Часть целого

Впервые мы встретились с Эдуардом Дмитриевичем в 1987 году в Сочи, где он собрал всех, кто обладал опытом инновационного развития, – руководителей союзных, республиканских, областных и муниципальных администраций, директоров школ, ученых, учителей, для того чтобы разработать концепцию развития образования страны в логике открытого общества, о котором тогда только мечтали.

Обсуждение шло в режиме оргдеятельностной игры, которую вел Ю.В.Громыко. С утра до глубокой ночи и к концу второй недели всем стало казаться, что три часа в сутки на сон вполне достаточно. Эдуард Дмитриевич в течение всего очень бурного обсуждения сидел рядом с Громыко, и меня поразила его способность моментально ловить все продуктивные идеи и встраивать их в план действий. Пожалуй, с тех пор мне не доводилось видеть такого количества интересных и увлеченных людей, собранных в одном месте, а когда в результате обсуждения появился яркий и совсем непохожий на привычные официальные документы текст, я почувствовала, что в моей жизни появился новый импульс и что мне хочется стать частью этой удивительной новой команды.  Осенью того же года прошел Всесоюзный  съезд учителей,  и на нем концепция новой команды была принята и поддержана большинством собравшихся, которые предпочли ее более традиционному подходу, заявленному  Академией педагогических наук СССР. Через несколько месяцев я вошла в состав ВНИК «Школа» и не расставалась с ним, пока на его основе не возник Центр педагогических инноваций.Эдуард Дмитриевич возглавил этот центр, но  ненадолго – в 1990 году его избрали министром образования РСФСР. Я не оговорилась – именно избрали из числа нескольких кандидатов, которые должны были публично отстаивать свои подходы и план действий на заседании Верховного Совета РСФСР. Кажется, это был единственный случай в истории российской демократии, когда министров не назначали, а выбирали.Очень скоро меня пригласили в министерство советником министра по международной деятельности. Появились первые международные проекты, возникли контакты с многими странами, которые, несмотря на официальный протокол, захотели сотрудничать именно с этим, тогда еще республиканским министром. Но не успела я проработать и нескольких месяцев, как грянул путч. Помню, как в августе 1991 года мы собрались в министерстве, растерянные и готовые ко всяким неожиданностям. А как раз в это время должны были проходить Августовские чтения, и в зале коллегии министерства собрались представители разных регионов России. На трибуну вышел Днепров в элегантном светлом костюме, улыбающийся и сказал примерно следующее: «Нам придется перенести наше заседание на три дня. За это время мы разберемся с ситуацией и продолжим нашу работу». Его безукоризненное владение собой сразу успокоило собравшихся, но потом он вызвал свою команду в кабинет, и стало понятно, что ситуация очень серьезная. Часть сотрудников была сразу командирована в регионы, чтобы объяснить людям смысл происходящего, а в министерстве заработал штаб сопротивления. Пришли многие из членов сочинской команды, которые тут же начали печатать и распространять листовки, часть людей ушли к стенам Белого дома, но периодически  забегали в министерство и рассказывали о происходящем. А я в это время готовилась к первой международной конференции, куда должны были приехать около ста иностранных гостей. Они звонили и спрашивали, сдавать ли билеты – конференция должна была начаться уже через две недели. Эдуард Дмитриевич, несмотря на бурно развивающиеся события (по улицам шли танки, объявили комендантский час, по телевизору показывали «Лебединое озеро», и о том, что происходит, можно было узнать только из сообщений «Эха Москвы», которое, как мы потом узнали, организовало трансляцию в одной из школ), распорядился подготовку не сворачивать и объяснять всем участникам, что конференция обязательно состоится.В самый разгар событий, когда появились первые жертвы и министерство почти опустело, все, кто мог, ушли к Белому дому, Днепров велел выставить динамики на улицу, и «Эхо Москвы» зазвучало из всех окон министерства.А через три дня, в точности, как он и обещал, все закончилось, и мы проснулись в новой стране. На Августовских чтениях Днепрова встретили овацией, а через две недели состоялась конференция, и ни один из участников не отказался приехать в Россию. Это была самая длинная конференция в моей жизни, она длилась целую неделю, понятно, что министр не мог так долго отсутствовать в министерстве. Но когда он появлялся, у двери его номера сразу же образовывалась очередь из зарубежных гостей с идеями совместных проектов.Надо сказать, что у Эдуарда Дмитриевича всегда были серьезные проблемы со здоровьем – инфаркты, сердечные приступы настигали его в самую неожиданную минуту, но, несмотря на это, его работоспособность просто поражала. Вскоре после шунтирования он почти в одиночку написал проект первого закона об образовании – международное сообщество тогда признало его самым прогрессивным законом в этой сфере. Потом закон, как водится, «поправили» и довели почти до неузнаваемости, но к исходному тексту стоит возвращаться, чтобы понять, какие замыслы так и остались нереализованными. Да и само министерство Днепрова стоит вспомнить: туда со своими проблемами мог прийти любой, двери большинства кабинетов были открыты и для учителей, и для родителей. Александр Наумович Тубельский приводил на заседание коллегии своих учеников, и это было абсолютно нормально. Да и сами сотрудники выглядели не напыщенно-официально, галстуков и пиджаков почти не водилось. Помню забавный случай в самом начале работы Днепрова как министра: вечером по коридору идет пожилая женщина, одна из сотрудниц прежнего состава  министерства, и несет раскладушку. На вопрос, зачем она ей, она отвечает: «А как же? У нас раньше было правило: пока министр в министерстве, никто не уходит. А этот министр иногда до трех ночи сидит. Я уже пожилой человек, не выдерживаю…» Днепров очень смеялся, когда ему это рассказали, и попросил объявить, что оставаться «в ночное» должны только те, кого он специально об этом попросит.Начало 90-х было трудным, перебои с зарплатами, почти никаких ресурсов на развитие, и все же многие учителя и директора школ вспоминают это время с теплотой. Я помню, как Эдуард Дмитриевич говорил: «Мы сейчас не можем дать людям денег, но мы можем дать им свободу творить и развиваться». Не все воспользовались этим ресурсом, но те, у кого получилось, никогда не забудут это время. Спасибо, Эдуард Дмитриевич, за возможность реализовать себя и за то, что мои дети учились в свободной школе свободной страны. Светлая Вам память!​Елена ЛЕНСКАЯ, декан факультета «Менеджмент в сфере образования» Московской высшей школы социальных и экономических наукКогда верстался номерРектор НИУ ВШЭ Я.И. Кузьминов объявил о том, что он будет предлагать ученому совету НИУ ВШЭ меры по увековечению памяти Э.Д.Днепрова:- учреждение исследовательского гранта им. Э.Д.Днепрова для пребывания в НИУ ВШЭ выдающегося практика управления образованием и образовательной политики для подготовки книги о своей работе. Грант будет присуждаться один раз в год;- учреждение стипендии им. Э.Д.Днепрова для студентов магистратуры и аспирантов НИУ ВШЭ, занимающихся историей образования и проблемами образовательной политики; – поддержка междисциплинарного исследовательского проекта по истории школьного образования в СССР и постсоветских странах с 1988 по 2014 год, который должен завершиться изданием книги к 80-летию Э.Д.Днепрова в 2016 году. 17 марта в Институте образования НИУ ВШЭ пройдет семинар «Научное наследие Э.Д.Днепрова: идеи и вопросы для будущих исследований».