Марию Петровну не любил в школе никто. Стоило ей войти в учительскую, как у всех находились неотложные дела, и педагоги разбегались по своим кабинетам. Ученики при одном упоминании ее имени бледнели, и самые закоренелые хулиганы со слезами на глазах на всякий случай обещали «больше никогда так не делать», хотя еще не знали, в чем провинились. Не родился еще кандидат на золотую медаль, в чьей работе она бы не нашла «ошибочку», сняв с оценки полбалла и таким образом не только поставив под угрозу получение медали, но и доведя до предынфарктного состояния как классную руководительницу, так и родителей. Едва она появлялась на родительском собрании, в классе повисала тяжелая тишина. Любого нарушителя она отчитывала так, что вокруг звенели стекла. И сам директор зеленел, а то и хватался за валидол, если она вбегала в его кабинет на перемене, требуя «принять немедленные меры». Себя она считала совершенством и искренне не понимала, почему все этого не признают. За много лет она не пропустила ни одного урока. Планы и отчеты были в порядке. Дисциплина идеальная. Мария Петровна первой вызывалась поработать на субботнике, подежурить на школьной дискотеке, не отказывалась от индивидуальников, успевала выступать на конференциях и семинарах, давала открытые уроки, исправно повышала свою квалификацию.
Все в школе понимали: избавиться от нее не удастся никогда.
Анна Ивановна вызывала у Марии Петровны безотчетную неприязнь, она даже временами не здоровалась с коллегой. Беда в том, что та тоже была совершенством, но иного плана. Анну Ивановну обожали ученики, уважали родители и любили сотрудники. Если ее не было в школе, всем чего-то не хватало.
Настал день, когда Мария Петровна вошла в школу, и вскоре по этажам прокатился шумок. На ней, как говорится, лица не было. Постепенно откуда-то стало известно: в доме, где жила нелюбимая всеми учительница, произошла авария. Стало понятно, почему женщина неделю ходит в белой блузке и черной юбке. Значит, остальное пропало. Человек в беде. И тут взрослые интеллигентные люди растерялись. «Господи, как же к ней подойти-то? Она ведь может так рявкнуть!» – простодушно выразила общие чувства работавшая первый год Шурочка. Как всегда, люди понесли свои сомнения к Анне Ивановне. А та ответила, что уже собрала немного вещей и просто принесет их Марии Петровне. Коллектив решил: пусть Шурочка спрячется за углом и послушает, какая будет реакция, а там и решат, что делать дальше.
Анна Ивановна вошла в кабинет, положила на стол пакет с вещами. Наступила оглушительная тишина, у Шурочки, как она позднее призналась, коленки задрожали. А потом звонкий голос Марии Петровны возгласил на всю школу: «Аня, я всегда знала, что ты самая лучшая, а остальные, злодеи, даже доброго слова мне не сказали!»
И все облегченно вздохнули. А на следующий день потянулись в кабинет с пакетами. После уроков вскладчину заказали такси и помогли женщине отвезти вещи домой.
Если вы, читатель, ждете, что я расскажу о коренном перевороте, произошедшем в душе моей героини, вы ждете напрасно. От ее голоса по-прежнему сотрясаются окна. Хулиган Пенкин, услышав знакомый гневный окрик на большой перемене, снова от страха проглотил окурок запретной сигареты.
Изменились те, кто находится вокруг. Если Мария Петровна слишком уж распаляется, директор спокойно говорит ей: «Нет, будем людьми!»
И его все слышат.
Новосибирск
Комментарии