Былое

Одно из самых дорогих для меня воспоминаний – встреча нового, 1932 года со знаменитыми Станиславскими. Константин Сергеевич, которому я довожусь родным племянником, сам пригласил меня. Встреча предполагалась скромная, недолгая, стариковская. Конечно, я очень обрадовался: в кои-то веки представится случай побыть у дяди Кости! Будут много говорить о МХАТе и вообще о театрах! Правда, в глубине души смущала мысль, не окажусь ли я, юноша, только вступающий в жизнь, лишним в обществе знаменитых театральных деятелей, хотя и своих, родных.
Супруги Станиславские в начале ноября 1930 года вернулись из Баденвейлера, где Константин Сергеевич долго лечился после тяжелого сердечного заболевания. Поэтому за столом говорили о жизни за рубежом. Потом о театральном искусстве в Германии и во Франции. У меня тогда создалось впечатление, что западноевропейское театральное дело, по мнению дяди Кости, в начале тридцатых годов находилось на низком уровне. Впереди по популярности и посещаемости были варьете и кабаре. Дядя Костя сказал, что Франция пела и танцевала, забыв тяжкие последствия первой мировой войны. В Германии уроков войны и Версальского мира не забыли. Там с молчаливого согласия и одобрения США и Англии поднимали голову реваншисты и национал-социалисты, поддерживаемые милитаристами, владельцами крупного капитала – такими, как, например, Крупп. Это могло привести к очередной войне, пока Франция и другие страны изъерничавшейся Европы (так и сказал Константин Сергеевич) танцуют и развлекаются.
Говорили на тему, волновавшую тогда всех, – о премьере спектакля “Страх” по пьесе Афиногенова во МХАТе. Она состоялась в последней декаде декабря 1931 года. Константин Сергеевич затратил много сил на выпуск этого спектакля, в свое время он рекомендовал эту пьесу к постановке.
Общие интересы и переживания относились к неприятному и всех глубоко взволновавшему факту – на последних репетициях Константин Сергеевич был вынужден снять с роли старой большевички Клары Спасовой Ольгу Леонардовну Книппер-Чехову, из которой не получалось старой питерской пролетарки. Она очень болезненно переживала это отстранение. Но роль была окончательно передана актрисе Соколовской. Тем не менее знаменитая речь Клары в спектакле МХАТа так и не стала одной из центральных сцен, как это имело место в спектакле “Страх”, шедшем в Ленинградском театре имени Пушкина. Там роль старой большевички совершенно великолепно, с полной убеждающей правдивостью сыграла Екатерина Корчагина-Александровская.
Пожалуй, стоит упомянуть о новогоднем столе. Время было трудное, действовала карточная система, так что “разносолов” не имелось. Тем не менее на празднично сервированном столе стояла бутылка настоящего французского шампанского, специально припасенная к Новому году, и миска с русской кислой капустой, которой мы закусывали новогодние тосты. Помню еще домашние кулебяки, столь любимые Константином Сергеевичем, и самовар.
Еще не было двух часов пополуночи, когда закончилось наше новогоднее бдение, и мы, поблагодарив радушных хозяев, ушли. Я ощущал душевный подъем, спать совсем не хотелось. Ночь была тихая, безветренная, и с неба спускались снежные звездочки…
Степан БАЛАШОВ,
сотрудник Дома-музея Станиславского в Москве