Когда началась война, Надежда Лыткина училась в медицинском институте. Но медиков не хватало, и им, студентам-четверокурсникам, досрочно выдали дипломы и отправили в «горячие точки». Надя попала в один из московских госпиталей. Бои за Москву, как известно, были тяжелейшие, раненых везли круглосуточно. Операционные не закрывались.
Именно в те трагические дни судьба свела Надежду Лыткину с величайшим хирургом XX века Сергеем Юдиным. Еще до войны говорили, что в Москве три достопримечательности – Третьяковка, Красная площадь и хирург Юдин. Это его портрет написал Михаил Нестеров и назвал «Руки хирурга».
Когда ему потребовался ассистент, все врачи замерли. Добровольно ассистировать Юдину не решался никто. И только врач-первогодка, Надя Лыткина, робко спросила: «Можно мне?» У Юдина поползли вверх брови, но он промолчал. «Операция получилась сложной, у меня почти ничего не выходило, и Юдин, конечно, хмурился, – вспоминала Надежда Ивановна. – Но пути к отступлению были отрезаны, и мы оперировали. И на другой день – тоже. Снова понадобился ассистент, снова я сама вызвалась… «Опять вы?» – ужаснулся Юдин, но не отказал. Те две операции стали для меня уроком, и медицинским, и жизненным».
Однажды после нескольких тяжелых дней она потеряла сознание. Разрешили полежать, накрыли шинелью. И чтобы утешить, дали почитать стихи. «Вечерний альбом» Марины Цветаевой. Та книжечка прошла с новой хозяйкой всю войну.
А война оказалась долгой. После московских госпиталей – мощное наступление на запад, бессарабские степи, фашистские снайперы. Ночевки на снегу, аукнувшиеся позже болезнями. Потом, уже после Великой Победы, Надежда Ивановна, как врач-инспектор, проверяла состояние курортов, разоренных войной. Объехала полстраны, многое увидела, многое наладила. А в Юрмале встретила юного, светящегося от худобы пианиста Игоря Катаева, который стал ее мужем. Одним на всю жизнь. В 56-м у них родился сын Виталий, будущий музыкант.
После войны случился еще один, поистине сказочный поворот судьбы. По решению Военного комиссариата Москвы Надежда Ивановна Лыткина получила московскую прописку и ордер на комнату. Комната эта находилась в уютном особняке XIX века по улице Писемского, 6. Около дома росли могучие тополя. Около дома часто останавливались люди. Кто-то плакал. Кто-то показывал рукой на окна второго этажа.
Интерес к старому дому вскоре стал понятным. В нем шесть лет жила Марина Цветаева, автор заветных стихов. В этом доме она была счастлива. Отсюда уезжала в 22-м в эмиграцию.
Надежда Ивановна начала жадно собирать материалы, расспрашивать соседей и литераторов. Принимала гостей, поила чаем. Образовалось нечто похожее на клуб. С той же целью – поговорить о Цветаевой, тогда еще опальной, полузапрещенной – пришла в «Маринин дом» в 1981-м наша студенческая группа во главе с преподавателем истории СССР Ленинского пединститута Еленой Федоровной Жупиковой.
А еще была работа в больнице, подготовка кандидатской по хирургии. И 1952 год, печально известное «дело врачей». Катаева-Лыткина увольнению не подлежала, но увольняли ее коллег, уважаемых врачей. У одной из них от ужаса и хамства отнялись ноги, и Надежда Ивановна с гневной речью влетела в кабинет главврача…
Такое тогда не прощали. Об аресте ее успели предупредить.
Уехать они не успели. Пришли на следующий день. Надежда Ивановна успела юркнуть за дверь. Муж ее Игорь Витальевич Катаев сказал непрошеным гостям: «Жены нет дома» (та стояла, не шелохнувшись, за дверью). Они развернулись и ушли.
«А утром мы уехали из Москвы, – продолжала Надежда Ивановна, – и долго не возвращались. Жили на юге, на подножном корму, бедствовали, но спаслись!»
В медицину, правда, вернуться не удалось. Оправданных врачей-евреев на работу взяли, а ее, русскую, уволенную непонятно за что, – нет. Надежда Ивановна не растерялась. Поступила в МГУ, училась, защитила дипломную работу о Роберте Фальке, тоже полузапрещенном тогда. Стала искусствоведом. Когда наконец обвинения с нее сняли, защитила диссертацию по хирургии.
Но судьба уже определила ей другое назначение – сохранить цветаевский дом, основать в нем музей поэта.
…В 80-е годы дом решили снести. Для того чтобы поменьше о Цветаевой помнили. Да и место выгодное – центр Москвы, Арбат!
Жильцов начали выселять. Каждой семье дали отдельную квартиру – только покиньте помещение!
Надежда Ивановна выехать отказалась. Осталась с сыном в пустом доме. Что только не делали, чтобы выгнать Надежду Ивановну, заставить подчиниться! Выбили стекла, сняли с петель двери. Милиция (!) платила мальчишкам, и они кидали в зияющие дыры горящую бумагу. Во дворе специально жгли мусор, в надежде, что загорится и дом.
Появились мыши. Пытаясь согреться, они шли на человеческое дыхание. «Однажды я задремала в кресле, – продолжала Надежда Ивановна. – Укуталась в старенькое пальто.
Когда я очнулась, передо мной, поджав от холода лапки, замерли мыши – много, около пятидесяти. Я вздрогнула: показалось – это крысы из цветаевской поэмы «Крысолов».
Однажды в дом пришел Дмитрий Лихачев, тогдашний председатель Фонда культуры.
Попросил показать дом. Надежда Ивановна провела его по трем этажам, открыла бывшую цветаевскую квартиру №3. Итогом встречи стало решение Дмитрия Сергеевича: «Буду вам помогать. Но за создание музея придется побороться. Впрочем, я уверен, у вас, как у фронтовика, все получится».
…Музей открылся в «Маринином доме» в 1992 году, и Надежда Ивановна стала его руководителем вместе с нынешним его директором Эсфирью Семеновной Красовской.
Умерла Надежда Ивановна от четвертого инфаркта в 2001 году. Похоронена на Ваганьковском кладбище.
У Надежды Ивановны сложилась трудная судьба. Но, несомненно, она была счастлива. Люди фронтового поколения многое оставили нам. Они жили не ради себя. Умели работать. Умели побеждать. Любили жизнь. Хотели, чтобы она стала лучше. …Тем более если человека звали Надежда.
Комментарии