Черчение, которого нет . Спроектируйте мысли на плоскость

Как-то раз дочь радостно поведала мне: «Мама, как здорово, что у нас черчения в школе не будет!!! Преподавать некому!» И тогда у меня родилась идея «испортить» ребенку радость, организовав кружок черчения в ее классе. Я вспомнила, что у меня без дела лежит диплом с отличием выпускника МВТУ имени Н.Э.Баумана. Я до сих пор горжусь этой аббревиатурой лучшего технического вуза, известного во всем мире: МВТУ – это Мужество, Воля, Труд, Упорство. Получилось так, что, перешагнув однажды порог школы со своим бауманским дипломом, я там и осталась, хотя педагогического образования не имела. И не о кружке руководство школы тогда разговаривало со мной, а о 16 часах в неделю.

Это был 1990 год – время свободных творческих экспериментов над советской системой образования. В нашей школе как раз появилась специализация классов от физико-математического, литературного, экономического, биолого-химического до коррекционных.

Так что каждый урок, каждую новую тему мне надо было «обкатывать» сразу в восьми принципиально разных условиях. И если, например, в классе коррекции, где обучались дети с недостатками умственного развития, я искренне радовалась, когда ребенок правильно отвечал на примере колбасы, которую он ел на завтрак, какую форму имеет сечение цилиндра плоскостью, то с физико-математическим классом было неинтересно работать по школьному учебнику, и мы спокойно делали вузовские задания.

Как ни странно, но меньше всего я любила работать в литературном классе. Найти общий язык с гуманитариями было трудно. До сих пор не забуду высокомерно-пренебрежительного отношения этих самоуверенных детей к моему предмету и как следствие даже ко мне лично. «Это нам не нужно!» – как проклятие, громко и вызывающе звучало на каждом уроке, это было написано на лицах школьников, в их жестах. Я не давала им заданий по школьной программе черчения, а всеми силами старалась разработать специальный курс «Основы графической культуры». Вместо болтов и гаек мы строили золотое сечение, вместо чертежного изучали готический, церковно-славянский и другие шрифты.

Таким образом, каждый день в школе открывал широкий горизонт для творчества и приносил такой опыт, что вскоре я занялась созданием своего специализированного технического класса, в котором предложила углубленное изучение создаваемых мною в ходе работы двух новых предметов: «Язык техники» и «Введение в технику». Первый базировался на классических курсах черчения и начертательной геометрии, второй – только отдаленно напоминал традиционную профориентацию. Для меня главной задачей этих занятий были регулярные экскурсии в технические музеи, на заводы, фабрики, тесное сотрудничество и посещение кафедр и учебных лабораторий Бауманки, знакомство с другими вузами.

Незаметно пролетели годы. Эксперимент со специализацией классов быстро закончился, черчение в школах практически отменили, да и детей в нашем районе стало в несколько раз меньше. Я «выросла» и «повзрослела» вместе со своими детьми и, «окончив» школу, стала преподавателем Российского университета дружбы народов.

Дело в том, что здесь у меня появилась возможность познакомиться с принципиально новыми учебными курсами и методами работы. Так, например, очень интересно было вести занятия по черчению в группах иностранных студентов из Азии, Африки и Латинской Америки, которые еще не говорят по-русски. То есть воочию убедиться в том, что черчение – универсальный международный язык техники и что два инженера из любых уголков земного шара всегда договорятся между собой с карандашом и бумагой в руках. Кроме того, кафедра черчения и начертательной геометрии РУДН работает со студентами не только машиностроительных факультетов, но и с будущими строителями, архитекторами, геологами.

В университете я с большим сожалением обнаружила, что у студентов, которые начинают изучать черчение в 18 – 20 лет, безнадежно поздно развивать пространственное мышление и воображение, они не могут представить то, что, играючи, делают 12-летние. Поэтому я на сто процентов уверена, что у современных инженеров хорошее пространственное воображение бывает только от Бога, как абсолютный музыкальный слух, а не как следствие обучения в вузах.

Так получилось, что, руководствуясь желанием как можно больше интересных и полезных знаний вложить в своих детей, я сама накопила опыт и массу новых знаний и идей, подошла к созданию принципиально нового предмета на базе школьного черчения. Я бы коротко назвала его «языком техники», но суть его в изучении математически точных способов изображения многомерного окружающего пространства на плоскости. Это обязательно должно быть органическим продолжением геометрии, но ни в коем случае не рисования. И преподавать его в школах должны учителя математики или люди с техническим образованием, но только не художники, как было раньше. Я сделала первые шаги в этом направлении, всерьез задумалась о диссертации…

Но мужа отправили в служебную командировку в Германию.

Для меня это была совершенно незнакомая страна, языка которой я не знаю. В паспорте штамп, запрещающий работать на ее территории. Да и в российскую школу при посольстве меня тоже не взяли: нет дипломатического паспорта, да и предмет, смешно сказать, – какое-то архаичное черчение. Кому оно нужно?

А у немцев я вообще не нашла черчения! Даже в Техническом университете на дне открытых дверей абсолютно никто не мог сказать, где найти моих немецких коллег. Как у нас говорят, их даже днем с огнем не сыщешь. Поэтому неудивительно, что у Германии проблемы с инженерными кадрами. Охотно «перекачивает мозги» из других стран.

Сейчас я вполне серьезно задаю себе вопрос: а нужны ли обществу талантливые инженеры? О какой карьере своего ребенка мечтают родители? Юриста, банкира, журналиста? Может быть, легче и спокойнее будет жить таким детям, которые вовремя не раскрыли в себе инженерный талант?

Несколько лет назад один профессор с мировым именем, занимающийся проблемами развития интеллекта у детей, открыл мне страшную истину. Тогда я была одержима созданием внешкольного курса занятий, эффективно развивающего пространственное воображение. Напомнив мне результаты психолого-социологических исследований, свидетельствующих о том, что почти 80 процентам детей в этом плане просто нечего развивать, он сказал: «Компьютерную программу пишет один человек, а играют в нее миллионы. Зачем же миллионам знать, как эта программа работает?»

До меня очень долго доходил переносный смысл этих слов, а когда дошел, я ужаснулась: ведь это же и есть стратегия современного образования! Я поняла, почему из школ (и не только российских!) всеми силами вытесняются технические дисциплины. Черчение, единственный школьный предмет, который может до 12, максимум до 14 лет развить у человека пространственное восприятие окружающего мира, растоптали, изуродовали для того, чтобы легче было заставить человечество думать в нужной плоскости. А точнее, в нужном направлении. Чтобы человек считал себя свободным – в выборе той единственной игры, правила которой для него уже написали.

Берлин