На чтение: ≈ 14 мин.Не успел молодой столяр Гена ВАСЕНКОВ втянуться в работу на мебельной фабрике №16, как его по комсомольской путевке направили учителем труда в московскую школу №309. Юноша лишь на месте понял, что ему предстоит работать в так называемом специальном коррекционном учебном заведении восьмого вида – для детей с олигофренией в степени дебильности. Как общаться с таким контингентом, он не знал. Первые полтора года мучился страшно. А потом полюбил свою работу. Двенадцать лет Васенков проработал учителем, попутно получил высшее образование. А в 1982 году его направили директором в школу-интернат №102 – того же профиля. Геннадий Васильевич и до сих пор руководит этим учебным заведением. Сейчас оно признано одной из лучших коррекционных школ не только в столице, но и во всей стране.
– Мы впервые создали модель учебного заведения с социально-трудовой защитой, – рассказывает Геннадий Васенков. – В 1995 году открыли учебно-производственный комбинат – предприятие малой полиграфии «Федоровец». Сейчас оно принимает заказы на печатание образовательной литературы и работает на полной самоокупаемости. Еще мы шьем белье для детских домов. Ребята получают за это зарплату. Департамент образования Москвы обещает нам в следующем году обновить рабочее оборудование. Московские власти вообще очень нам помогают. Другие коррекционные школы рады были бы перенять нашу методику, но не у всех есть такая материально-техническая база и такие кадры, как у нас.
– Геннадий Васильевич, опишите, пожалуйста, свою методику.
– В двух словах это трудно сделать. Я сравнил механизм формирования двигательных навыков у школьников с нормальным интеллектом и у нашего контингента – с недостатками психофизиологического развития. Помогло то, что я сам «от станка»: вспомнил, как сам учился в ПТУ, как у меня формировались профессиональные навыки и умения. Обыкновенный ученик проанализирует то, что видит, потом сделает выводы и начнет работать. У него сенсомоторные процессы доведены до автоматизма. А у наших детей нарушена связь между когнитивным и оперативным образами трудовых действий. То есть между представлением о результате движения и о самом движении. У них плохо формируются навыки, много лишних, неточных движений. Нужно налаживать связь между когнитивными, оперативными и сенсомоторными реакциями, тренировать речемыслительную деятельность. У нас работает уникальный логопед Полина Королева, кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством». Опираясь на прежние достижения в области профессионально-трудовой подготовки, мы разработали комплексную методику коррекционно-развивающих технологий и единую педагогическую парадигму, когда весь педколлектив работает в одном русле. Я же говорю, кадры у нас замечательные, я бы без них ничего не смог добиться. У нас два заслуженных учителя (Юрий Попов и Наталья Олейникова), шестнадцать почетных работников образования. На сто шестьдесят пять детей около ста учителей, врачей и психологов, из них сорок процентов – молодежь.
Нужны особые учебники, программы. Я сам пишу учебники. Вот видите, «Азбука переплетчика» для пятых-седьмых классов. Построена по принципу энциклопедии: «Б» – «Брошюра», «З» – «Записная книжка»… В таких учебниках материал должен подаваться более наглядно, чем обычно. Тут незаменим компьютер. Техническими средствами обучения мы обеспечены, опять же спасибо Департаменту образования.
Общеобразовательные дисциплины у нас преподаются на уровне не выше пятого класса обычной школы. При обучении русскому языку главное – научиться деловому письму, этикету. Знать, как надо общаться с начальством, а как – с друзьями… На математике мы до алгебры не доходим, ученику надо овладеть хотя бы арифметикой, чтобы уметь посчитать свою зарплату, расход материала. Для уроков литературы выбираются такие фрагменты произведений, где описывается какая-нибудь работа. Дети активно занимаются физкультурой, даже участвуют в соревнованиях специализированных школ. Но основной предмет, конечно, трудовое обучение.
– Какие профессии можно получить в вашей школе-интернате?
– Швея, столяр, переплетчик, работник кожгалантерейной промышленности. В последние три года мы еще стараемся обучать инвалидов с детским церебральным параличом, готовить их к профессии младшего медицинского персонала, санитара.
– С какого класса вы начинаете ориентировать детей на профессию?
– Первые три года наш талантливый педагог Тамара Володина проводит с учениками развивающие игры для коррекции пространственного мышления и сенсомоторных процессов. Уже в этом возрасте детям внушается, что в средней школе они должны будут выбрать один из видов труда. Четвертый класс – пропедевтический. Учитель Евгений Воробьев знакомит детей со всеми профессиями, к которым мы готовим. Потом собирается комиссия, обязательно с участием родителей, и решает, какую специальность ребенку выбрать. В пятом классе уже по четыре часа в неделю трудового обучения, в девятом – по восемь. На этом этапе главное – скорригировать профессиональные двигательные навыки. Десятый – двенадцатый классы у нас называются курсами профподготовки. Ребят посвящаем в студенты, у них уже не дневники, а зачетки. Они ведь дружат с нормально развивающимися сверстниками, их могут спросить: ты где учишься? Одно дело, если он скажет: «В коррекционном интернате», и совсем другое – «На курсах в профессиональном колледже». Убьешь эту гордость – не будет и мотивации учиться, включаться в нормальную жизнь.
– Как к вам попадают дети?
– Их направляет московский Департамент образования. Обычно мы брали столичных ребят, а в последнее время к нам поступают и из Подмосковья. Дети обязательно проходят строгую комиссию, в которой и психологи, и врачи. Иногда горе-родители пытаются к нам запихнуть здорового ребенка, чтобы сбыть его с рук: видят, что у нас интернат-пятидневка и бесплатное пятиразовое питание… К сожалению, чаще бывает иначе: детей, у которых действительно есть проблемы, не хотят отдавать в специализированную школу, а пытаются интегрировать в массовую. Никто не против интеграции, ради бога! Но ее должны осуществлять специалисты. На Западе в каждом коррекционном классе на уроке сидит учитель, а с ним дефектолог, психолог и социальный педагог. А у нас хотя бы в одной массовой школе можно такое обеспечить?.. Вот и интеграции не получается. Такие дети не усваивают программу. Им темп речи учителя не подходит. Они даже труду не способны обучиться на обычных уроках технологии. Их выпихивают в ПУ, но и там программа не по силам. Они комплексуют, на весь мир озлобляются, в конце концов их вербуют криминальные структуры.
Если у ребенка родители богатые, они клюют на объявления разных шарлатанов: за тысячу долларов вылечу умственную отсталость. Да не вылечивается она, ее можно только скорригировать, чтобы человек адаптировался к нормальной жизни. А то еще иногда нанимают репетиторов, пытаются тянуть такого в институт. Даже если он досидит там до диплома, какой же из него инженер, юрист или врач? Людям со сниженным интеллектом доступны только производственные профессии (есть перечень из тридцати трех специальностей, определенный Госкомтрудом) плюс работа в сфере обслуживания и сельском хозяйстве.
Наш контингент в основном олигофрены – это «дети выходного дня», они рождаются в пьющих, асоциальных семьях, но бывают и у вполне благополучных родителей несчастные случаи: родовая травма, неправильно принятое во время беременности лекарство… Если папа с мамой умные, они понимают: пусть лучше их ребенок будет простым рабочим и займет свою нишу в жизни.
– И ваши воспитанники хорошо приживаются на рабочих местах?
– А как же! Только восемь процентов детей, с самыми тяжелыми нарушениями, не удается трудоустроить – оставляем их работать в школьных цехах. Это наша «социальная крыша». А девяносто двум процентам выпускников помогаем после двенадцатого класса найти работу. Наши постоянные партнеры – типография «Красный пролетарий», мебельная фабрика «Лира», кожгалантерейная фабрика «Медведково». Я заметил, что наши ребята иногда бывают даже более привлекательны для работодателей, чем здоровые выпускники ПУ. Их не заберут в армию, они не рвутся в институт, они получили работу и держатся за нее. Я не раз видел в отделах кадров: придет «нормальный» выпускник ПУ, весь распущенный, жвачку во рту гоняет, бубнит: «А че это у вас тут, типа? Я тут как бы работать пришел…» Дают ему бумагу, заявление писать, он пишет черт знает что. А наш тихонько берет лист и сразу в правом верхнем углу выводит: «Директору…» Потому что это отработано годами, они этому учились с седьмого класса. И зарабатывать наши выпускники могут не хуже других рабочих. Кстати, к некоторым трудовым операциям люди с нарушениями интеллекта приспособлены даже лучше, чем здоровые. Работа на конвейере, например, для обычного человека очень утомительна. А наши дети с удовольствием выполняют монотонные работы на поточной линии. Ребята и в новой жизни не теряют связь с моим заместителем по социальным вопросам Зоей Имшиновой, и если у них на работе возникают какие-то сложности, она всегда готова прийти на помощь.
P.S.
Двенадцатого декабря Геннадий Васенков защищает в Педагогической академии последипломного образования докторскую диссертацию на тему «Профессионально-трудовая подготовка умственно отсталых школьников». Желаем ему удачи.
Из досье «УГ»
Геннадий Васильевич ВАСЕНКОВ окончил филологический и дефектологический факультеты Московского заочного педагогического института. Кандидат педагогических наук. Заслуженный учитель Российской Федерации. Лауреат премии А.Н.Луначарского. Доцент Педагогической академии последипломного образования. Председатель совета директоров коррекционных школ. Депутат муниципального собрания Свибловского района Москвы. Автор шести учебников и двух учебно-методических комплектов для детей со сниженным интеллектом и 36 статей по проблемам коррекционной педагогики.
Выбор читателей
Комментарии