Бриллиантовый мост судьбы

Весенним, хотя и ветреным, но солнечным днем к Союзу журналистов Москвы шли ветераны Великой Отечественной войны. Их пригласили на торжество по случаю открытия к 60-летию Победы Аллеи Славы на Поклонной горе к братьям по перу. Шли фронтовики увековечить память о погибших для всех последующих поколений.

Глядя на них, уже не так легко идущих и тяжело поднимающихся ветеранов в автобусы, я не могла отделаться от созвучных этому «празднику со слезами на глазах» грустных дум. Мало того, что из бывших десяти тысяч военкоров фронтовых армейских и дивизионных газет только за время боевых действий погибло более полутора тысяч. Да сколько еще израненных и в силу тех же, от фронта унаследованных болезней скончалось уже в мирные дни, да и сейчас продолжают уходить из жизни по возрасту. С раздражением даже подумала я и о своих собратьях по перу, с пафосом расписывающих, будто не берут и годы в старческий плен, вечно остающихся молодыми душой ветеранов. А потом…

Вдруг мое внимание привлекла необычная пара. Она доверчиво опиралась на бережно поддерживающую ее руку спутника. А он явно старался защитить ее от довольно свежего даже в то солнечное утро ветра. И глаза обоих в буквальном смысле излучали, как говорят все те же любители метафор, «неземной свет».

Позже я узнаю, что это действительно неразделимая пара – супруги Софья Ермолаевна Хмелидзе и полковник в отставке Николай Данилович Костюков. Я безотчетно наблюдала за ними и во время торжественной церемонии на Поклонной горе. Стали мы встречаться и после праздника. Встречаться уже из личного, так сказать, интереса, возникшего в общем-то случайно, но закрепленного уже осознанным желанием узнать, как соединяются в человеческих судьбах случайность и закономерность, война и мир, горе и счастье.

Началось это с их взволнованного воспоминания о недавнем открытии Аллеи Славы на Поколонной горе и не менее сердечных поздравлений и пожеланий, с которыми обратились к ветеранам заместитель министра обороны Александр Васильевич Белоусов, председатель Союза журналистов Москвы, главный редактор газеты «Московский комсомолец» Павел Николаевич Гусев и первый секретарь Союза Людмила Васильевна Щербина. Порадовали их в творческой организации и сувениры, не оставившие равнодушными ни одного ветеранского сердца. Прежде всего, конечно же, это были необычные походные вещмешки с полным «боекомплектом» – солдатской пилоткой, котелком, фляжкой, банкой тушенки, буханкой хлеба и… фронтовыми же ста граммами.

Это, – наперебой говорили мои собеседники, – действительно дар памяти. Причем не только для нас, прошедших именно с таким набором в рюкзаках и столько, буквально огненных, дорог войны. Но и для наших детей, внуков. Не изведавших лично, а потому не ощущающих так остро, как мы, значение того – кровью миллионов отмеченного испытания на прочность нашей державы и верных ее защитников…

– Но как же вы, Софья Ермолаевна, в таком аду нашли и не потеряли друг друга всю долгую жизнь? – возвращаю я их к тому, что необходимо уже мне самой совместить в своем, и не только профессиональном, сознании.

Она смеется совсем по-девчоночьи, а он смущенно опускает голову. Как ни странно, – говорит она и ласково касается его плеча, словно извиняясь и стараясь заглянуть в глаза, – произошло это не просто довольно банально, а даже как бы и с исключающим продолжение знакомство началом. Встретились на мосту в Кировакане, где формировались 45-я армия и Сафарянская дивизия. Разговор завязался случайно и естественно привел к знакомству, как это иногда бывает между случайно встретившимися людьми. Но потом, по так и не выясненной до сих пор причине, – она снова с ласковой улыбкой смотрит на мужа – он почему-то вдруг неожиданно поцеловал меня. И так же неожиданно сработала моя «защитная реакция» – пощечина. Хотя было это, по-видимому, от обиды на то, что показалось, будто он считает легкомысленными грузинских девушек. Конечно же, я отвернулась от него и ушла…

Сделаю отступление и скажу, что мост их встречи оказался для этих замечательных людей «бриллиантовым». Дело в том, что в районном ЗАГСе отпраздновали они «бриллиантовую» свадьбу. Среди многих поздравлений было и от мэра столицы Ю.Лужкова.

– Но ведь последовало продолжение, если учесть общие, включая уже правнука, поколения вашей семьи? – напомнила я.

– А дальше внезапно прерванное знакомство продолжилось: видно, и правда так предопределила судьба, как предсказала мне еще в детстве считавшаяся ясновидящей соседка тетя Маша Дзидзадзе. Хотя как пионерка и комсомолка ни во что подобное я не верила, но ведь сбылось: и замуж я вышла раньше старшей сестры Любы, и муж оказался не грузином, двое детей у нас. И даже, – она погрустнела, произнося, – одна из внучек тяжело больна, если бы лучше и не «напророчила» тетя Маша…

А юнармеец Коля Костюков не просто стерпел пощечину гордячки-грузинки. Он от внезапно нахлынувших чувств к ней искал новой встречи. И она произошла на вечеринке, которую устраивали боевые товарищи по случаю дня его рождения. Она была среди них и удивлена в очередной раз, причем уже на «всю оставшуюся жизнь». Потому что когда после традиционных поздравлений и пожеланий гостей взял слово и он (как подумали все, для благодарности и ответных тостов), Николай Данилович – а серьезность момента требует именно официального поименования – вдруг заявил: «А я женюсь на Сонечке!».

Молодые люди стали встречаться. И с каждой встречей становились ближе и все необходимее друг другу. Когда не виделись подолгу, – а ведь уже вовсю шла война, и у каждого из них были свои боевые задания, например, она со своим знанием немецкого языка была переводчицей в контрразведке «СМЕРШ» – то скучали. А уж когда хотя и безмерная, но все-таки лишь «скука» превратилась в настоящие страдания, они решили устроить ту самую, давно во всеуслышание заявленную Николаем Даниловичем свадьбу. Пока неофициальную, без формальной регистрации брака. Чтобы иметь моральное право, о чем со времен «нравственного поучения» своей щепетильной подруги особенно пекся, уже и он, возвращаясь с заданий, хотел встречаться хотя бы в походном, но все же семейном гнездышке.

– Так продолжалось несколько лет, – рассказывает Софья Ермолаевна. – Но 5 декабря 1944 года у нас появилась дочка Антоша (Тонечка). Поэтому откладывать дальше оформление официального статуса семьи не захотели и расписались, как принято говорить.

– Наверное не легко было и с родами во фронтовой-то обстановке? – буквально ошарашенная этим повествованием все-таки спрашиваю я.

– Это и действительно могло закончиться трагично, – соглашается она. – Даже сейчас жутковато вспоминать. Служили мы тогда в Первой автомобильной отдельной бригаде, которая дислоцировалась в селе Мгуп, в четырнадцати километрах от Еревана. Бригада перегоняла автомобили из Персидского залива на Северный Кавказ. В Иране в то время свирепствовала малярия. Заболевшие солдаты-перегонщики «сгорали» самое большее за три дня. А я, к тому же еще и на девятом месяце беременности, подхватила эту болезнь. Температура – за сорок, и в то же время буквально леденящий душу озноб. Погрузили меня в «легковушку», чтобы срочно отвезти в ереванскую больницу. Впереди сел наш начальник Александр Емельянов, а на заднем сиденье – мы с Николаем. Но дорога-то не просто в ухабах, а вся состоит из ям и вздыбленной земли. И попавшую в провал машину так шарахнуло, что она почти на бок легла. Наверное, мы и вылетели бы из нее, если бы не наш начбриг. Спасибо Емельянову – успел он выскочить и удержать валившуюся дальше машину буквально на весу, не дав ей перевернуться. Помогла его боксерская силища…

Шофер-солдат чудом вырулил на относительную «равнину» рядом с бывшей дорогой. Иначе погибли бы мы все, включая не успевшую еще родиться Антонину. Но малярией ее хрупкая, весом в 48 кг, мама болела долго. Приступы малярии изматывали Софью Ермолаевну и после рождения в 1947 г. второго ребенка – сына Ермолая. И сама она уверена, что окончательно излечил ее врач госпиталя для интернированных и военнопленных – тоже военнопленный – в Тбилиси, где она служила переводчицей оперотдела того же контрразведывательного ведомства. А о том, как оказалась в нашем профессиональном Союзе, – чуть дальше.

Говоря о семье, Софья Ермолаевна убеждена, что ее более чем 60-летнее супружество с Дедиком (так ласково называет она мужа) – это щедрый подарок той самой, предсказанной ей тетей Машей судьбы, которую она считала предрассудком по молодости. В любых ситуациях – в радости ли, а еще ощутимее, когда в горе, – он рядом. А жизнь не очень-то баловала их и в мирное время. Наверное, и действительно лишь переживший это сам поймет, чего стоила им одна только жизнь в эпицентре ташкентского землетрясения 1966 г., когда на разоренной этой бедой земле не укрывали от угрозы повторения кошмара наскоро сооруженные для уцелевших палатки. Или свалившееся на них известие о том, что рухнул этаж роддома, где в то время находилась только что ставшая матерью их дочка Антоша. И начали отходить от потрясения лишь когда узнали, что Тонечка, подхватив своего первенца и ребенка соседки по палате, которая не могла подняться с койки после тяжелых родов, выбежала во двор, уложила детей на траву в безопасном месте и сама помчалась наводить справки о своих родителях. А у них даже в том трагическом землетрясении «блеснул лучик света» – появился внук Александр.

Сердца моих собеседников переполнены (в их-то, казалось бы, отрешенном от земных тревог возрасте) бесконечными заботами о детях, пятерых внуках, а теперь уже и о первом правнуке. Случилось так, что Антонина более двух лет не могла работать. И Софья Ермолаевна с Николаем Даниловичем не просто взяли на себя груз ее забот, погасив и образовавшиеся долги. И лучше бы, как уже говорила она, не воплощаться в реальность одному из предсказаний тети Маши. Потому что внучка, которую они называют не иначе, «как дорогая наша Верочка», все детсадовские годы должна была наблюдаться в специализированном учреждении. А поскольку у ее родителей не было машины, чтобы ежедневно возить ее туда, Софья Ермолаевна приняла предложение замечательно отзывчивой души человека Александра Владимировича, который «подхватывал» бабушку с внучкой по дороге на собственную работу утром, и лишь по вечерам, уже в опустевшем общественном транспорте, возвращались они обратно. Не обошлась без ее помощи и семья сына Ермолая после рождения внука Александра. Софья Ермолаевна работала во Внешторгиздате, но потому и совместила знание иностранных языков с журналистикой, а затем и редактированием иноязычной литературы, чтобы выполнять свою норму – 12 авторских листов за месяц, чтобы всегда быть «на подхвате» у детей.

– Как же вы справлялись с усталостью при такой нагрузке? – не удержалась я от вопроса, вызванного большой жалостью к прочно завоевавшей мои симпатии «фронтовичке», для которой более 60 лет продолжаются те боевые будни.

– Усталость? – переспросила она, как бы даже не поняв сути моего вопроса, а потому сказала убежденно: – Мне кажется, называется это совсем по-другому. Любовь, естественное желание снять хотя бы часть забот с тех, кого любишь. Разве не так?

Что можно возразить на эту извечную мудрость людей, которые поистине любят, а не просто «теоретизируют» о любви. А она продолжала:

– Работала до 65 лет. А когда и Сашенька пошел в детский сад, сын уже купил машину и стал возить его туда сам. И у меня практически осталась всего одна забота – дорогая наша Верочка, а с выходом на пенсию отца невестки Александра Петровича и он разделил это со мной…

Слушая моих, неожиданно, но, по-видимому, уже навсегда приобретенных друзей, я не могла отрешиться от чувства, будто знаю их с той самой поры, когда встретились эти двоя на мосту Кировакана, где формировалась навсегда породнившая их 45 армия. И даже рада была укорам собственной совести. За то, что обвинила коллег в «лицемерии», когда наблюдала, с каким трудом шло по Арбату к Союзу журналистов Москвы и понималось в автобусы явно не получившее в жизни того, что заслуживало, славное наше старичье. И все-таки упорно шло, чтобы в Аллее Славы на Поклонной горе почтить не умирающей памятью подвиги своих коллег, которые как раз за то и отдали жизни, чтобы восторжествовали, наконец, на земле мир и справедливость. А что делаем мы для воздаяния должного им – еще живущим?..