Брачная ночь без невесты. «Кавказской пленнице» стукнуло 40

Эксцентрическая комедия Леонида Гайдая «Кавказская пленница, или новые приключения Шурика» вместе с предшествовавшей ей «Операции «Ы» (1965) и последовавшей за ней «Бриллиантовой рукой» (1968) образуют своеобразную трилогию, собравшую только в советском прокате такие кассовые сборы, которые не снились и американскому кинорекордсмену Стивену Спилбергу. Где-нибудь на Западе авторы этих кинохитов стали бы мультимиллионерами, у нас же они были обречены на такое же скромное существование, какое влачил придуманный ими Семен Семенович Горбунков из «Бриллиантовой руки». О том, как сочиняли и снимали «Кавказскую пленницу», нам рассказал известный писатель и сценарист Яков КОСТЮКОВСКИЙ.

Досье «УГ»Крылатые фразы- Нет, я не пью!- А я пью? Что тут пить?!* * *- Птичку жалко!* * *- …а тост без вина – это все равно, что брачная ночь без невесты.* * *- Жить, как говорится, хорошо!- А хорошо жить – еще лучше!* * *- Чей туфля?.. А! Мое!* * *- Между прочим, в соседнем районе жених украл члена партии.* * *- Короче, Склифосовский!* * *- Могу я видеть прокурора?- Можете. Где у нас прокурор?- В шестой палате, где раньше Наполеон был.* * *- Либо я ее веду в ЗАГС, либо она меня ведет к прокурору.* * *- Все ясно, это белая горячка!- Да-да, горячий и совсем белый!* * *- Мы вас вылечим. Алкоголики – это наш профиль.* * *- Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!

– Я начинал журналистом: во время войны был сотрудником фронтового отдела «Комсомольской правды», в послевоенные годы публиковал фельетоны, сатирические куплеты во многих центральных и районных газетах. Специализировался на юмористических диалогах для эстрады и сочинял цирковые репризы. В свое время мы с Юрием Никулиным много чего придумали в его Цирке на Цветном бульваре. А с Леонидом Гайдаем меня познакомил автор «Трактористов» и «Кубанских казаков» Иван Пырьев. Другой наш сценарист Морис Слободской был дружен с Гайдаем еще с 50-х, вместе они сняли сатирическую комедию «Жених с того света». Мы втроем сразу почувствовали себя командой единомышленников. Собирались обычно у меня дома за старенькой портативной машинкой «Эрика», на которой я до сих пор работаю.

Гарем для коммуниста

«Кавказская пленница» – наша вторая картина. После оглушительного успеха «Операции «Ы», которую только в первый год проката посмотрел каждый третий гражданин Советского Союза, мы решили продолжить приключения Шурика – незадачливого студента-очкарика, названного нами сначала Владиком. Однако чиновники сразу же приказали его переименовать, полагая, что Владик – это ВладЛен, то есть сокращенное Владимир Ленин. А следовательно, у зрителей могли возникнуть нежелательные ассоциации с вождем мирового пролетариата.

Подходящий сюжет сложился из нескольких публикаций в провинциальной прессе, рассказывавших о подлинных случаях, когда на Кавказе, в республиках с мусульманскими традициями, партийные боссы устраивали себе гаремы. Правда, предметом купли-продажи становились в основном местные девушки, и вряд ли кто-либо посягнул бы на свободу приехавшей погостить к тетке русской «красавицы, комсомолки, спортсменки». Но гнусной сути преступления – торговли людьми – это никоим образом не оправдывает.

Как нам разрешили это снимать? Очевидно, Гайдай, войдя в обойму успешных режиссеров, получил некоторую свободу действия. На кинематографе государство зарабатывало огромные деньги. Хотя партийному идеологу Суслову приписывают фразу: «Мы идеологией не торгуем». Дескать, советскую власть не интересует: есть сборы или нет, главное – чистота коммунистической идеологии. Но это лукавство. В те годы кинопрокат составлял существенную строку госбюджета наряду с торговлей водкой и нефтью.

Как мы дурили начальство

Курировавший нас Иван Пырьев был сложным человеком. Горячо ратуя за развитие комедийного жанра, он в то же время грубо и не к месту вмешивался в съемочный процесс, часто действуя по принципу: лучше хуже, но по-моему. Так, ему очень не понравилась песенка «Если б я был султан», которую написал Александр Зацепин на наши слова. Обычно этот постоянный композитор Гайдая работал с поэтом Леонидом Дербеневым. Но здесь был особый случай, требовались сатирические куплеты – как раз наша специализация. Мы так радовались, когда песня была готова и Юрий Никулин ее блестяще спел. Но Пырьев вдруг заявляет: «Выбросить! Она тормозит действие». Все наши попытки переубедить его были тщетными. Мы приуныли. Тогда симпатизировавший мне человек из окружения Пырьева посоветовал: «Отложите это дело. Пусть он остынет и позабудет». Мы так и сделали. А через время опять показали Ивану Александровичу ту же песню, сократив ее всего на один куплет. Я был уверен, что он возмутится и с треском выгонит нас из кабинета. Но Пырьев послушал и просиял: «Это как раз то, что надо! Ведь можете, если захотите». Вот так, чудом, песня осталась в фильме. Мы тогда дали друг другу слово никому не рассказывать, как дурили знаменитого режиссера и, в общем-то, хорошего человека, но за давностью лет, когда я остался единственным участником тех событий, думаю, можно нарушить молчание.

Когда много лет спустя выходила книжка наших сценариев, мы хотели туда дать полный текст песни «Если б я был султан». Но ни на «Мосфильме», ни у нас он не сохранился. Мы уже потеряли надежду, когда одна моя знакомая сказала, что в детском саду, куда ходит ее внучка, эту песню поют полностью. И действительно – это был тот самый утерянный вариант. Представьте себе детей, поющих «Если б я был султан, я б имел трех жен». Мы обалдели. Каким образом это попало в детский сад? Загадка.

На троих

Мне не раз приходилось слышать, что якобы у Гайдая были натянутые отношения с троицей Никулин – Вицин – Моргунов. Это не совсем так. После короткометражки «Пес Барбос и необычный кросс» и особенно «Операции «Ы» они стали невероятно популярными. Однако Гайдай к Балбесу, Трусу и Бывалому охладел, считая этих персонажей «отработанным материалом». Тут он был глубоко не прав. И мне стоило усилий его разубедить. Нас рассудила «Кавказская пленница», где эти персонажи блестяще вписались в сюжет, дополнив замечательный дуэт Владимира Этуша и Фрунзика Мкртчяна.

Мы, трое сценаристов, ненавидели так называемый теоретический юмор – это когда зритель должен смеяться в том или ином месте фильма, но не смеется. Собираясь у меня дома, каждый приносил, как говорил Гайдай, «с собою в клюве» какие-то заготовки, которые со словами «ну, в закрома» доставали и сводили воедино. Однажды я опрометчиво сказал Гайдаю, что долго смеяться могут только идиоты. Потом, когда я просил разрешения дописать смешную сцену, он мне возражал: «Вы же сами сказали, что долго смеяться могут только идиоты, поэтому ничего дописывать не будем». Гайдай считал, что комедия как искусство грубое и понятное каждому не должна быть затянутой. Помню мы у него выпрашивали лишние три секунды, чтобы вставить какую-то смешную фразу, а он нам говорил: «Лишние три секунды на экране так же томительны, как лишних три часа в реальной жизни». А однажды во время спора я ему сказал: «Леня, я не могу вам сейчас доказать свою правоту, но я печенкой чую, что делать надо именно так». Неожиданно этот аргумент подействовал на Гайдая, и на экране этот эпизод получился хорошо. В другой раз Морис Слободской меня попросил: «Скажи, что печенкой чуешь, пусть он с нами согласится». Но я уже не злоупотреблял этой фразой.

Она приглянулась Брежневу

Готовая картина вызвала много нареканий у чиновников. Госкино готовилось положить ее «на полку», а нас занести в черные списки неблагонадежных авторов. Спас случай. Как-то в пятницу вечером на студию позвонили из аппарата Брежнева и попросили прислать на дачу к генсеку «что-нибудь новенькое и веселое». Ничего подходящего не нашлось, кроме «забракованной» комедии Гайдая. «Кавказская пленница» так понравилась Леониду Ильичу, что он за выходные пересмотрел ее несколько раз, показал жившим по соседству членам политбюро ЦК и, пересыпая свою речь репликами из фильма, поздравил по телефону тогдашнего председателя Госкино СССР Алексея Романова «с очередной победой советского кинематографа». Знал бы Брежнев, как после первого просмотра Романов кричал на нас, называя картину «ярой антисоветчиной».

«Кавказскую пленницу» стали готовить к прокату. Однако фразу из финала: «Да здравствует советский суд, самый гуманный суд в мире!» – сочли издевательской и потребовали убрать. Мы пришли в отчаяние, потому что считали – это удачная концовка. Без нее финал ослабевал. Чтобы сохранить эту фразу, я робко предложил заменить слово «советский» на «наш». И чиновники с облегчением вздохнули: это же совсем другое дело! Но скажите, что изменилось по существу? Ничего. Вот на какую ерунду уходили последние ресурсы мозга. Вот так приходилось работать.