Читатель в России – больше, чем читатель. Писатель тоже больше, чем писатель. И роман, если он не рулон туалетной бумаги, тоже превышает самое себя. Стоит ли удивляться в этой связи, что книга Ильдара Абузярова «ХУШ», словно брошенный камень, вызвала такую бурю – пусть и всего лишь в граненом стакане нашей отнюдь не выдающейся критики. В этом романе о терроризме ничего, порочащего ислам или проповедующего насилие, лично мною обнаружено не было. Напротив, это вполне светское и пронзительно лиричное повествование, отражающее реалии наших дней.
Написать роман о террористах – казалось бы, чего проще? Бери любую газету и переписывай передовицу. Они и выходят пачками, эти роман-газеты – на желтой газетной бумаге, в мягких обложках, карманным форматом. Однако данная книга в указанный ряд явно не вписывается. И виной тому не формат, не переплет и даже не бумага. Этот роман, на мой взгляд, относится совсем к иному ряду. Вполне уместен он был бы на одной полке с томами Достоевского и Кэндзабуро Оэ. Откуда такое странное, экзотическое соседство? Попытаюсь объяснить.Помнится, был у Виктора Пелевина симпатичный такой ранний рассказ «Верволки средней полосы», герой которого совершенно внезапно обрел вторую жизнь в позднем и, на мой взгляд, лучшем его романе «Священная книга оборотня». За прошедшие годы юный волчонок-оборотень Саша подрос и превратился в матерого волчару-оборотня в погонах – доблестного офицера ФСБ. Нечто подобное приключилось и с героем совершенно очаровательного раннего рассказа Ильдара Абузярова «Парусник Улисса». С той разницей, что смуглый честный влюбленный мальчик Али к роману «ХУШ» нисколько не повзрослел (странным образом отстав в этом плане от своей возлюбленной) и офицером ФСБ не стал. Стал же он… ну правильно, террористом, то есть жизненную позицию занял прямо противоположную той, что отвел своему герою Пелевин.Итак, герои романа – террористы. Откуда в них эта странная тяга к насилию и одновременно готовность к самопожертвованию? И что собой представляет терроризм как явление? Террористами принято считать Каракозова, народовольцев, Гаврило Принципа, но были ли террористами японские камикадзе? А Николай Гастелло? И можно ли считать таковым библейского Самсона? Ответ вроде бы прост: Гастелло не был террористом, так как таранил танки, а не санитарные фургоны. И Самсон обрушил свод на головы врагов своего народа. Однако и наши цареубийцы, и сербский патриот метили тоже не в частное лицо, но в руководителя враждебного государства (в случае с народовольцами – государства, враждебного по отношению к собственному народу).Выходит, все зависит от точки зрения, и грань между подвигом и преступлением не толще лезвия бритвы? Вообразим себе некую страну, чье население сокращается такими темпами, что не снились и самой Маргарет Тэтчер, заявившей некогда, что число жителей СССР нужно уменьшить до 10 миллионов – больше-де для обслуживания нефтегазовой трубы и не надо. В стране этой царят разруха, безработица, преступность, детская беспризорность, проституция и смертность, отсутствуют элементарные социальные гарантии, недоступна медицина и т. д. При этом страна обладает богатейшими природными ресурсами, активно экспортируемыми, однако выручаемые средства распределяются среди весьма ограниченного круга лиц, на службе у которых состоит все государство. Этим людям также не нужны «излишки» населения, не задействованные в обслуживании трубы.В романе неоднократно подчеркивается социальная природа протеста героев. Абсолютно верно подчеркивается, но, на мой взгляд, неоправданно часто. Автор как будто не уверен, что так оно и есть на самом деле, или же не доверяет читателю, спешит представить готовые выводы, вместо того чтобы дать возможность прийти к ним самостоятельно. Кроме того, писатель слишком мало внимания уделил другим аспектам и подоплекам терроризма – психологическо-религиозным, считая терроризм прежде всего явлением социальным. Зато исторический экскурс по местам и временам боевой славы русского терроризма ему удался просто на диво, и тут не соглашусь с автором другого отзыва, будто вставные главы о дворнике Юсуфе выпадают из общего контекста. Не выпадают, но, напротив, связывают, скрепляют повествование, придают ему новый вес и смысл, делают более живым и достоверным.Что же до критиков, усмотревших в романе признаки рекламы терроризма, то они лишь подтвердили тот факт, что книга стоящая. Не те это господа, чтобы тратить свое лоббиподданническое красноречие на пустышку. Если же они искренне считают, что имеют дело с абсолютным злом, одно упоминание названия которого способно накликать беду, то грех плевать в их страусиные души, но все-таки скажу: если бы они на самом деле прочли роман, то, возможно, и сами бы поняли, что книга эта куда более контртеррористична, чем все спецоперации ФСБ вместе взятые. В начале мною не зря были упомянуты Оэ и Достоевский. Они создатели «бесовской» литературы, и «ХУШ», на мой взгляд, имеет прямое отношение к данному направлению. Сюда же, кстати, можно добавить «Мать» Горького и «Книгу Мануэля» Кортасара – разве не террористами были герои последней, похитившие некое официальное лицо, чтобы освободить из тюрьмы своих товарищей?Наиболее замечательной составляющей книги является ее язык. Роман «ХУШ» написан в яркой импрессионистской манере: от внешних признаков и впечатлений читателю предстоит совершить непростое путешествие вглубь, к сути предметов и явлений. Язык книги поэтичен и щедр. Автор насыщает (если не сказать – перенасыщает) текст яркими, причудливыми образами. И хотя образы не всегда точны, а чувства героев не всегда убедительны, ставлю по пятибалльной системе автору «четыре с плюсом» авансом – и буду ждать от автора новых, более зрелых и не менее талантливых книг.Дмитрий ПОМЕРАНЦЕВ, Нижний Новгород
Комментарии