Час понимания Между отцом и сыном он обязательно наступит

В моем родном городе Коркино, что в Челябинской области, живет человек, над характером которого я размышляю вот уже несколько лет. Вернее, даже так: я все время удивляюсь и восхищаюсь им, все время пытаюсь расшифровать его поступки. Они неординарны. Он и сам – неординарная личность.

Я училась с Володей в одной школе. Уже тогда он сильно отличался от нас, оболтусов, во всем старался дойти до самой сути. У нас у всех было нормальное дворовое детство. Учились мы по-разному, но даже отличники не дотягивали до его уровня, поскольку были отличниками вполне обычными, среднестатистическими.

Володя Ларетус и в юности был самодостаточен. Ему было интересно… с самим собой. Он постоянно думал, решал какие-то проблемы. Мог часами слушать серьезную музыку, которая нам казалась скучной, читал по-французски. А мы (“вот дуры-девки”) обсуждали, сумеет ли он когда-нибудь жениться, если ничего вокруг себя не видит. Забегая вперед, скажу, что, конечно же, он женился. Жена Наташа хороша собой, умна и терпелива.

Не знаю, каким Володя был в институте (пошел он в медицинский), но, думаю, таким же. Потому что и сейчас, когда голова его наполовину седа, он остается верен себе. А ведь жизнь злая многих из нас изменила. Но не его.

Ларетус стал отоларингологом. Однажды во время операции на ухе у одного пациента произошла трагедия. Что-то в этом ухе было расположено не там, где у миллионов людей. Володя это что-то слегка задел и – операция принесла отрицательный результат. Разгневанный пациент, конечно же, подал в суд и начал было выигрывать дело. Но когда пришло заключение из Москвы от главного отоларинголога России о том, что хирург не мог наперед знать об атипичном устройстве уха пациента, судья понял, что винить врача в этой ситуации – значит подходить к уникальному случаю, исходя из общепринятых догм. Володю оправдали. Но оправдали лишь только в суде.

Мое родное Коркино – город маленький. Начнись химическая война – ядовитый газ отравит всех мгновенно. Оно и случилось: отравление слухами. “Зарезал? Правда? Ухо отрезал?” – разнеслось по улицам в один миг. Больные стали обходить его стороной. И хотя в это же самое время в толстых научных столичных журналах по отоларингологии одна за другой выходили статьи, написанные Ларетусом, хотя он блестяще, с одними пятерками, закончил курсы повышения квалификации медицинских работников, это никого уже не волновало.

…Шли годы. У Владимира подрастали два сына. Конечно, он не возился с ними, как мама: пожалеть, накормить, постирать. К процессу воспитания он подходил по-другому, как отец: два огромных шкафа в их просторной квартире довольно быстро заполнились книгами – детскими, юношескими. Их читали вслух. Мальчишки и музыку слушали вместе с ним. Когда они учились в средних классах, Володя пришел в школу:

– Я готов провести после уроков час музыки или живописи, готов разговаривать с ребятами обо всем, что их интересует.

Не уверена, что многие отцы поступали так, как Володя, что приходили в школу, чтобы стать ближе собственным детям и друзьям своих детей. Володя это делал.

Конечно, он не педагог. А жизнь, еще раз повторяю, штука злая. И, наконец, у всех нас есть ошибки. “Где и когда я совершил ее как отец?” – Владимир Ларетус до сих пор не может ответить на этот вопрос. Он только знает, что изо всех сил старался быть для своих мальчишек самым лучшим отцом на свете. Но…Когда старшему сыну Игорю исполнилось шестнадцать лет, Володя случайно узнал, что он принимает наркотики.

Вот говорят, что разговоры, дескать, в таком деле не помогают. Может быть, и так. Особенно если говорить с обидой или нудно. Володя говорил страстно. И однажды сын все-таки увидел, расшифровал, что за отцовскими словами стоят огромная боль и любовь.

Конечно, Игорю было трудно: с одной стороны, ребята (со шприцами!), с другой – отец, мама, младший брат. Конечно, он не раз бросал, начинал и снова бросал. И вот когда, казалось бы, Володя почувствовал, что они с сыном победили, в школе произошел дикий, нелепый случай. Точнее, случай не такой уж страшный мог бы быть, если бы не зашел в школу во время мальчишеской потасовки с участием Игоря взрослый мужчина, один из родителей, и не ввязался бы в нее. Взрослый мужчина придал потасовке, как бы это точнее сказать, более взрослый, весомый, что ли, вид. Начался крик, удары стали злее. Сбежались учителя…

Спустя некоторое время тот взрослый мужчина подал на Игоря в суд. Однако вскоре дело прекратили: не смогли доказать, что парень был в той драке самый виноватый. Но что было, то было, а маленькое Коркино живет воспоминаниями, оно вспомнило и тот суд, в котором фигурировал много лет назад папа-хирург. “Да они все такие, эти Ларетусы”, – поползло по городу. Злодеи, дескать, да и только.

Володя же просто оторопел от ужаса, что школьные учителя встали на сторону взрослого мужчины. Привыкший всегда доходить до самой сути, зрить в корень, он тоже в свою очередь подал в суд. Он обвинял учителей в том, что они нарушили права ребенка чувствовать себя в школе спокойным и защищенным.

Должна вам сказать: у судей глаза на лоб полезли от такой формулировочки. Нет, вы только себе представьте: в Коркине, городе тихом и часто полусонном (извините, родные граждане, я вообще-то очень люблю свою сторонку), вдруг заговорили ни больше ни меньше как о правах ребенка. Судьи недоумевали: какие вообще у ребенка могут быть права, чтобы их еще и суд рассматривал? Да и какой Игорь ребенок (хотя и ученик, конечно).

Честно говоря, эту позицию я понимаю. Тут мафия распоясалась, наркоманы ларьки грабят… А Ларетусы – со своей “ерундой”. Я не вполне понимаю позицию других людей. Признаюсь, эти люди очень дороги мне (и потому, что живут в моем родном городе, и потому, что они – учителя, а учителей я люблю по определению). Но я все же думаю: они не правы.

Все, кто был свидетелем той драки в школе, уже плохо помнят детали, уже кое-кто из педагогов ушел работать в другое место, поскольку драка была три года назад. Но Владимир Ларетус снова и снова подает в суд, требует защитить человеческое достоинство своего сына. Мало того, он требует защитить достоинство всей семьи (когда Володя повел разговор о нарушении прав сына в школе, учителя сказали, что семья плохо его воспитала).

– Что же такого дурного мы делали? – до сих пор не понимает Владимир. – Читали и обсуждали книги, слушали музыку? Это и есть плохое воспитание? Почему же учителя раньше мне ничего не говорили? А когда педагоги напомнили ему про сыновнюю наркоманию, он резко парировал: “Вы должны разделить эту вину со мной!”

…Итак, вот уже три года то затухает, то разгорается судебное разбирательство (теперь уже в Челябинске) между отцом и школой. Вот уже три года учителя не понимают, на мой взгляд, элементарной истины: отец имеет право биться за достоинство своего сына. За эти три года Игорь не только закончил школу, но и отслужил в армии. Недалеко от Чечни. Привез “Благодарственное письмо” родителям.

Вообще-то он сердится на них: “Сколько можно судиться? Надоело!” Но лично я думаю, что час, когда сын поймет отца, обязательно наступит. Не сегодня, так завтра, когда на пороге роддома он возьмет в руки теплый, родной комочек.

Наступит ли час, когда другие его поймут?

Светлана ЦАРЕГОРОДЦЕВА

Коркино,

Челябинская область