Черная Луна. Под ней живет и страдает девочка с тоненькими косичками..

Инна рисует. Прекрасный замок, больше похожий на обычный уютный дом, в котором она никогда не жила. И черную луну на сером небе. Инна, 12-летняя девочка, не знает старинной легенды о мрачном светиле, вершащем зло в человеческих судьбах. Она просто под ним существует.

Комментарий «УГ»Проблема, которую затронула в своем материале наш собственный корреспондент, весьма стара. В нашей стране много таких неблагополучных семей, в которых страдают дети. Куда можно обратиться за помощью детям и женщинам, чья жизнь похожа на описанную? Архангельск. Комитет по делам женщин, семьи и молодежи областной администрации, тел. 64-67-17. Волгоград. Центр социальной помощи семье и детям, тел. 35-06-31, 39-36-51. Иркутск. Некоммерческое партнерство Социально-психологический центр помощи детям и взрослым «Диалог», тел. 27-99-59, 20-02-13. Киров. Центр социально-психологической помощи детям, подросткам и молодежи, тел. 65-04-55. Мурманск. Региональная общественная благотворительная организация многодетных семей и инвалидов «Радуга», тел. 22-24-89, 42-16-43. Пермь. Муниципальное учреждение «Социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних»,тел. 27-38-17. Петрозаводск. Карельский союз защиты детей,тел. 76-10-85. Пятигорск. Центр социального обслуживания населения, тел. 7-97-78. Саратов. Социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних с приютом, тел. 92-94-77.

Жить – значит пить

Инна боится. Она не хочет, чтобы кто-то узнал ее тайну. Поэтому в гости никого не приглашает и дружит только с теми девочками, у которых нет отцов. Хотя у Инны папа есть. Но именно его она и боится больше всего. Впрочем, он ее, наверное, любит. По-своему. Однажды даже принес гостинец – черствую, но почти целую булочку, найденную в мусорном баке. А как-то подарил «игрушку» – пустую бутылку из-под заморского напитка, которую у него нигде не принимали. Когда Инна рано приходит из школы, она ждет на улице или у соседей. Так мама велела, ничего не объясняя. А как объяснить ребенку, что отец сдвинут на сексе и может «захотеть любви» от кого угодно? Инна этого не понимает. Поэтому за себя ей почти не страшно – больше за маму. Однажды она уже видела, как отец размахивал ножом. Когда он, пьяный и озверевший, бросается на мать, девочка, трясясь, хватает его за руки и просит: «Папа, не надо».

Их маленькая квартира разделена на два мира. В зале размером 12 квадратных метров живут Инна с мамой. Здесь есть диван, стол и телевизор, который смотрят редко. Боятся разбудить отца. Инна занималась в музыкальной школе, но бросила – фортепиано слишком громкий инструмент. Готовят они у добрых соседок – газ давно отключили, потому что папа забывал его закрывать. Посуду моют в ванной. Перед сном на всякий случай мама с Инной подпирают дверь зала тяжелой тумбочкой. Но иногда ночью, когда папа уходит «на охоту», они пробираются в кухню. Здесь живет он. Узкое пространство захламлено «трофеями» – пустыми бутылками, грязными тряпками и объедками. Все это Виктор Владимирович пустит в дело – сдаст, обменяет, съест. Вернее, закусит – без выпивки он уже лет 10 не питается. Впрочем, может и вообще не питаться. Как говорит мама Инны, Наталья Игоревна, муж пьет 25 часов в сутки и 8 дней в неделю. Точнее, ночей. Под черной луной улов богаче – кроме пустой тары, праздные граждане оставляют на лавочках сигареты, зонты, сумки, кошельки.

– Я хорошо зарабатываю, – уверяет меня Виктор Владимирович, – иногда тыщи по две за ночь. Себя обеспечиваю.

Он не выходит из дома засветло еще и потому, что слишком многим в микрорайоне знакомо его лицо. Когда-то Фефелов был преуспевающим врачом-травматологом и коварным соблазнителем женщин. Любил накрахмаленные халаты и отутюженные костюмы, дорогой одеколон и армянский коньяк. Сейчас, в 52 года, его вполне устраивает завшивленная одежда и одеколон, который он теперь воспринимает исключительно как напиток. А женщина интересует только одна – Наталья Игоревна, поскольку не дает жить спокойно.

– Жизнь есть питие, – неизвестно кого цитирует мне философ Фефелов.

Жена его не понимает. То «скорую» вызовет, когда он с инопланетянами борется. То милицию – когда на нее нападает. А ведь Виктор Владимирович бьет по правилам – только в те места, где синяков не остается. Анатомию, слава Богу, еще помнит. Фефелов мечтает, чтобы родные ему не мешали. Как от них избавиться, пока не знает. Но постарается. И самое главное – он имеет на это право.

Пожизненное заключение в семью

Папа у Инны – бомж. Впрочем, формально эта фраза неверна. Инна по-прежнему называет Фефелова папой, но юридически он уже не отец – его лишили родительских прав. Где-то раскиданы дети от других жен – говорит, примерно человек пять. А с Натальей Игоревной есть у них еще старшая дочь – Тоня. Она вышла замуж – убежала. Родных навещает часто, но Виктор Владимирович не здоровается с ней еще со школьных лет. Из-за мелочи, в общем. Когда Фефелов второпях собирался за бутылкой, под руку часто попадалась Тонина лисья шапка. Некогда модничать, если душа горит – надевал, что подвернулось. На лестнице они обычно сталкивались: Тоня – с портфелем и непокрытой головой, отец – с пузырем и в шапке с помпонами. Наверное, тогда ему еще бывало стыдно, потому что он делал вид, будто дочку не замечает.

Тихоня Тоня подросла и однажды, не выдержав, вступилась за мать. Вот тогда бывший доктор и бросился на них с ножом. Побоище закончилось для всех удачно – Наталья Игоревна отделалась синяками, девчонки – испугом. А Виктор Владимирович попал в тюрьму. Семья без него хоть годик подышала спокойно. Фефелов на зоне очень душевно пристроился при медпункте «лепилой». Вспоминает лагерь, как курорт, – народ его уважал, спирту («не политуры!») хватало. Одно плохо – хоть немного, но работать приходилось. Так что хорошенького – помаленьку. За колючую проволоку ему больше не хочется. Я, говорит, свободу уважаю. Потому и выбрал такую жизнь.

Доктор ведь не просто так квасит, а философски. Поэтому алкоголиком себя не считает, бросать пить нужным не считает, а лечиться категорически отказывается. Тем более что практически все у Фефелова здорово. Даже печень. Если б все буквы помнил, мог бы книгу написать – о пользе алкоголя. А то, переживает, только о вреде пишут.

Фефелов бомж – только по образу и подобию. Определенное место жительства у него как раз есть. Более того, он – собственник квартиры. Полноправный и единственный. А настоящими бомжами по его воле вполне могут стать Инна и Наталья Игоревна. Инна может здесь проживать, но не может ее наследовать – она доктору уже не родня. Без его разрешения даже разменять квартиру нельзя. Наталья Игоревна пыталась снимать жилье. Но недолго – зарплаты служащей хватает лишь, чтобы сводить концы с концами. К тому же за то время, что они с дочкой отсутствовали, супруг за квартиру не платил. Наталья Игоревна теперь вынуждена погашать долг. Впрочем, они вернулись домой не только поэтому. Наталья Игоревна заехала взять кое-какие вещи и обнаружила мужа в полусознательном состоянии, со сломанной рукой. Фефелов валялся на грязных обгаженных матрасах, весь в пролежнях, страшно исхудавший. Но пил из последних сил. Врач «скорой помощи» не захотел подходить к нему близко. Пришлось самой мыть и везти его в больницу. Взяв грех на душу, я спросила Наталью Игоревну, а зачем она спасала мужа? Еще чуть-чуть – и отмучились бы. Ей-то часть квартиры полагается. Правда, в том случае, если она не станет с ним разводиться и супруг не откажет в наследстве. Она посмотрела на меня недоуменно: человек ведь все-таки…

Лет пять назад она уговорила мать обменять ее двухкомнатную квартиру в Омске на однокомнатную с доплатой. Хватило, чтобы купить небольшой домик в Любинском районе на имя Фефелова – он обещал: мол, уеду, кроликов разведу… Развел же в новом своем доме только бардак, за месяц пропил его по бревнышку и вернулся. Заставить его отказаться от прав на квартиру сил не хватило. Ее получила Наталья Игоревна еще до замужества – вместо снесенного дома, который когда-то построил ее дед. Пока она нянчилась с маленькой Инной, муж оформил документы на себя. Тогда Фефелов хоть и попивал, но дам обаять умел, в том числе и административных. Наталья в запарке подписала бумаги, думая, что квартира приватизируется на всех. Потом выяснилось, что она добровольно отказалась от своей собственности. В 1992 году возможно было и такое. Фефелов стал единственным хозяином. Наталья Игоревна пыталась судиться с Кировской администрацией, совершившей сделку. Конечно, проиграла. Юридически все верно – ведь она сама подписала бумагу. Правда, суд мог усмотреть в доводах Натальи Игоревны тот факт, что согласие на сделку было дано под влиянием заблуждения. Но не усмотрел…

Друг к другу приговоренные

В первую же нашу встречу Наталья Игоревна спросила: «Почему вы так за нас переживаете, Наташа? Наверное, напоминает что-то свое?» Я промолчала. Мой отец никогда не пил. Он погиб 20 лет назад у меня на глазах. Но с тех пор я в безумной надежде вглядываюсь в лица проходящих мужчин – а вдруг случилось чудо и он жив? Особенно в лица бомжей – среди них затеряться легче. Казалось – какой угодно, только пускай вернется. И лишь познакомившись с Фефеловым, поняла: какой угодно – не хочу. Не хочу, чтобы на свете были такие отцы. Не хочу, чтобы маленькие девочки ночами рыдали от страха. Я не верю, что никто никому ничего не должен. У всех малышей на свете должны быть настоящие папы. Девочки и мальчики должны жить в своих домах – пускай маленьких, но уютных. Дети заслуживают любви.

Наталья Игоревна и сама не понимает, почему так долго верила Фефелову. Вспоминает, что даже не очень-то его и любила. Но в 24 года красивая девушка добровольно отправилась за выпускником мединститута в маленький казахстанский городок. Жили в разрушенной больнице, на скорую руку отремонтировав одну палату. И ведь знала, что не первая она у него, что уже где-то брошены дети. Видела, как прячет за шторку бутылку, стоит зайти в кабинет без стука. Чувствовала, что слишком высокомерен и коллеги-мужчины его сторонятся. Замечала, что Тоню любит не от души, а напоказ. Много раз пыталась уйти, но возвращалась. А когда родилась Инна, муж ушел сам к 18-летней девушке. «Молодые» прожили два года в общежитии. Но и там Фефелов пил да буянил. Когда его наконец выставили за порог, пришел, конечно же, к Наталье Игоревне. Попросился на три дня…

Наталья Игоревна считала, что нужно терпеть. Ее отец повесился по пьянке, когда она была совсем маленькой. И все время Наталье Игоревне казалось, что муж дан в наказание – надо мучиться, чтобы отцовский грех не лег на ее девчонок. Трудно понять, но так думают многие дети самоубийц.

Они достаточно настрадались. Наталья Игоревна больше не считает себя должной. Она устала бояться и хочет покоя. Детям, а если повезет, хоть немножко себе.

Простите меня, Наталья Игоревна. Я мало чем помогла вам. Обратилась в городское управление здравохранения с просьбой полечить бывшего доктора. Но без согласия пациента даже главный врач города не может положить его в стационар. Поговорила с юристом – он ответил, что шансы отсудить квартиру ничтожно малы. Позвонила в Управление социальной защиты – здесь с удовольствием пошли бы навстречу, но дома-интернаты предназначены только для стариков и инвалидов. А Фефелов молод и здоров… В Главном управлении образования Омской области пообещали дать Инне льготную путевку в лагерь – летом. Так неужели маленькой девочке с трогательными косичками суждено вечно жить под черной луной?

И все, что я могу сделать для нее еще, – попросить помощи у сильных и добрых людей. Помогите советом, словом, делом! Пускай Инна начнет рисовать солнце.

Наталья ЯКОВЛЕВА