Bизитная карточка

Под управлением любви

“Розовый директор” держит “Манифест” компартии рядом с Нагорной проповедью

Продолжение. Начало в ##20-22

– Школа вообще обостряет чувства. Я никогда не волновалась так, как в тот день, когда подписывала первый аттестат в первом выпускном классе. Сколько бумаг визировала я за свою жизнь, но даже первый партбилет, подписываемый мною, не дал столько эмоций. Тогда я поняла: Российская школа есть, это уже факт существования, мечта, ставшая явью.

Школа радости – это радость в школе, для нее есть немало поводов, если искать их постоянно. Нынешним детям досталось трудное время, вокруг них в основном негатив. Но ведь где-то должно быть хорошо! Юным просто биологически нужны оптимисты рядом.

И вообще, я уверена, школа радости начинается с улыбки директора.

Улыбка Гусевой, как улыбка Джоконды. Не к тому, что так же таинственна, а к тому, что так же неизменна. “Она всегда улыбается”, – первое, что рассказывают ученики о своем генеральном директоре. Это не просто воспитательный прием и не отблеск заложенного уже навсегда комсомольского задора. Это мироощущение.

Она рассказывает коллегам: была в одной школе на выпускном, и там ребята были в черном. И сквозь недоумение тут же идея для себя: к следующим выпускным мы сделаем своим девочкам платья: в младшей школе – розовые, в средней, где голубая мечта, – голубые, а самым старшим в лицее – белые.

Черный цвет – не ее цвет. Она сама верит в светлое и стремится научить тому же своих ребят. Хочет научить их не просто жить, но чувствовать вкус жизни.

Татьяна Адимирикановна помнит свое собственное ощущение переполненности будущим – когда сбегала с лекций в институте, чтобы просто побродить по Красной площади, полюбоваться вечной ее красотой. Молодые вялотекущие ей не нравятся.

– В Российской школе мы предлагаем ученикам модель жизни иную, чем ту, что они видят со всех сторон. Мы пытаемся заразить их бациллой достойного человеческого существования, чтобы они понесли ее с собой в мир и мир вокруг них стал чуть светлее.

Всякое может случиться в их жизни. Не грех упасть, грех не подняться – показываю я им слова, начертанные у Гремячего Ключа, там, где храм Сергия Радонежского. Я не могу уберечь их от ошибок, но пытаюсь научить не сломаться под обстоятельствами. Наши больные дети помогают здоровым беречь и ценить жизнь – чужую и собственную. В нашей системе координат человек становится понятнее человечества. Потому на все лады мы повторяем ребятам: “На этой земле ты один. Именно ты – для чего-то”. И еще говорим: “Ты не просто так топаешь по земле, у каждого свое назначение. Не прозевай его! Выбирай сам, кому нести свет, – хочешь стране, хочешь одному-единственному человеку рядом”.

Гусева предлагает честные отношения, потому не делает секрета из своих ошибок. Она расскажет детям о том, какой была в молодости максималисткой. Людей мерила одной исключительно меркой – своей. Искренне не понимала: как же так, я коммунизм строю, а кто-то не строит? Потом сообразила, не все строители, у каждого своя миссия на земле.

Да и с коммунизмом вон как, оказывается, вышло… Сложный сюжет для “красного директора”?

– Я не красная, я розовая. В том смысле, что идеалистка. Никогда не отрекусь от того, что делала тридцать лет, и от взглядов былых не отрекаюсь, постулаты “Манифеста Коммунистической партии” рядом с “Нагорной проповедью” стоят: “братство”, “равенство”, “поддержка человека человеком”. Другое дело – исполнение… Впрочем, что теперь говорить? Случилось то, что случилось.

Хотела бы я обратно? Нет! Сама Российская школа, выпадающая из многих канонов, тогда б не смогла состояться. Сегодня время открытых возможностей, когда без демагогической давиловки можно многое сделать, если, конечно, у творца задача не ограбить Россию. При всем плохом, что происходит в стране, это очевидно.

Есть у меня девиз “Говори, что знаешь, делай, что можешь, и будь, что будет!” Эти слова Льва Толстого, пожалуй, самое справедливое, что можно сказать сегодня. Пена сойдет, страсти-мордасти улягутся, будем жить дальше. Кого-то в советском прошлом действительно коснулась тоталитарная машина, но большинство людей все-таки писали свою жизнь сами. Участникам и свидетелям исторических событий не оценить их истинности, и судьба народа не в их руках.

В моих руках, например, судьба моих детей, моих близких и моя собственная. На это только и полагается работать. Тем более педагогу. Я уверена: школа вместе с учителем обязана быть вне политики, как, скажем, писатели или поэты. Они душу воспитывают, а это неподвластно идеологии. Детей, повторяю, единственному надо учить – жить по-людски.

Этот эталон для Татьяны Адимирикановны главный. С настойчивостью и кропотливостью работника института мер и весов она вымеряет и оценивает результаты. Ее дети добры: когда учительница сломала ногу, ученики не вылезали из ее дома. Они милы и раскованны: “Дайте мне телефон Гусевой”, – просит у завуча первоклассник, ему надо обсудить кое-что с генеральным директором срочно. А мальчик из Спитака в домашнем разговоре (это Гусева узнала от его мамы) сказал: “Хорошо, чтобы все народы дружили между собой так, как дружат в Российской школе”.

Привлекательна именно скрупулезность в подборе директором подобных деталей, список которых можно продолжать бесконечно. Гусева с удовольствием будет “мелочиться” и лишь на восемнадцатом месте расскажет, что на городских предметных олимпиадах ее ученики конкурировали с ровесниками из спецшкол, что на международной художественной выставке из пятнадцати посланных в Германию работ двенадцать оказались победителями.

Ученики всех возрастов в состоянии понять, работают с ними в школе или живут, воспитывают их или любят. Потому они платят своему директору тем же. Нынче зимой в Татьянин день вся школа отмечала большой праздник. Татьяне Адимирикановне исполнилось пятьдесят. Не было ребенка, кто не принес бы цветок или открыточку, были стихи, и песни, и танцы, адресованные юбиляру. “Ну прямо наш Ким Ир Сен”, – пошутила тогда Гусева.

От Ким Ир Сена, заметим, кое-что есть. Например, подаренные всем детям календарики, где на обратной стороне портрет Гусевой.

Что ж, слаб человек… Но если личности нет, а есть один культ – один разговор, а если все-таки личность… маленькие женские слабости допустимы. А что, собственно, еще есть у Гусевой, кроме школы? Судьба освободила генерального директора от семьи и детей, чтобы она смогла осуществить свою миссию, имя которой Российская школа, чтобы всего за одну ударную пятилетку сумела сделать то, что здесь сделано.

– Однажды я подумала, что, наверное, эти пять лет самые счастливые в жизни моей и школы. Уже найдено место, где будет строиться наша новая школа, в которой мы встретим ХХI век. Архитекторами делается проект, вместе с учеными разрабатываются программы, модель национального образования. Это будет наш Российский Кембридж. Но такого счастья, какое испытываю я, ступая по нашим ветхим полам и деревянным скрипучим лестницам, думаю, больше испытать не придется.

Ну да посмотрим, жизнь умнее всех ожиданий…

Вот и все, закончилось еще одно из воскресений – лучший из дней для разговоров со всегда занятым директором. Завтра Гусева уезжает в Америку (к совместному образовательному проекту Российская школа уже приступила). Автор прощается со своей героиней, но будет долго ее вспоминать как всякого интересного, увлеченного человека, с кем сводит журналистская судьба. Сколько бы ни спорили о роли личности в истории, ясно: без Татьяны Адимирикановны Гусевой истории у Российской школы вообще не было бы.

– Тут принципиальнейшее уточнение. Российская школа не состоялась бы ни за что, если бы я была одна. Мы начинали втроем: Нина Васильевна Григорьева, Наталья Викторовна Козлова и я. Судите сами о том, что это за люди. Нина Васильевна в Российской школе сегодня не работает (это если смотреть в трудовую книжку), а если по сути, все свободное от воспитания внучки время она по-прежнему отдает нам. Она и поныне больна школой. Ее должность теперь, как бы это сказать? – “вместо танка”. Везде, где линия прорыва, она с нами, как и пять лет назад.

Наталья Викторовна Козлова – второй наш столп. Это человек, с которым в предбаннике этого неказистого здания мы начертали первые эскизы будущего. Сегодня она, директор-координатор Учебного центра, и поныне работает на очень высокой ноте, причем является не только дирижером, размахивающим палочкой, а сама играет по высокому классу. Потом на одном из наших будущих конкурсов она получит имя “Мисс Имидж”. Этот человек всегда в форме, но не в футляре. Как это удается, известно только ей.

Очень скоро к нашему трио прибавилась Надежда Владимировна Иванова. Девочка с кудряшками – председатель городского пионерского штаба моей комсомольской юности, очень скоро она стала “мозгом” Российской школы. Она наш главный образовательный технолог: мало кто умеет так видеть перспективу. Без Ивановой сегодня в Российской школе не было бы того четкого учебного процесса, без которого рухнут все воспитательные постройки. Кстати, она первый директор филиала Российской школы в Америке… Впрочем, Америка была тогда еще в тех же снах…

Их действительно здесь немало – прекрасных учителей, грамотных администраторов, надежных союзников. Но все-таки первое слагаемое феномена по имени Российская школа – личность генерального директора. Учебный центр держится на ее энтузиазме, движется ее энергией, освещен светом ее личности.

Партийный лидер или деловая женщина – она успешна в любом деле, за которое взялась. В целом идеалистка, Гусева – все-таки реалистка, она знает, чего хочет, и шаг за шагом идет к намеченной цели. У нее четкая логика, повышенная интуиция, а также сны, в которых приходят идеи. Это руководитель из тех, кто видит перспективы, но не теряет человека. Она значительней мелких счетов и выше больших обид. Когда бывший муж привел в Российскую школу своего сына: “Я хочу, чтобы он учился именно у тебя”, – она, ясно, взяла мальчика и, больше того, считает его одним из своих “крестников”, которых тут множество.

И еще добавим для объема одну нехрестоматийную картинку: однажды, выйдя на летних сборах на балкон, под которым стояли дети, и, как всегда, приветливо помахав им рукой, Гусева грустно пошутила: “Может, такой балкончик стоит предусмотреть и в новой школе. Когда я стану очень старой, то, словно папа римский, буду иногда приветствовать отсюда своих учеников”.

Она уже почти единое с ними, с полутысячей своих чужих детей, для которых и сегодня, в канун ХХI века, учитель все так же сеет разумное, доброе, вечное. Может, Гусева так одержимо сеет еще и потому, что на этих ребят смотрит с корыстной надеждой: от того, какими они вырастут, зависит и ее личная старость тоже…

Всего важнее погода в доме,

или Дети любят школу, если школа любит детей

А потом он вернулся. В лицее обрадовались, но не очень удивились: из этой школы ученики, как правило, не уходят; пальцев на одной руке хватит, чтобы посчитать, сколько ребят ушло отсюда за все время. Правда, у Славы был особый случай. Он перешел в физматшколу: собирается поступать в МГУ. Ровно через две недели мальчик попросился назад. Разволновавшихся родителей успокоил, пообещал заниматься сам, сдавая каждый год экзамены по курсу физматшколы, а учиться все-таки здесь. Одноклассникам и ученикам “блудный сын” объяснил свой поступок просто: “Там – одни науки, а здесь – жизнь”.

Чего ребята желают больше – учиться или просто жить-быть в своей школе, – сомнений нет. Как и всякие нормальные дети, эти предпочитают настроение, атмосферу, градус тепла в собственном доме. В Российской школе тепло и солнечно даже в самые ненастные дни…

Школа как школа, урок как урок. И вдруг то тут, то там маленькими штрихами обозначается нетипичность, легкие приметы отличия этой школы от тысяч других. Как везде, сутуловатые спины и уже коротковатые рукава пиджачков. Но пиджачки какие-то ладные (шились по заказу, а не закупались на оптовой базе) и изобретательно разноцветные. Светлые деревянные столы абсолютно чистые, без надписей и рисунков, как в собственном доме. Как в собственном доме, детей называют только по имени – на уроках и после. Ученики отвечают, кому как удобно, чаще сидя. Понадобилось ребенку выйти, не спрашивая, он встал, потом вернулся: зачем отвлекать общее внимание? Непринужденность общения на уроке бросается в глаза, здесь не просто один отвечает, а остальные слушают, тут, скорее, общий разговор, собеседование. Польза для ученика диалога с учителем и сверстниками очевидна. Ребенок не просто присутствует на уроке, а работает: совместное доказывание теорем и подтверждение аксиом, вполне корректный гуманитарный спор. Не то чтобы совсем индивидуальное обучение, но и не массовка, когда 40 учеников даже глазом не окинешь. Маленькие классы и психологически комфортней: дети не стесняются говорить, ошибаться. И в помине нет привычной школьной духоты, здесь натурально легче дышится. Впрочем, здесь легче дышится вообще.

“В Российской школе много поразительного, – тут и дальше строчки из сочинения одиннадцатиклассницы Аллы Ольша. – Когда я впервые пришла сюда, прежде всего меня поразили размеры школы. После бывшей 5-этажки с колоннами, длинными коридорами и большими залами было странно себя ощущать в малюсеньком помещении с домашними шторами на окнах. Я находилась в недоумении: разве это школа? Мы привыкли чувствовать, что школа – это храм науки, здесь же все крайне “одомашнено”, если можно так сказать, максимально приближено к тебе.

Здесь можно просто так поиграть на фортепиано, без плачевных последствий – обвинения в поломке школьного имущества и вызова к директору. Подобный факт может показаться незначительным, но в моей бывшей школе нам под страхом казни не разрешали приближаться к инструменту, боялись, что его сломают, а тут на нем все играют и почему-то никто не сломал. Это относится не только к пианино, а ко всему, что нас окружает.

Больше всего меня поразило отношение ко мне всех – от уборщицы до директора. Здесь никто не пытается нас оскорбить, нажаловаться. Отношение между учеником и учителем – самая больная тема для многих – решается очень просто, здесь выполняется правило: как ты относишься к людям, так и они к тебе. В нашей школе для ученика не существует слова “нет”, есть только “да” и “конечно”. Нас очень хорошо учат, но никакая отличная общеобразовательная программа, никакие умные учителя не заменят той атмосферы, в которой хочется работать.

Нам, выпускникам, остается только позавидовать тем первоклашкам, которые здесь начнут учиться, еще не понимая, какой дается им в жизни шанс. И не дай Бог, чтобы они узнали, что в школе бывает и иначе…”

Элла ЩЕРБАНЕНКО

Продолжение следует

Занятия лечебной физкультурой ведет инструктор-методист Вера Шустина

Фото Бориса Мускевича