу, средства массовой информации – кого угодно, только не себя. Тогда как на самом деле исток всех бед – и речевых, и нравственных, и мировоззренческих – ютится в стенах отчего дома.

Не сетуйте на судьбу, если ребенок растет не таким, каким вы мечтали его видеть, это не причуда природы, это проявилась извечная логика жизни. Ребенок – ваше духовное зеркало. И язык, на котором общаются дети, отражает ту атмосферу любви или ненависти, в которой растет и воспитывается ребенок. Вот почему я не устану повторять: мат на улице, в общественном транспорте, в семейном кругу и особенно мат в книге не просто позор и мерзость, сегодня это общенациональная катастрофа, чудовищные последствия которой нам еще предстоит осознать.

Есть, конечно, и объективные причины, объясняющие этот удручающе низкий уровень общей культуры наших граждан. Войны прошлого столетия, нескончаемые репрессии, развязанные большевиками против собственного народа, унесли почти 70 миллионов человеческих жизней. Были уничтожены миллионы россиян, причем лучших россиян – высокообразованных, трудолюбивых, одаренных, а потому, с точки зрения большевистских «эффективных менеджеров», самых неуправляемых и опасных. В сущности, был истреблен культурный цвет нации…

Если верить биологам, для восстановления плодородного слоя земной поверхности (гумуса) толщиной всего лишь в один сантиметр должно пройти сто лет. Для того чтобы восстановить культурный – защитный – слой нации, нужны поколения. Их воспитанием надо заниматься. Нужна повседневная кропотливая духовная работа всех без исключения. И не только на государственной службе, но и дома, в семье, надо каждому много и упорно потрудиться. А уж без участия интеллигенции, деятелей культуры, писателей «камень» замшелого бескультурья при всем нашем желании и с места не сдвинуть!

Увы, некоторые нынешние писатели уверяют, что в их сочинениях ненормативная лексика художественно оправданна и мотивированна. Мат, как дурная болезнь, поразил современную литературу, особенно молодую. Рука об руку с матом распространилась и шагает из книжки в книжку другая хворь – чрезмерная метафоричность. Выдающийся литературовед и писатель Лидия Яковлевна Гинзбург еще в 1929 году остерегала пишущих, что завышенная метафоричность – это «род литературного инфантилизма, всегда на грани безвкусицы и абсурда, и надо обладать только гением Кафки, чтобы выстроить на этом полноценное творчество». На мой взгляд, пристрастие к метафоре – болезнь профессионального роста, и поскольку гениев уровня Кафки на горизонте пока не видно, то увлечение наносит ущерб профессиональному имиджу только самих пишущих и, конечно же, пройдет, как оспа-ветрянка у малых деток. А вот пристрастие изъясняться матом в художественном тексте гораздо заразнее и опаснее.

Активное использование обсценной лексики в повседневном общении все большим числом россиян – тревожный симптом опасного общественного недуга. Слово, речь человека – это своего рода паспорт, удостоверяющий меру человеческого в человеке, показатель его культуры, его нравственного и духовного здоровья. Худо, если писатель, человек, профессионально работающий со словом, забывает об этом. Вот почему я повторю снова: если сегодня не объявить войну грязному языку-уродцу, в ядовитой атмосфере которого мы живем и воспитываем наших детей, то понадобятся годы и годы, прежде чем из неприглядного облика самодовольного хама, сыплющего матом, как овца горошком, проступит лик человеческий, отмеченный печатью ума и совести.

…Завершая этот разговор, следовало бы, наверное, сформулировать конкретный вывод.

Но делать этого я не стану. Потому что вывод для всех нас – и пишущих, и читающих – давным-давно сделал Федор Михайлович Достоевский: «В нынешнем образе мира полагают свободу в разнузданности, тогда как настоящая свобода – лишь в одолении себя и воли своей, так чтобы под конец достигнуть такого нравственного состояния, чтоб всегда во всякий момент быть самому себе настоящим хозяином».

Разве в этом завете великого писателя устарело хоть одно слово?

Валерий ВАКУЛЕНКО, доктор филологических наук, профессор, Энгельс, Саратовская область