Человек по имени Деньги

В африканском фольклоре деньги персонифицированы, они выступают как некое довольно рискованное и малонадежное средство построения отношений обмена. Зато как орудие обмана доверчивых людей они просто незаменимы. Персонаж детской сказки, название которой вынесено в заглавие, взялся стеречь дочь и имущество своего друга, отправившегося по неотложным делам в дальнюю дорогу. Однако, не дождавшись его, отдал девушку замуж богачу за большой денежный выкуп, выгодно распродал вещи и хозяйство ее отца, а затем исчез, пообещав скоро вернуться. Огорченный друг его искал всю оставшуюся жизнь, завещав перед смертью продолжить поиски причитающихся ему денег детям и внукам. Но и им не повезло. С тех пор простые люди вечно ищут деньги, которые, как тот человек от своего доверчивого друга, ловко ускользают от них. Поэтому само слово «Деньги» стало нарицательным прозвищем ловкачей и обманщиков. Но человек, носящий такое имя, как правило, неуловим.

«Сознание неправды денег в русской душе неистребимо»Марина Цветаева

Капитал по-африкански

Человек для денег или деньги для человека? Эта по-библейски звучащая антитеза выражает подспудную дискуссию западного и традиционного понимания смысла жизни и характера экономики. Мне довелось прочувствовать их нестыковку на собственном опыте общения во многих странах Африки южнее Сахары. Своими впечатлениями хочу поделиться с теми, кого интересует и волнует загадочный и малознакомый нам мир тропиков.

В Западной Европе прологом капитализма и рыночной экономики стали первоначальное накопление капитала и протестантская этика добровольной аскезы ради материально обеспеченного будущего. Годится ли этот рецепт для других народов и стран в наши дни?

На рынках Тропической Африки я столкнулся с отсутствием зримой связи между ценой и стоимостью ремесленного товара, между процессом торговли и прибылью как его целью и результатом. Решил выяснить ситуацию с местными ремесленниками и челноками, рыночными торговцами и кочующими коробейниками-диула. Естественно, оперировать я мог только простейшими арифметическими выкладками: собеседниками обычно оказывались люди неграмотные и к тому же не умеющие толком считать. При покупке нескольких разных изделий сразу продавец, держа фасон, нередко называл общую сумму «от фонаря»: на его взгляд, значительную, но подчас в несколько раз меньшую, чем запрашивал, и в то же время намного превосходящую обычную скидку оптовому покупателю.

Неоднократно в разных странах я собирал группу торговцев – завсегдатаев рынка и заводил с ними беседу о том, что выгоднее несколько снизить цену на товар, ускорив его оборот, и тем самым увеличить прибыль. Меня уважительно выслушивали, вежливо просили повторить сказанное, благодарили за полезную информацию, но… продолжали действовать по-своему, вернее, по традиции. «А ведь они, пожалуй, во многом правы, – подумал я. – Действительно, зачем и куда так безоглядно спешить? К чему ненужная суета, лишние хлопоты, расчеты и, не дай бог, просчеты? Все равно когда-нибудь кто-нибудь да купит… И вообще абстракции, связанные со временем, вырванным из привычного течения традиционной жизни, пока что с превеликим трудом воспринимаются обыденным сознанием африканцев».

Скажем, стоимость исходных материалов ремесленник либо торговец – обычно его родственник, как правило, сообщить могут. Что же касается рабочего времени, затраченного на изготовление изделия, то выделить его из астрономического еще сложнее, а оценить в деньгах вложенный труд вообще не под силу. Стоимость последнего в большей степени определяют традиция и конъюнктура рынка, а также настроение и сиюминутные потребности индивида, нежели реально затраченное время и уровень мастерства.

«Да вообще зачем обязательно прибыль? Разве в жизни нет иных целей и радостей? Ведь я при деле, среди людей. Я им нужен, как и они мне… Да и что с ней, с прибылью, делать, если ты не голоден, и дети твои сыты, одеты и ходят в школу?!», – сообщил мне «по секрету» один из торговцев по имени Мамаду из столицы Нигера города Ниамей, где проходил тогда экономический семинар ООН. В Гане, например, уличные торговки зеленью, фамильярно-нежно называемые мамми, горластые, настырные, динамичные, скопили довольно значительные, по здешним меркам, капиталы. Но не зная, в силу отсутствия элементарного образования, куда их вложить и как ими рационально распорядиться, держат накопления под циновкой. А правительство тем временем пускает в продажу гражданам своей страны перспективные акции золотодобывающей компании «Ашанти Голдфилдс» по цене всего два доллара за штуку. Об этом ежедневно писали газеты. Но мамми читать не умеют, а во всякого рода ценные бумаги и обещания властей не верят. Поэтому их деньги остались в чулке, а контрольный пакет акций национальной компании «уплыл» в Великобританию… Два года спустя эти акции стоили уже по двадцать долларов, в десять раз дороже. Другой вариант накопления богатства, на сей раз живого, без его продуктивного использования – так называемая «быкомания» фульбе и других пастушеских народов, кочующих вдоль южной кромки Сахары. Их страсть к бесполезным в хозяйственном отношении быкам, ставившая в тупик еще древних историков, не так давно нашла объяснение в том, что социальный статус мужчины определяется количеством принадлежащих ему быков, которые, в свою очередь, ценятся по раскраске, длине и форме рогов.

Метаморфозы экономики потребления

Стереотип присваивающего хозяйства, когда найденное, добытое или полученное иным путем следует поскорее употребить по прямому назначению, служит серьезной помехой развертыванию местного предпринимательства. Налицо специфическая невпитываемость капиталов и проедаемость безадресных инвестиций в африканскую экономику, если при этом не учитываются местные традиции, формы социальной консолидации и менталитет.

…Как-то вечером несколько россиян уютно устроились на отдых в небольшом кафе на вольном воздухе у кромки Гвинейского залива. Любовались игрой волн у своих ног и переменой небесных декораций, суливших скорое завершение непривычно знойного дня. Покой нарушил эксцентричный сын Кавказских гор с громадными золотыми часами на браслете толщиной с полицейский наручник, в перстне размером с грецкий орех, замашками Креза из районного аула и прочими знаковыми атрибутами крутого «нового русского». Вначале озадаченный стюард принес «Мартини», которого мы не заказывали, с трудом выговаривая за доллар вымученную фразу: «От нашего стола – вашему столу». Гость постепенно входил в раж. Официанты немели от восторга, тем более что он им оставил царские, по местным понятиям, чаевые. Под занавес, выстроившись наподобие шеренги, они залпом выпили за благодетеля по его команде даровую водку. На этом первое действие завершилось, к взаимному удовольствию обеих сторон.

Второе началось несколько неожиданно на следующий день, когда, проезжая по той же дороге вдоль океанского берега, я решил утолить жажду в знакомом кафе. И был удивлен: оно – среди бела дня – оказалось закрытым! Расстроенный хозяин, отсутствовавший вчера, доверительно рассказал, что молодые официанты – ребята, недавно пришедшие в город из окрестных деревень, не смогли утром головы поднять и до сих пор спят в прибрежных кустах. Причина – не в неожиданно полученных деньгах. Щедрость издавна расценивается здесь как достаточно верный путь к престижу и успеху. Просто менталитет молодых людей, воспитанных в атмосфере присваивающего хозяйства, не был настроен на «волну» будущего времени, планирования, предвидения, активного воздействия на собственную судьбу. Ему оказалась чужда и неподъемна сама мысль о накоплении, вложении денег в какое-то дело, покупку акций того же кафе, например. Или о другом варианте отсроченного потребления, скажем, приобретении подарков для многочисленной сельской родни и сверстников на случай посещения родной деревни, откуда их сманили огни большого города. Гораздо ближе, душевнее, понятнее показался другой стереотип. Появились деньги, тем более нежданно-негаданно, не томи душу, не искушай – истрать! Как? Пример продемонстрировал щедрый даритель. Ну а то, что местные парни не учли многовековой тренировки и невиданной нигде в мире устойчивости нашего брата-россиянина к крепким напиткам, так это им можно простить… Впрочем, я очень хотел бы выслушать их версию случившегося у затерянного в джунглях ночного костра в кругу удивленных родных и близких, никогда не бывавших дальше соседнего селения…

Магазин – потомок места обмена дарами

Выражая глубокую и искреннюю признательность африканским друзьям, знакомым и просто встреченным по жизни людям, позволю себе привести несколько жизненных ситуаций, наглядно показавших мне, сколь ничтожна подчас цена денег и прибыли для африканца в сравнении с эмоциональным порывом, душевным комфортом, чувством симпатии и морального удовлетворения. Как легко и непринужденно, тактично и грациозно они, люди далеко не богатые, буквально на глазах решительно отказывались от верного дохода, смело действуя себе в убыток в коммерческом смысле, как бы повинуясь древнейшему инстинкту отнюдь не слащавой благотворительности, а суровой, таинственной, скрытой в глубинах архаической психики сопричастности, язычески сакрального единения. Эпизоды, о которых пойдет речь, могут показаться мелкими, частными, нерепрезентативными. И тем не менее в них, как в капле воды, отражается обобщенный «скелет поведения», по выражению нобелевского лауреата Конрада Лоренца, тысячелетиями складывавшийся в иной, чем европейская, самобытной цивилизации. И пронзает мысль: время радости и достоинства важнее денег, обычно связанных для африканца с грустью отторжения ради них чего-то близкого, важного, дорогого для души.

Бывая довольно часто в Гане, я регулярно делал нехитрые покупки в одной приглянувшейся мне лавчонке. Дородный немолодой хозяин обычно величественно дремал в предназначенном для веранды раскладном кресле. Дела вершила его бойкая, верткая, улыбчивая супруга. Однажды командировка неожиданно затянулась. Надежной связи с Москвой в сезон дождей не было. Я не знал, насколько растянется мое автономное в финансовом смысле пребывание здесь. Ситуация вынудила перейти на режим жесткой экономии, сменить гостиницу на более скромную и т.п. Ни с кем из местных жителей своими заботами я не делился. Тем большим было мое удивление, когда однажды хозяйка лавки с непроницаемым поначалу лицом вручила мне в качестве сдачи сумму, большую, нежели значилась на предъявленной мною к оплате купюре. Я указал ей на ошибку, пошутив насчет двойки по арифметике. Она, учтиво улыбнувшись, непривычно настаивала: «сегодня так надо», сделав акцент на слове «сегодня» и тем самым разъясняя свой необычный жест. Несомненно, по каким-то, только ей ведомым признакам, она прочувствовала ситуацию. И деликатно пришла на помощь, делом продемонстрировав загадочно-непостижимый для западных экспертов феномен «торговли без прибыли».

Действительно, что бы сделал, к примеру, находясь на ее месте, добропорядочный и расположенный ко мне немец? Скорее всего, дал бы продукты в долг, помог бы устроить кредит, ускорить по его каналам получение денежного перевода с родины, рекомендовал бы лавку подешевле, пригласил бы поужинать или что-то в этом роде. А африканка поступила именно так, как она поступила бы сто, тысячу, десять тысяч лет назад. В ее глазах помощь мне – не кредит, а дар! Не коммерция, а живой реликт уравнительного распределения, дележа пищи с другим человеком, с гостем, своим далеким собратом. Я не перестаю завидовать умению африканцев легко и изящно преодолевать психологические барьеры в отношениях с иноземцами, их удивительной толерантности, «чувствованию» другого человека, личной сопричастности к делам того, с кем их свела Судьба.

Разговор дороже денег

Время полезного общения и приятного внимания, оказанного лично ему достойным, по его мнению, человеком, для африканца священно. И его жаль осквернять замусоленными бумажками, принесенными европейцами вместо полезных для стрел и украшений крученных железных «денег» киси в Лесной Гвинее или раковин каури, «курс» которых колеблется от 60 центов на океанском берегу до 3 долларов в глубине континента.

Как-то в полдень еду в такси через центр города. Вдруг небо потемнело. Раздался странный, ни на что не похожий шум и гам. Словно в фильмах Хичкока, столицу буквально «накрыла» несметная стая какой-то разновидности летучих мышей, называемых здесь летающими собаками. Почти все мужское население от мала до велика высыпало из домов и машин. В руках появились невесть откуда взявшиеся обычные мальчишеские рогатки. Началась тотальная охота. Землю быстро усеяли тела ее беззащитных жертв. Тут же зажглись мангалы. Судя по всему, готовилось отнюдь не вегетарианское пиршество. Движение на дорогах, естественно, замерло, тем более что пробка-трафик здесь дело вполне обыденное.

Водитель, с которым мы пережидали и переживали столь пикантное зрелище, оказался почти единственным, кто не покинул машину, не выскочил на дорогу и не включился в развернувшуюся там вакханалию. Может быть, постеснялся оставить меня в одиночестве? Чтобы не выглядеть чопорным иностранцем и избавиться от собственной растерянности, я вступил с ним в бесхитростный житейский разговор. Слово за слово, нашли общий язык и взаимные познавательные интересы, незаметно забыв о безвозвратно утекающем времени и на глазах разрушающихся сегодняшних планах.

Неожиданным оказался финал завершившейся в конце концов поездки: «Ваше общество и беседа с Вами доставили мне большое удовольствие. Поэтому я возьму с Вас плату только за бензин. Остальное Вам наверняка пригодится. У такого человека должно быть много друзей. Пусть их порадуют хорошие африканские сувениры. Кстати, здесь рядом наш знаменитый на всю Африку «деревянный рынок». И не отказывайтесь, не обижайте меня. Я вовсе не потратил понапрасну время, проведенное с Вами. Напротив, я приобрел его, к тому же вместе с новыми, важными для меня впечатлениями и пищей для размышлений».

Другой характерный эпизод также был связан с поездкой по городу. Стою как-то на оживленном перекрестке в самом центре. Жду такси на автобусной остановке. Неожиданно рядом со мной тормозит местная маршрутка, называемая в народе «тру-тру», во всей своей обычной экзотической красе: с неизменно выбитыми стеклами (зачем они в такую жару, если нет кондиционера?), висящей на одиноком проводе фарой и вырванной с корнем другой, оторванной дверью, какими-то мешками и козой на крыше, зато с бойкими афоризмами, начертанными на размалеванных бортах.

Все разом – улыбающийся водитель, любопытствующие пассажиры и я – поняли, что это лихая шоферская шутка. Ведь европейцы, будто соблюдая какое-то не произносимое вслух табу, никогда не пользуются этим сугубо местным видом транспорта. «А почему нет?» – спросил я сам себя и под растерянными взглядами прохожих решительно забрался в чрево необычного микроавтобуса. Немного смущенные люди потеснились, уступили мне одно из сидячих мест, некогда бывшее креслом, и мы двинулись в путь. Я попросил высадить меня на площади капитана Санкары, откуда было рукой подать до моей гостиницы, расположенной на параллельной улице.

Каково же было удивление охраны и обитателей отеля, когда сквозь строй растерявшихся служителей в униформе к парадному подъезду приблизилось столь живописное сооружение на колесах. Если бы здесь появился живой динозавр, изумление вряд ли могло быть большим. Впрочем, пика оно достигло, когда на пороге появился постоялец из далекой и, по их мнению, вечно заснеженной Москвы, на окраинах которой по ночам бродят белые, как снег, медведи.

По негласно принятым расценкам путь на такси от посольства до гостиницы с интригующим названием «Джи Ньяме» (в переводе с языка акан: «Да, поможет мне Бог!») обычно обходился в тысячу седи. Соответствующего достоинства купюру я и протянул водителю, приветливо прощаясь с ним и со своими нежданными попутчиками.

И тут я услышал нечто меня поразившее не меньше самой поездки: «Это – моя страна, а не Ваша. (Боже упаси, у меня и в мыслях не было каких-либо гегемонистских устремлений!) Не спорьте со мной! (Было бы о чем?) Вы такой же, как все мы, здесь сидящие (естественно, как и шесть миллиардов обитателей планеты, включая пассажиров автобуса). Вы ведете себя как африканец, как свой, как родственник или друг. (Это, конечно, гипербола, но в данном случае приятная.) Поэтому я просто обязан взять с Вас за проезд ровно столько, сколько предусмотрено государственным тарифом для граждан нашей страны – 125 седи, и ни одним больше. А эту тысячу оставьте, когда поедете на легковом такси. Или Вы теперь будете всегда ездить с нами?» (Общее веселье.) – «Но ведь Вы отвезли меня на другую улицу, отклонились от маршрута, сделали ради меня крюк…» – «Это не более чем дружеский жест уважения, ответ на Ваше уважение к нам. К тому же маршрут был изменен с согласия и более того – по предложению самих пассажиров, желание которых для меня – закон. Не переживайте! Нам некуда спешить. Мы живем размеренно и спокойно, не то, что вы, европейцы. А потому времени у нас много. На все хватает. Даже остается. Так что всего хорошего, друг!»

Таксист предлагал клиентам не плоды своего труда или щедрой африканской природы, как торговцы на рынке, а транспортную услугу. Однако нетрудно заметить в его отношении к пассажирам и деньгам изначально благородные черты первозданного традиционного гуманизма, наивного и чистого в своей незатейливой простоте. Те самые черты, которые в индустриальной цивилизации Запада напрочь исковеркал и изувечил дикий капитализм, заставляя теперь мучительно искать новые замысловатые пути к давно утраченному отношению людей друг к другу и к природе не обязательно через деньги, как бы рядом с ними и по возможности минуя их. Будь моя воля, я бы специально для европейских посетителей вывесил над африканскими рынками фольклорный сюжет самой крупной в Нигерии народности йоруба, который можно перевести как «Прорицание». Привожу смысл этого текста:

Мудрость – вот красота человека.

Деньги не помешают ослепнуть,

Деньги не помешают оглохнуть,

Деньги с ума сойти не помешают.

В любой части тела гнездятся

болезни.

Так что ты лучше пойди и подумай,

Пойди и подумай, и выбери мудрость.

И жертву принеси, чтоб во всем

твоем теле

Мир воцарился внутри и снаружи.

Словом, не ЧЕЛОВЕК для денег, а деньги ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА!

Эпилог

Эти первозданные и кажущиеся наивными представления о роли денег в обыденной жизни людей обретают удивительно актуальное звучание в эпоху, когда вещный и тем более золотой эквивалент универсального средства сравнения и обмена продуктов, товаров и услуг на глазах «испаряется» из виртуальных финансовых и банковских операций. Романтические и религиозные покровы с многих возникших в эпоху индустриализма экономических процессов спали, обнажился их антигуманный смысл. В странах «золотого миллиарда», и особенно в их отношениях с остальным миром, отчетливо выявилась денежная доминанта межличностных и международных отношений. Человек как бы существует в роли марионетки всесильных, вездесущих, становящихся невидимыми и незримо все контролирующих денег. «Цивилизованные» отношения между людьми явно либо подспудно опосредуются деньгами. «Невидимая рука» рынка жестоким скальпелем конкуренции, гонкой за прибылью во что бы то ни стало, неутолимой жаждой наживы ампутирует целые пласты человечности у граждан экономически развитых государств, превращает в источник природного и интеллектуально сырья страны с переходной экономикой и ставит на грань вымирания народы стремительно нищающего «четвертого мира».

Да и сами деньги в эпоху информационной экономики меняют не только свой внешний облик, но и глубинный социальный смысл. Только в США более 300 млрд. долларов являются «пустыми», не обеспеченными ни товарами, ни ресурсами. Этот глобальный финансовый пузырь рано или поздно лопнет, вызвав ситуации дефолта в большинстве стран мира. Спрятаться от него закрытием границ вряд ли удастся. Остается альтернатива перехода к натуральному безвалютному хозяйству и непосредственному бартерному обмену. В целом ряде стран Тропической Африки сельское население в своем большинстве почти не пользуется наличными деньгами, а роль ритуальных играют раковины каури, крученые железные стержни – киси или что-то подобное. Я работал в Республике Мали, когда там произошла двукратная девальвация местного франка. Власти опасались народных волнений и принимали усилия по удержанию цен на хлеб в лавках городских окраин. К удивлению многих, деревня сколь-нибудь заметно на это не отреагировала. Позднее социологи выяснили, что 85% населения страны строят свои отношения с социальной и природной средой на общинно-родственной основе, а деньги нередко выступают в продуктообменных и тем более в дарообменных операциях в примитивно-виртуальном виде: как символ, критерий щедрости и уважения, контрольный тест адекватности поведения обычаям предков и вековым обычаям. Ритуальные платежи типа выкупа за невесту даже в городах нередко натурой строго обозначенного ассортимента.

Лучшие умы человечества упорно размышляют над тем, как вернуть деньгам хотя бы относительно справедливую «цену», а также присущую им на заре возникновения роль связанного с реальным производством социального регулятора хозяйственных отношений и связей, исключающих тотальную дискриминацию миллиардов людей кучкой сверхбогатых финансовых кланов, до блеска отточивших ремесло «производства» денег из денег, вне зависимости от реальных проблем и нужд человечества. Кстати, наличные деньги в их оторванном от реальной стоимости виде являются непосредственной питательной средой большинства видов преступности и терроризма. Известно выражение: терроризм – это не война, а бизнес. В этом ключе показательна связь соотношения в обороте наличных и безналичных денег с уровнем уголовных правонарушений. Если индекс России принять за 100, то в США он равен 10, в Австралии – 1,5. А в Сингапуре -1! Совпадение по обеим номинациям!

По мнению известного писателя-футуролога Артура Кларка, единицей и эталоном денежного «измерения» и сопоставления остальных факторов социальной жизни должен стать универсальный и легко измеряемый продукт и предмет современного производства и потребления – киловатт-час электроэнергии. Кстати, эта идея привязки денежного содержания к основным компонентам хозяйства вкупе с осуждением «бесхозяйственного» паразитического ростовщичества прописана А.С.Пушкиным в романе «Евгений Онегин». Я имею в виду его размышления о том, «как государство богатеет и чем живет и почему, не нужно золота ему, когда простой продукт имеет». Свое отношение к ссудному проценту, ставшему два века спустя глобальным средством надгосударственного управления, мудрый поэт выразил метафорами, не оставляющими на этот счет никаких сомнений:

Бесенок, под себя поджав свое

копыто,

Крутил ростовщика у адского огня.

Горячий капал жир в копченое

корыто

И лопал на огне печеный ростовщик.

…Сей казни смысл велик:

Одно стяжание имев всегда

в предмете,

Жир должников сосал сей

злой старик

И их крутил безжалостно на нашем

свете.

Каждый из нас, задумавшись, легко найдет тьму примеров того, как деньги, особенно взятые или отданные в долг, становились помехой и искривляли или напрягали отношения с другими людьми, в том числе с самыми близкими. Вот почему я испытывал непонятный мне самому поначалу духовный комфорт, когда волею случая оказывался среди африканцев, для многих из которых до сих пор отношения людей друг к другу – это одно, а товарно-денежные отношения – нечто иное, рядом лежащее, отдельный, хотя и не отделенный от остального фрагмент их нынешней жизни. Как в известной поговорке наших дней: мухи отдельно, котлеты отдельно.

Игорь АНДРЕЕВ, доктор философских наук, профессор