Чайник

Это прозвище ему дали в школе. Однажды в раздевалке спортзала кто-то из ребят решил посмотреть, какого производства его костюм, прочел этикетку “Мейд ин Чайна”, и все засмеялись. У большинства были настоящие “адидасы”, в китайском ходили единицы. С тех пор и пошло – Чайник да Чайник.

Друзей у Чайника не было: о чем говорить, когда ты гол, как сокол, и тебе ничего не светит. В классе ребята напрягались изо всех сил, метили в бизнесмены. Почти у всех – репетиторы. Чайник отставал. Никуда он не мог прислониться: в спорте был слаб – на сухих супах мышц не накачаешь. Руками ничего делать не умел. У всех свои компании, свои тусовки. Куда ни сунешься – кругом отлуп. Пристроился бродить по городу, ходить по магазинам, часами простаивал у витрин. Хотелось всего: машину, магнитофон, ролики…

Однажды проулками вышел на берег Ангары и удивился: на задах у девятиэтажек – горбатая деревянная улица. Два-три добротных дома, остальные – развалюхи. Несколько домов брошенные. Чайник заглянул в один – ничего нет, один мусор. В сарае во дворе, похоже, была мастерская, стоял верстак, валялись какие-то железяки. Поднял с пола ржавый молоток, оглядел, бросил обратно – ни к чему.

Пошел по улице. Тишина, гераньки на окнах… У одного дома – белая иномарка, а возле нее отирается какой-то малыш.

– Твоя машина? – спросил Чайник.

– Папкина. Моя в галаже стоит, – на полном серьезе ответил пацан. Глаза у него голубые, глупенькие, как у Буратино.

– Жвачку хочешь?

– Хочу.

– Ну бери, – расщедрился Чайник.

Пацан заулыбался.

Вечером Чайник смотрел фильм про заложников, и вдруг в голове идея забрезжила, стала прокручиваться: “Сарай, конечно, надо закрыть, пацана привязать (ну что ему за два-три дня сделается?), еду я ему носить буду”.

На следующий день стащил на китайском рынке висячий замок, взял дома веревку.

…Улица была пуста. И иномарки не было, и мальчишки. Чайник постоял у дома, вдруг в окне нарисовалась веселая рожица. Поманил пальцем, показал блок жвачек. Мальчишка тотчас выбежал.

– А мотоцикл у вас есть? – спросил Чайник.

– Не-а.

– А у меня есть, в сарае стоит, пойдем покажу.

В сарае Чайник вынул веревку, стал привязывать малыша. Тот смотрел ничего не понимающими глазами, потом вдруг вырвался, закричал пронзительно и побежал к двери. Чайник его догнал, повалил. Мальчишка отчаянно брыкался… Чайник что-то нащупал на полу, схватил, ударил, и крик прекратился. В руках у Чайника был тот самый ржавый молоток.

Малыш лежал лицом вниз, на затылке расплывалось красное пятно. Чайник перевернул его на спину, глянул в мертвое лицо. В глазах поплыли круги, затошнило. Как в тумане, перетащил пацана в дальний угол, забросал хламом. Потом вышел на магистраль, сел в троллейбус, сделал круг, другой – успокоился. Подумал: может, и к лучшему, что так получилось, хлопот с пацаном было бы слишком много, не будешь же его все время с кляпом во рту держать.

Вечером написал записку: “Если хотите видеть своего сына, гоните три миллиона. Деньги принесите в шесть утра на Лисихинское кладбище. Сына приведу на угол Байкальской и Постышева через час после того, как возьму деньги”. И приложил план, где их оставить. Кладбище было в черте города, там давно не хоронили. Чайник облазил его вдоль и поперек, почему-то тянуло к брошенным могилам.

Записку бросил в почтовый ящик на калитке. Уходил медленно, хотя хотелось бежать изо всех сил. Когда шел мимо сарая, чуть не задохнулся, даже вспотел: почудилось, что кто-то там плачет. Но быть этого, конечно, не могло. Ночь Чайник не спал. Чуть рассвело, добрался до кладбища. В условленном месте на могиле под камнем лежал конверт, открыл – и руки задрожали: столько денег он еще не видел.

Еле дождался, когда откроют магазины. Первым делом пошел в “Ливайс”, потом – в “Олимпию”. Купил фирменные джинсы, кроссовки. Мерил долго. Остался в обновке – старье бросил в корзину.

Между тем ни на секунду не упускали Чайника из виду два неприметных человека в штатском. Шел час, другой, третий… И милиционеры-то притомились, а Чайник все ходил и ходил. Купил плейер, пару кассет, надел наушники. На лице цвела улыбка. “Вот это жизнь, вот это кайф! Жалко, мало запросил…”. Милиционеры уже терпение потеряли. “Когда же приведет к ребенку? Или к подельникам? Такое преступление, как киднеппинг, спланировать и осуществить одному невозможно”.

А на углу Байкальской и Постышева стояли мужчина и женщина. У женщины лицо совсем белое. Мужчина руки сцепил в комок. Час, другой, третий… Место бойкое, в толпе то и дело мелькают светлые головки детей – и все мимо, мимо…

Чайник купил рюкзачок, набил барахлом. Сел на скамейку в сквере, глаза на солнышке зажмурил. Тут и подошли к нему люди в штатском:

– Хватит, парень, нагулялся.

В милиции с ним произошло что-то невообразимое. Сначала он весь закаменел, словно ничего не видел и не слышал. Потом завыл, стал кататься по полу, дергался, трясся и все повторял одну фразу: “Меня зовут Чайник, Чайник…”

Виктория ГАЛКИНА

Иркутск