Чай с “крестным отцом”

В преддверии публикации британской газетой “Таймс” серии глав мемуаров Бориса Ельцина “Президентский марафон” экс-президент России дал эксклюзивное интервью корреспонденту этой газеты.

Этот пожилой человек, опрокинувший Советский Союз, говорил о своем преемнике, более молодом человеке, которому предстоит нынче перестроить Россию. “Он будет преданно осуществлять демократию, – сказал Борис Ельцин о Владимире Путине. – Он будет проводить жизненно важные экономические и социальные реформы. Он будет укреплять армию, что необходимо сделать”.
– То есть он станет человеком, угодным для всех?
“Никто не может стать таковым – ответил Ельцин, но взгляд его при этом устремился куда-то, захваченный своей мыслью. – И между тем я справлялся с этим десять лет”.
Борис Николаевич Ельцин, проживающий поздний вечер своей жизни, передвигается как воспроизведенная в натуральную величину модель того, кем он когда-то был: неуверенно, медленно, однако без чужой помощи, во всяком случае прохаживаясь по своей огромной даче. Глядя на его аккуратно уложенные седины – каждый волосок на своем месте – и тонкий слой косметики, наложенной в расчете на телекамеру, в первый момент испытываешь страх, что его, возможно, выпустили для шоу точно так же, как выпускали Брежнева. Однако скоро убеждаешься, что Ельцин очень даже полон жизни. При наличии нужных стимулов он может блистать, и в настоящий момент этим стимулом служит ведущая роль в самом важном проекте за всю его карьеру – совместном труде всей ельцинской семьи по созданию его наследия, покуда еще есть время. Биограф Ельцина сравнил его с Линкольном и де Голлем за сохранение целостности России даже в процессе ее перестраивания. В ходе интервью “Таймс” он стремится быть вровень с этим сравнением и скрыть последствия, причиненные пьянством и сердечным недугом. Он признает свою заслугу в том, что впервые в истории России этого столетия передел власти произошел мирным путем, что была произведена трансформация всего общества, однако замазывает три года все более углублявшейся в стране клептократии и чудовищные войны в Чечне. Он считает себя причастным к победе демократии в Югославии, поддержавшим Войислава Коштуницу как преданного гвардейца вновь завоеванных страной свобод и в то же время предложившим безоговорочную поддержку решению Милошевича попытаться сохранить себя в Белграде в качестве политического “игрока”.
Хореография этого интервью началась далеко от экс-президентской дачи, холодным осенним утром в центре Москвы. Мне было объявлено, что черная “Волга” будет ждать меня у отеля “Украина” в 10.30. Когда мы остановились позади машины, человек в черном макинтоше появился у бордюра. “Пожалуйста, следуйте за нами”, – сказал он. Потом залез в “Волгу” и умчался вперед.
Горки-9, где Ельцин провел большую часть своего второго президентского срока, восстанавливаясь после кризисов со здоровьем, являются одной из десятков не обозначенных почтовыми адресами правительственных комплексов. Последний поворот в сторону от шоссе, отмеченный знаком “Вход запрещен” и заканчивающийся небольшой парковкой и 2,5-метровой высоты стеной с колючей проволокой по верху. Нас проверили на предмет наличия оружия, а затем провели через ворота к саду, где и располагалась резиденция советской эпохи, отданная Ельцину за то, что он эту эпоху завершил. На передней площадке двора стояла машина “скорой помощи” с мигалкой. На пороге нас встретил Владимир Шевченко, глава протокола. Он по-прежнему твердо управляет кораблем, указывая визитерам, где им сесть, где встать для официального приветствия.
Я спросил о Путине – самом могущественном наследстве, оставленном Ельциным. Ельцин пишет в своей новой книге, что бывший разведчик, которому он передал власть, предан демократии, однако в процессе пребывания своих первых девяти месяцев в Кремле Путин свернул два из наиболее оцененных достижений ельцинской демократии – свободу прессы и децентрализацию Российского государства. Именно такого наследия хотел Ельцин?
“Среди тех, кто уважает Путина, нахожусь не только я, но также и Тони Блэр, – ловко отвечает Ельцин. – Почему бы вам не спросить и его? Наконец, взгляните на другую сторону медали. Путин дал регионам новый Государственный совет, посредством которого каждый региональный руководитель имеет доступ к Путину по любому вопросу. Кто в выигрыше от этого? Главы регионов, но также Россия и демократия в целом. Как крестный отец Путина, я могу сказать вам, что демократия находится в надежных руках”.
В качестве “крестного отца” Путина Ельцин предложил ему себя как регулярного советника по разворачивающемуся кризису в Белграде. “Мы созваниваемся раз в две недели, и он приходит на чай, – говорит Ельцин, указывая на стол у рояля, где они усаживаются. – Я сказал ему, что югославы сами должны выбрать своего лидера. Мы хотим настоящей демократии в Белграде, но решение будут принимать люди там. Мы можем только шептать им на ухо. Но мы не можем диктовать”.
Когда свободолюбивые силы вышли на улицы, Ельцин встал за Коштуницу. “Я верю, что новое руководство будет способно справиться с предстоящими задачами и будет твердо отстаивать ценности свободы и демократии”. Ельцин осудил Милошевича за полное отсутствие принципов, однако заметил, что, по его мнению, Милошевичу стоило бы позволить оставаться в Белграде, нежели быть выданным трибуналу в Гааге в качестве военного преступника.
До сих пор Ельцин и Путин разделяли одну точку зрения касательно Югославии, осуждая натовские бомбардировки Косова и козыряя весьма спорными достижениями российской дипломатии на Балканах. Однако такого единства не наблюдалось относительно катастрофы “Курска”, разразившейся в то время, когда Путин находился на отдыхе на Черноморском побережье. “Я был очень расстроен ситуацией в связи с “Курском”, и я высказал Путину свою точку зрения. А именно, что ему следовало реагировать незамедлительно и тут же лететь из Сочи в Москву. Ему следовало собрать всех военных, ответственных за эту проблему, и назначить специальную комиссию. Ему необходимо было действовать решительно. Также надо было установить контакт со всеми семьями пострадавших и предложить им помощь и поддержку со стороны государства”.
Младшая дочь Ельцина и его ближайший советник Татьяна Дьяченко во время интервью сидела рядом с отцом на диване. Однако, обеспокоенная возможной публикацией тирад против Путина, она стала уверять, что единственная действительная критика со стороны ее отца в отношении действий Путина в истории с “Курском” была связана с тем, что он сразу же не вылетел в Москву. Что же касается всех прочих советов, данных Путину Ельциным, то, по словам Татьяны, президент достаточно точно последовал им. “К счастью, – добавил Ельцин, – Путин быстрый ученик”.
Говоря об ошибках, я спросил, что бы Ельцин мог сказать простым россиянам, считающим, что последние годы его власти были омрачены коррупционными скандалами и дворцовыми интригами, что это были годы упущенных возможностей, низвергнувшие в бедность миллионы людей и заставившие Запад задаться вопросом: “Кто проиграл Россию?”
Настроение Ельцина резко меняется: “Я отказываюсь отвечать на этот вопрос. Это оскорбление”. Что же касается настроения россиян, то почему бы не спросить у них самих, добавляет он.
Российские центры изучения общественного мнения – еще одно из наследий Ельцина – занимались как раз-таки этим на протяжении многих лет. Когда Ельцин оставил свой пост, то его положительный рейтинг составлял однозначную цифру. Путин, напротив, и по сей день имеет рейтинг в 60% и выше.
Созидание ельцинского наследия неизбежно страдает тяжелым синдромом амнезии. Он берет на себя “ответственность” за апокалипсические штурмы Грозного в 1994-м, но не за тысячи пострадавших среди мирного населения в результате действий Российской армии. Он отрицает свою зависимость от семерки олигархов, включавшей Бориса Березовского и Владимира Гусинского, которые купили себе путь к потрясающему богатству и власти за счет финансирования избирательной кампании Ельцина в 1996-м. И даже выражая сожаление по поводу краха рубля в 1998 году, когда едва оперившийся российский средний класс потерял все свои накопления, Ельцин говорит: “Это было для них крещение огнем”.
…Надвигается опасность, что после нелицеприятных вопросов касательно его президентской истории Ельцин “закроется”. Однако его команда “поддержки” слишком искусна, чтобы позволить интервью закончиться на столь кислой ноте. Татьяна приносит чай для всех присутствующих и тарелку только что испеченного печенья, “приготовленного моей мамой” Наиной Ельциной. Кажется, это подходящий момент, чтобы задать вопрос относительно содержащегося в ельцинских мемуарах “Президентский марафон” утверждения, будто бы российские спецслужбы еще в начале 1996 года предупредили Ельцина о намерении активистов республиканской партии США внедрить в Белый дом к Клинтону привлекательную молодую женщину в целях его компрометации. Знал ли, исходя из этого, Ельцин, что этой женщиной станет Моника Левински?
“Я знал”, – отвечает Ельцин.
Почему же в таком случае он не сказал об этом президенту Клинтону, которого, как известно, почитал “другом Биллом”?
“У него и без того хватало проблем, – сказал Ельцин. – Но и не только поэтому. Я решил не упоминать об этом, потому что сам не до конца верил в такое и потому что мы в России очень болезненно относимся к подобным вещам. Я был к тому же убежден, что он справится с этой проблемой и сам, что в конечном счете и произошло”.
24 августа 1991 года наша газета опубликовала на первой полосе фотографию Ельцина в Думе с подзаголовком “Ельцин унижает Горбачева”. Эти двое в последующие восемь лет едва ли говорили друг с другом. Однако после смерти Раисы Горбачевой Ельцин восстановил контакт. “Я не унижал его, – сказал он. – Я только потребовал, чтобы он подписал документ”.
Он гордится тем, что ему удалось перестроить экономику, зацикленную на советском военно-промышленном комплексе, в экономику, базирующуюся на нуждах людей. Что он дал России свободу выбирать идеологию и стиль жизни, “без которых ей невозможно было бы вступить в ХХI век”.
Он имеет право гордиться. Потому как в большинстве своем все вышесказанное правда. И тем не менее его достижения затмеваются монументальным “А ЧТО, ЕСЛИ БЫ?”.
А что, если бы он относился к своему здоровью с большей заботой и использовал бы присущий ему огромный авторитет для продолжения дел, начатых в начале девяностых и в ходе второго президентского срока, вместо того чтобы поставить все это под угрозу? По крайней мере Россия могла бы продолжать использовать Ельцина. Нынче же вместо этого она отправила его по его собственному желанию в леса Подмосковья.
– И как же там живется?
– Великолепно. Я пенсионер.

Прочитано в “Таймс”
Ольгой ДМИТРИЕВОЙ